О первом и последнем президенте Советского Союза трудно писать объективно и беспристрастно. Пожалуй, вряд ли отыщется среди современных политиков персонаж, который бы одновременно удостаивался столь разных оценок - от высочайших похвал до уничижительной хулы. При этом о Горбачеве редко кто пишет в спокойном "объективистском" ключе. Между тем с момента превращения главы государства в главу фонда собственного имени минуло уже двенадцать лет, и настало время для более взвешенной оценки этого бесспорно неординарного политического деятеля.

Какова историческая роль Горбачева в российской и мировой истории? Какой из его политических шагов более важен и ценен: "новое мышление" и демократизация или спешный, в "пожарном порядке" вывод советской армии из Германии и Центральной Европы, ликвидация монополии КПСС или развал государства (не важно под каким флагом существовавшего)? Заниматься подведением итогов и постановкой окончательных "диагнозов" пока преждевременно, но день рождения Михаила Сергеевича - хороший повод для выработки более адекватного (не "черно-белого") взгляда на эту по-своему трагическую фигуру.

Горбачевский проект, вошедший в историю под именем "перестройка", завершился поражением. Поражением трагическим и необратимым. "Перестройка - не новостройка", - провозглашал в свое время один из приближенных к Горбачеву лиц, партийный идеолог первого ряда Вадим Медведев. Задуманный как второе издание "оттепели", план "Горби" по незначительной перелицовке социализма и приданию "самому справедливому строю" человеческого лица провалился. В 1991 году и социализм, и ведомая Михаилом Сергеевичем КПСС, и им же возглавляемое первое в мире социалистическое государство СССР перестали существовать. Никаких реальных предпосылок для их возрождения сегодня не существует.

Тот факт, что самая главная на сегодня политическая сила, выступающая под красным знаменем, КПРФ, хоть и с многочисленными оговорками, но признала и частную собственность, и парламентаризм, и многопартийность, о многом говорит. Тем не менее, было бы неверно говорить о "перестройке" как проекте безрезультатном и исключительно провальном. Без начавшейся при Горбачеве политической либерализации и разрушения монополии КПСС не было бы ни августа 1991-го, ни рыночных реформ, ни прекращения "холодной войны". Но вся проблема заключается в том, что сам Михаил Сергеевич, неоднократно удостоенный лавров "крестного отца" свободы и демократии, не сделал ровно ничего для торжества тех самых ценностей, защитником которых его до сих пор изображают европейские и американские политологи (бывшие советологи и кремлинологи).

Для оценки эффективности политической деятельности существует особая шкала, весьма отличающаяся от системы оценок научной или творческой работы. Политик может считаться эффективным, если он предвосхищает развитие событий, умело разрабатывает свой план по нейтрализации противников и достижению нужных результатов и, в конце концов, этих результатов добивается. Если же политик выступает в роли вечно догоняющего, пассивно идет за событиями, а не пытается их направлять, - его действия нельзя считать результативными. Имел ли Горбачев концепцию реформирования советской экономики и политической системы к моменту своего прихода к власти?

Подобный вопрос прозвучит как риторический. Материалы апрельского Пленума или 27-го Съезда КПСС не дают никаких оснований говорить о существовании целостной программы преобразований. Для постановки реформаторских задач необходимо было сначала констатировать кризисные явления, определить их первопричины и указать возможные пути устранения. Увы, партдокументы середины 1980-х - это все та же марксистско-ленинская фразеология, все тот же догматизм. Встав у руля в условиях политической геронтократии и надвигавшегося кризиса, Михаил Сергеевич первые два года своего правления занимался привычным для генсека делом - кадровыми перестановками, кампанейщиной (чего стоит одна антиалкогольная кампания!) и борьбой со старыми "брежневцами". Было бы по меньшей мере странно увидеть в провозглашенных Горбачевым лозунгах подлинные реформаторские замыслы (пусть не на европейский, но хотя бы на китайский манер). Генсек почти одновременно провозгласил стратегию "ускорения" и курс на "перестройку", что было по сути равносильно борьбе за получение деревянного железа или горячего льда: "ускорение" предполагало, что советская система имеет огромные резервы для роста, а "перестройка" настраивала на более пессимистический лад и требовала структурных реформ.

Начиная с январского и июньского Пленумов ЦК КПСС 1987 года, неоднократно названных историческими и поворотными, в действиях Горбачева стали улавливаться новые черты: большая смелость в оценках, стремление к расширению рамок свободы для советских граждан. Но беда в том, что и после 1987 года Горбачев не понимал до конца, какие реформы необходимы, каковы должны быть их темпы и вокруг какой идеи можно консолидировать уже реформированное общество. Вместо перехода к ситуативному управлению генсек стремился сверять каждый свой шаг с тем, "как у Ленина". Ленин считал, что НЭП- это здорово - значит "даешь кооперативы", вождь выступал за Советы как высшую форму демократии - Горбачев вернулся к съездам Советов.

При отсутствии целеполагания реформ в этих шагах не было и быть не могло внутренней логики. Горбачев заговорил о рынке не потому, что задумывал масштабные преобразования, а потому, что его вынуждали к этому кризисные явления в социалистической экономике; призывал к демократии не из-за того, что был горячим поборником парламентаризма и многопартийности (смешно было бы ожидать этого от генсека КПСС), - просто авторитарная власть в силу своей закрытости не могла адекватно оценивать собственные шаги в экономике и политике. Михаил Сергеевич был честным, но при этом весьма догматичным марксистом, а потому считал проблемы межэтнических и межконфессиональных отношений делом вторичным. Результат такого методологического заблуждения сегодня очевиден всем.

Наибольшую славу Михаил Сергеевич снискал на международной арене. Чего стоят одни Нобелевские лавры! Но если более детально проанализировать и это направление его деятельности, то станет очевидно, что "новое мышление" было отнюдь не гениальным прозрением генсека, а признанием того, что советская военная машина не в состоянии конкурировать на равных с американской. Сама по себе горбачевская внешнеполитическая доктрина не была изначально пораженческой, как о ней говорят национал-патриотические публицисты. Задуманное как некий вариант "реальной политики" вместо идеологизированной советской доктрины, "новое мышление" провалилось по тем же причинам, что и внутриполитические новации последнего генсека.

Горбачев как внутри страны, так и на внешнем уровне оказался не готов к работе с новыми "вызовами". И это также следствие того, что "Горби" лишь поспешал за событиями, не имея хотя бы краткосрочного плана по созданию новых внешнеполитических отношений. Понятие "национальные интересы" не было усвоено нобелевским лауреатом, а поэтому благое дело прекращения ядерного противостояния двух сверхдержав превратилось в безоговорочную капитуляцию одной из них.

Горбачев оказался у руля партии и государства в сложнейших условиях политических и социально-экономических трансформаций. Действия последнего генсека КПСС способствовали гибели и самой партии, и социализма, став отправной точкой рыночной модернизации. Весь трагизм заключался в том, что Горбачев совершил все свои деяния невольно, в перманентных попытках догнать историю и не совсем удачно отвечая на "вызовы" времени. Перефразируя классика, к Горбачеву можно было бы отнести следующие слова: "Ты, реформатор, недостоин сам себя". Во главе реформ, имеющих конечной целью разрушение советской модели, встал глубоко советский человек, вовсе не желавший ее трагического конца. Отсюда и половинчатость всех "реформаторских" начинаний генсека и их незавершенность. Но, не желая того, Горбачев выполнил важную историческую задачу - прекратил коммунистический эксперимент, обошедшийся нашей стране и всей Европе слишком дорого. На большее сил генсека-реформатора не хватило. Новые задачи по возвращению России на путь нормального социально-экономического и политического развития взялись решать другие люди в другую эпоху и в другом государстве.