Русский Журнал / Политика / События
www.russ.ru/politics/news/20040315-djad.html

Белград - Тбилиси
Игорь Джадан

Дата публикации:  15 Марта 2004

Отмеченная недавно годовщина убийства 12 марта 2003 года премьер-министра Сербии Зорана Джинджича подтвердила еще раз, что революции всегда "пожирают" своих сыновей - даже если это "бархатные" революции. Как известно, согласно основной версии приказ убить Джинджича отдал командир отряда специального назначения МВД Югославии. Тот самый, которого Джинджич за несколько лет до этого убедил перейти на сторону "демократической революции", что и предопределило ее успех и "бархатность". В свое время, когда новая югославская власть достаточно укрепилась, Джинджич откровенно признался, что обязан Милораду Луковичу, по кличке Легионер, жизнью. Как это часто бывает, будущий заказчик убийства Джинджича был одним из наиболее близких ему "деловых партнеров". По иронии судьбы теперь югославский премьер "обязан" своему революционному соратнику не только жизнью, но и смертью.

Скорее всего, как и установило следствие, мотивом убийства было разочарование в Джинджиче его бывших сторонников среди руководства силовых структур, связанных с местной организованной преступностью, в частности, растущее опасение, что он расформирует элитные подразделения, которые привели его к власти. Можно было бы поискать и иные силы, могущие быть недовольными изгибами его политики. Так, Джинджич в какой-то момент мог разочаровать своих "болельщиков" на Западе, проявив чересчур большую рьяность в стремлении получить то, что они ему обещали. Как известно, Джинджич время от времени обрушивался на Запад с горькими обвинениями. Так, жалуясь на задержку обещанной Сербии финансовой помощи и препоны на пути в Евросоюз, он однажды заявил следующее: "Мы не ставили никаких условий в случае выдачи Милошевича Гааге и таким образом проявили готовность к включению в международное сообщество. Международное сообщество, получается, навстречу идти не хочет".

В любом случае гибель Джинджича наглядно иллюстрирует то, как опасно политикам порождать у своих соратников и спонсоров слишком большие надежды. Проблема, однако, в том, что любой революционный поворот порождает преувеличенные ожидания. Тем не менее без преувеличенных ожиданий никакая революция невозможна: только через рост общественных надежд можно поднять активность индивида и его "творческую результативность". Иными словами, Джинджич погиб просто потому, что революция - очень прибыльное, но и весьма рискованное предприятие.

В отличие от Джинджича, грузинскому лидеру пока далеко до того положения, когда он сможет откровенно рассказать, как именно удалось добиться нейтральности силовых структур в его споре с Шеварднадзе. Ясно, однако, что без этого в здание парламента экзальтированную толпу не приведешь - с розами в руках или без. Возможно, что, подобно Джинджичу, нынешний президент Грузии тоже на какой-нибудь конспиративной квартире договорился с главными силовиками о принципах дележки. Возможно даже, он пообещал им "небольшую победоносную войну" в Аджарии или Южной Осетии. Последнее было бы логично: памятуя о негативном опыте Джинджича, лучше не оставлять силовиков безработными. Шеварднадзе был "ретроградом", он не обещал этой публике твердо ни войну с Россией, ни вступление в НАТО. А для "доблестной" грузинской армии, жаждущей реванша в Абхазии и Южной Осетии, поддержание стабильности могло выглядеть совершенно нетерпимой "стагнацией".

Вышесказанное было бы преждевременной спекуляцией, если бы не сходные опасности, возникающие для "исторического союзника" Грузии и Сербии. В Закавказье, как и на Балканах, бархатные революции имеют тенденцию превращаться в совсем не бархатные, а затем и в кровавую схватку сверхдержав, тут же забывающих, с чего, собственно, все началось. В самом благоприятном случае речь может идти о долговременном очаге нестабильности.

Тут, однако, следует заметить, что поддержание стабильности в семье соседа вообще крайне неблагодарная работа. Это как уговаривать поссорившихся друзей не разводиться. Если они не разведутся, то обвинят тебя в своих продолжающихся ссорах, а если разведутся - будут злы на тебя за то, что ты пытался спасти "отжившие свой век" отношения. Нелишним было бы вспомнить, как император российский Николай I защитил Австрию от венгерской революции и получил в лице венгров наибольших ненавистников России, а в лице "союзнической" Австрии - неблагодарного предателя, переметнувшегося тотчас на сторону западной коалиции в Крымской войне. Повсеместная реклама Николаем себя в качестве "гаранта стабильности" и защитника против революций привела отнюдь не к благодарности народов и государей, а только к тому, что общественное мнение Европы с энтузиазмом войну против России поддержало. Уже потом, разговаривая со своими приближенными, Николай горько заметил: "Кто был самым глупым польским королем? Им был Ян Собесский, потому что освободил Вену от турок. А самый глупый из русских государей - я, потому что помог австрийцам подавить венгерский мятеж".

Сходство Закавказья с Балканами заключается в том, что реальная польза от контроля над этим регионом не сравнима с уровнем тех проблем, которые приходится "разруливать" из-за чрезвычайной пестроты и чересполосицы местных сил. Понимая это, некоторым в Европе очень хотелось бы "занять" Россию проблемами Кавказа, чтобы отвлечь от гораздо более опасного развития ситуации для нее на западных рубежах, где расположилась теперь превосходящая ее военная сила, а не разрозненные боевики закавказских князьков. Подобно Бисмарку, стравливавшему Великобританию с Россией по "восточному вопросу", объединяющаяся Европа пытается науськивать США на Россию, раздувая при каждом удобном случае вопрос о "жестокой" и "гегемонистской" политике России на Кавказе. В итоге вместо натиска на западном направлении, где у России есть долговременные потенциальные союзники в виде русскоязычного населения, а население несет в себе мощный потенциал технологического развития, Кремль может надолго завязнуть в этнически чуждом, зараженном политической шизофренией регионе.

Практически единственным достижением ельцинской внешней политики было то, что козыревской дипломатии хватило ума не влезть в балканскую западню. Этническая и религиозная общность России с балканскими народами весьма относительна и в значительной степени преувеличена. Как известно, в ХIХ веке политические элиты этих народов всегда обращались к России тогда, когда нужно было им помочь, однако они явно предпочитали Австрию, когда речь шла о разделе пирога. Имеющейся религиозно-культурной общности в последнем случае оказалось явно недостаточно. Если "потерпеть" еще лет так десять, культурная девиация на Украине, Белоруссии и в Прибалтике приведет к такому размыванию русского "идентити", что и там о России в качестве средоточия национальных надежд постепенно забудут. Все имеющиеся пока надежды на Россию окончательно рухнут. Можно потерять уйму времени и сил, утонув в дележке каспийской нефти и в борьбе за грузинскую благосклонность. При этом очень просто нажить себе новых врагов. А это именно то, чего добиваются современные наследники "железного канцлера".

Бисмарк, кстати, с большим презрением относился к балканским проблемам. Он называл тамошнее население "овцекрадами с Дуная". Как-то на Берлинском конгрессе, решавшем судьбу Турции, он брезгливо заметил, что великим державам не пристало столько времени уделять судьбе заброшенных балканских "клопятников", названия которых с трудом можно произнести. Вместо этого Бисмарк, как известно, сосредоточился на объединении немцев в единое мощное государство и добился своего, пока Россия и Европа были заняты скандалами по поводу границ балканских стран. Последние со временем с невероятной легкостью предали каждого из своих спонсоров.

Для того чтобы стране разрешить естественно вставшую на пути ее развития проблему национального объединения, следует как можно более отстраненно относиться ко всякого рода политическим мелочам и издержкам темперамента соседей вроде "бархатных революций". Можно осуждать эти революции, можно поощрять, но в любом случае не следует принимать их "близко к сердцу".