Мир так устроен, что время от времени он затаивает дыхание и думает: что ж теперь будет-то?

В минувшие выходные ничего подобного не происходило. Дамы и господа дышали ровно, занимаясь нормальными своими делами, вроде смотрения сериалов, возделывания дачных угодий, прогулок и воспитательных упражнений с детьми. Они как-то не очень обращали внимание на то, что в это самое время в Кремлевском дворце съездов, как и положено, заседал съезд. И не простой - а "Единства". Точно так же, как не слишком волновались неделей раньше, когда в Колонном зале Дома Союзов учреждалось политическое движение "Союз правых сил". А о пленумах всяких коммунистов, аграриев и разных прочих деятелей - и говорить не приходится.

А вот попробовали бы они - жители-то - вот так индифферентно отнестись к этому делу в году, скажем, тысяча-девятьсот-семьдесят-решающем-определяющем или тысяча-девятьсот-восемьдесят-судьбоносном. Интересно, как бы это у них получилось?

Ведь обратите внимание: о том, что здешняя часть человечества стоит на пороге третьего тысячелетия, говорит не слишком многое. Но, сдается мне, есть основания полагать, что к числу того, что говорит, явно можно присовокупить отношение граждан к партийным форумам. Оно необычно. Оно разительно отличается от принятого на протяжении почти всего XX века. Ведь что в дремучие поры застоя, что в удалые времена перестройки сугубо жизненные проявления человеческих эмоций, касающихся всяческих политических сборищ, были, по сути, одинаковыми.

Пример: знатная ткачиха/повариха/член-корреспондент академии наук/генерал в отставке/старший надзиратель выступает на митинге где-нибудь там у себя, собранном в честь XXIV (XXII-XXVII) съезда родной коммунистической партии. Он/она сперва читает по бумажке, время от времени отрываясь и всматриваясь в сосредоточенные лица сидящих в зале/стоящих в цеху современников. Они очень внимательны, поскольку речь идет о серьезном, и в помещении имеются плакаты, призывающие претворить в жизнь исторические решения, продиктованные единством народа и партии, каковое, в свою очередь, вызвано к жизни необходимостью навсегда предоставить пятилетке качества (или еще какой) рабоче-крестьянскую гарантию.

Ну и смотрит он (этот человек, то есть все-таки - "он") в зал на родные и серьезные лица и начинает заводиться. И уже к бумажке обращается только за цитатами, и уже поводит плечами, и делает жесты в сторону президиума и портретов членов Политбюро. И огонь у него в глазах такой, как будто сейчас выйдет откуда-нибудь и пожмет ему руку лично товарищ Леонид Ильич Брежнев. И поздравит. И наградит почетной грамотой. И зал, наполненный членами нерушимого блока коммунистов и беспартийных, рукоплещет оратору за усердие, и потому что так положено, когда кругом сплошные девизы и звучат здравицы.

А вот еще пример - уже из времени романтически-перестроечного, иными словами - сразу-постзастойного. Я, признаться, очень рад, что стал очевидцем этого случая, имевшего место быть на Пушкинской площади в тот самый сумеречный час, когда там собиралось особенно много любителей поучаствовать в демократизации путем говорения друг другу слов о событиях на Первом Съезде народных депутатов.

Люди воодушевленного вида, собравшись в небольшие кучки, радовались возможности горячо обсуждать происходящее. Им нравилось, что настала свобода и есть журнал "Огонек", а редакция "Московских новостей" она прямо тут - через дорогу! Им нравилось, что немного страшновато: а вдруг что? Они вглядывались в лица собеседников: не агенты ли охранки?

И тут какой-то дяденька возьми да и скажи, уж я точно не помню что, да и не расслышал полностью, но что-то такое про Бориса Николаича. И не обидное даже, а как бы ироническое, смешное.

Тут-то и захлестнула неосмотрительного говоруна волна возмездия гражданского восторга, сквозь который вдруг прорвалась к нему такая старушка с зонтиком в руке и ка-а-ак даст. Ка-а-ак даст еще. И приговаривает: "Мил-о-о-ок, ты пойми: Ельцев для нас все сделает!"

Такое трудно придумать. Но запомнить стоило. Хотя бы для того, чтоб сравнить с тем, как это бывает сейчас.

Тут ведь не в том дело, что старушенция, может быть, даже еще жива и вполне обласкана щедротами Ельцева. И даже не в том, что жив, наверное, обласканный бабуськой милок. А в том, что эмоций не хватает.

Я не о том, что это-де прискорбно, когда энтузиазм иссяк. И не о том, кто в этом виноват: бестолковость политиков или свойственная народу утробная мудрость. И даже не о том, что нехорошо, когда такая штука, как съезд, не вызывает в россиянине интереса. А о том, как же это устроителям съезда непонятно, что не должен он быть отчетно-выборным внутрипартийным мероприятием, коли речь на нем идет о создании партии власти! Не может партия власти вести себя так, как будто ей не нужны народные восторги.

Если партия власти не устраивает в цехах, аудиториях и на стогнах митингов под лозунгами "Политику партии одобряем!", она, значит, не понимает требований текущего момента. Тут-то и пролегает осевая трещина промеж претензией некой партии на властность и глубокой и коренной партийностью власти. Не в том смысле, что ощущается в ней какая-то ностальгия по конкретным оргформам, манерам и стилям. А в том, что машинки, изготовляющие реальность, например, СМИ, очень чувствительные к голосу на глазах творимой истории, доносят до аудитории свое представление об институциях и персоналиях в строгом соответствии с собственным разумением: кому чего надо.

Вот как писали о съезде "Медведей":

"Есть серьезные сомнения, что новая партия власти (без кавычек), вобравшая в свои ряды опытных политических перебежчиков, способна развиваться, не имея реальной цели в ближайшей перспективе".

А вот как о визите Владимира Путина в Ярославль:

"Тепло встречают президента Владимира Путина жители Ярославля. Во время осмотра..."

Это не оттого произошло, что раньше во двор Агентства печати "Новости" нельзя было проникнуть иначе как с пропуском, а теперь там в фонтане дети купаются. А милицейские охранники совершенно спокойно взирают на них сквозь пыльные стекла дверей... И мир дышит ровно.

И никаких съездов нынешнего времени.