На миру, говорят, и смерть красна. Но что такое в данном случае "мир"? Обратимся к старому доброму Максу Фасмеру, который никогда не подводит: "Мир, укр. мир "весь мир, народ, спокойствие, согласие", др.-русск., ст.-слав. миръ "мир, спокойствие, свет". <...> Знач. "сельская община" развилось из "мир, мирное сообщество" <...>". "Мир", стало быть, - это община, отличающаяся особой внутренней сплоченностью, референтная группа, в соотнесении с которой для ее члена "красно" (т.е. прекрасно) все, даже смерть. Является ли, спрашиваю я, такой общиной команда, создаваемая носителем высшей государственной власти для решения ее задач, и может ли командный дух быть уподоблен солидарности, присущей "миру"? Вопросы, сознаю, немного чудаческие.

Наш великий политолог Козьма Прутков справедливо отмечал: "Не всякий генерал от природы полный". Вот так и не всякий чудаческий вопрос по природе своей праздный. Вышеприведенные вполне чудаческие вопросы я поставил в связи с интересующей не только меня темой: какое место в механизме российской федеральной власти занимает политическое внеконституционное образование, которое обыкновенно называют командой президента? Как она формируется и пополняется? Какие требования предъявляются к членам команды? Как она участвует в отправлении властных полномочий президента? От чего зависит длительность ее существования?

Все эти недоумения и вопрошания самым непроизвольным образом были навеяны крайне поучительным процессом подбора новоизбранным президентом Владимиром Путиным своей собственной команды, которая монтировалась из весьма разнородного человеческого материала - петербургские сослуживцы и знакомые, коллеги по спецслужбам, выходцы из "ближнего круга" Бориса Ельцина, неодиозные представители прежних составов властных структур. К примеру, после неодиозного Михаила Касьянова (1957 г.р.), уроженца города Солнцево Московской области, первыми смогли занять свои кабинеты в Белом доме именно "питерцы": Алексей Кудрин, Герман Греф, Илья Клебанов, Валентина Матвиенко, Илья Южанов. Это, однако, не означает, что в основу комплектования команды Путина положен исключительно или даже преимущественно земляческий принцип, как это было с "днепропетровской командой" Леонида Брежнева. Все гораздо сложнее.

После "нарезки" семи федеральных округов, почти совпадающих с военными округами, назначение получили пять генералов (Виктор Черкесов, Георгий Полтавченко, Виктор Казанцев, Петр Латышев, Константин Пуликовский) и двое штатских (Сергей Кириенко и Леонид Драчевский). В Кремле "питерцы" были примерно в равных административных пропорциях слиты с "птенцами гнезда Борисова" (на одного Волошина как единицу измерения приходится один Медведев) и заняли невралгически деликатные посты (управление делами президента), на коих призваны утверждать "государево слово и дело". В соответствии с постулатом "равноудаленности от олигархов" последние были на решающем этапе отстранены от участия в формировании команды Путина. В то же время, как к многим из "бывших" (тот же Примаков) власть демонстрировала свое уважение и даже некую приязнь. Немало миротворческого оливкового масла было вылито для умягчения застарелых конфликтов, например, между Кремлем и мэрией, которая благодаря возобновлению лицензии ТВЦ вновь задышала полной телевизионной грудью. Правда, я не до конца уверен в том, что катапультирование Сергея Ястржембского из мэрии в Кремль укрепило их взаимную благожелательность. В общем, к решению проблемы команды Путин подошел не как-нибудь, а в строгих правилах искусства. И науки: свидетельством тому - Центр стратегических разработок, к сотрудничеству в котором было привлечено около 200 экспертов самых разных политических ориентаций и научных школ. Да и в целом умение работать в команде, командный дух, способность сообща двигаться к единым целям Путин выдвигал как непременные условия вхождения во властные структуры.

Являются ли опыт и приемы формирования команды Путина чем-то уникальным или у них есть аналоги в политической истории России и других стран? Позволю себе несколько исторических экскурсов, которые проливают некий lumen naturae (естественный свет) на ситуацию с командой российского президента. Рискуя показаться нескромным, тем не менее не скрою: отдаленным, но непреложным методологическим руководством для меня в этом интеллектуальном предприятии была и остается "Феноменология духа" Георга Вильгельма Фридриха Гегеля. Далее речь пойдет по преимуществу о принципах и приемах формирования команд российских и иных суверенов. Суверен, кстати, - это тот, кто может объявлять чрезвычайное положение (Карл Шмитт).

Команда: родоплеменной принцип формирования

Когда проблема команды становится в порядок дня большой государственной политики? Когда в государстве и обществе происходят крупные перемены, осуществляются преобразования, революции, реформы, перевороты, ради которых верховная власть или верховный властелин закладываются на определенную политику. Об этом однозначно говорит российский многовековой опыт. Что до России, феномен команды неотрывен от ее истории, начиная с Руси изначальной, со времени складывания государственности на Руси. Команда - это человеческая аппаратура политической воли главы государства.

Вопреки неуемной оппозиции многих поколений патриотически не успокоенных российских историков складывание государственности на Руси, по данным современной исторической науки, было связано с приходом норманнов или варяг, двигавшихся из Норвегии и Швеции. "Славянские поселения не сулили норманнам богатой добычи. Но, освоив реки Восточно-Европейской равнины, они проложили себе дорогу в пределы Хазарии и Восточной Римской империи. <...> Финские племена Прибалтики, первыми подвергшиеся набегам скандинавов, называли норманнов "роутси", отсюда "росы" или "русы". Вслед за финнами это название стали употреблять их соседи - славяне. По сведениям арабских авторов, русы торговали мехами, медом и другими товарами, которые они получали как дань в землях финнов и славян. Кроме того, норманны промышляли работорговлей. Проходя через земли славян, викинги захватывали пленных и продавали их в рабство. Экспансия норманнов на западе и востоке протекала примерно в одинаковых формах и с одинаковыми последствиями. Первоначально скандинавы грабили прибрежные поселения, в особенности церкви и монастыри, позднее заводили "торговые места" - вики - и, наконец, основывали герцогства и княжества на завоеванных землях. Первые попытки основать свои вики и княжества в Восточной Европе норманны предприняли, по-видимому, уже в IX веке. Западные хроники сохранили сведения о том, что не позднее 838 года в Константинополь прибыли послы, назвавшие себя русами (росами). Они были посланы своим государем - "хаканом" в Византию ради дружбы" (Скрынников Р.Г. История российская. IX-XVII вв. - М.: Весь мир, 1997). Первое норманнское княжество в Восточной Европе получило наименование каганата по той причине, что образовалось оно на периферии Хазарского каганата. Князь Владимир тоже титуловался "хаканом".

Во второй половине IX - начале X века на восточной равнине утвердились десятки конунгов (племенных вождей, царей). Исторические документы и предания сохранили имена лишь нескольких из них: Рюрика, Аскольда и Дира, Олега и Игоря. Летописцы XI века сконструировали из них княжескую династию: Рюрик превратился в ее родоначальника, Игорь - в его сына, Олег - в его родственника, Аскольд и Дир - в бояр Рюрика. Аскольд и Дир якобы отпросились у Рюрика в поход на Византию, по пути захватили Киев, в ту пору пограничную факторию Хазарии, и стали в нем княжить. Но Олег в 882 году их убил и стал князем в Киеве вместе с малолетним сыном Рюрика Игорем. Олег (по-норманнски - Хельг) был центральным героическим персонажем киевских былин. Особую славу у потомков снискал его легендарный поход на Царьград, на вратах которого он будто бы повесил свой щит. Именно с Олегом связано появление первой на Руси команды правителя - хакана, великого князя. Киевский летописец записал предание о том, что Олег был князем "у варяг" и в Киеве его окружали варяги: "Седе Олег княжа в Кыеве и беша у него мужи варязи". То есть команда (а ее "телом" была дружина) строилась по родоплеменному принципу. Ассимиляция варягов произошла двумя веками позже. Команда Олега формировалась исключительно из норманнов: так, в договоре Олега с Византией 911 года участвовали только русы (норманны). Другой важной особенностью команды Олега-Хельга было то, что входившие в военный союз и участвовавшие в походах и договорах конунги считались равными ему: он был лишь первый среди равных в команде. Норманнские каганаты в Восточной Европе были эфемерными образованиями: после успешных походов, награбив добычу, предводители норманнов чаще всего отправлялись в Скандинавию, домой. Никто в Киеве не знал определенно, где умер Олег.

Значение команды (дружины) для киевских князей-варяг подчеркивается таким историческим фактом. Жена Игоря княгиня Ольга (Елга) крестилась в Царьграде и сразу же снарядила послов к императору Оттону I в Германию с просьбой о направлении на Русь епископа и священников. В 961 году в Киев выехал монах Адальберт. Через год он вернулся в Германию ни с чем: языческая норманнская знать (команда) воспротивилась планам крещения. "По летописи, Ольга-Елена (христианское имя Ольги - С.З.) многократно просила сына (Святослава-Сфендислейфа - С.З.) переменить веру, но тот неизменно отказывал ей, ссылаясь на мнение дружины. Молодой князь не мог отречься от язычества, пока дружина и ее предводители придерживались старой религии" (Р.Г.Скрынников).

Команда: опричнина как принцип формирования

Следующим интереснейшим типом команды была команда опричников Ивана Грозного, которую он противопоставил родовитому боярству. Опричники рекрутировались царем не по родоплеменному принципу. Иван Грозный отнюдь не был противником родового начала, на которое он сам опирался в своих правах и притязаниях. Но он склонен был иметь при себе сотрудников незнатного происхождения, чтобы они служили ему и повиновались. Высшее боярство, занесенное в списки служилых людей, не умело служить и повиноваться. Научиться же этому у других оно не имело ни малейшей склонности.

Команда тогда набирает самостоятельный политический вес, когда волею суверена она противопоставляется официальным исполнительным и совещательным институтам. С 1551 года главное совещательное учреждение государства, боярская дума, действовало нерегулярно, с перерывами. На первый план выступил личный совет царя. В Западной Европе можно было найти подобные учреждения. В совет входили: Адашев, Курбский, митрополит Макарий; Михаил, Владимир и Лев Морозовы, Дмитрий Курлятов и Семен Ростовский. Это никак не улучшило отношения Ивана IV с боярами. Конфронтация становилась все более острой.

Любопытен такой исторический эпизод. В одном из своих походов-набегов царь встретился со старцем Вассианом Топорковым и спросил его, как надо царствовать, чтобы принудить бояр к послушанию. На что Топорков ответил ему: "Не держи при себе ни одного советника, который был бы умнее тебя". Многие, если не большинство российских правителей свято следовали этой рекомендации.

После бегства князя Курбского в Польшу, расправы с Сильвестром и Адашевым Иван IV решил действовать более круто, набрал "из грязи" Скуратовых, Басмановых, Грязных и прочих, возвысил до первого ранга. Он отыскивал новых слуг по большей части среди "поповичей". И хотя Иван Грозный чувствовал себя с ними несравненно более комфортно, чем с русской знатью, они не могли заменить ни материальной, ни моральной силы, которую представляли собой князья и бояре. Политика Ивана приводила его в столкновение с аристократией, но, отбрасывая от себя знать, царь оказывался в пустом пространстве (см.: К.Валишевский. Иван Грозный. - М.: ИКПА, 1989). Это подвигнуло его на отчаянные шаги.

Началась революция сверху. В принадлежащих царю землях, в обособленной области опричнины больше ничего не значили старые заслуги, аристократические титулы, привилегии и притязания. Опричнина не признавала прошлого. Иван IV создал себе новое собственное правительство, окружил себя новыми людьми, создал новое чиновничество, новый порядок управления и собственные отряды по наведению порядка (см.: Hans von Eckardt. Iwan der Schreckliche. - Fr.-am-M.: Klostermann, 1947). Команда царя превратилась в аппарат государства. Нечто в этом роде, правда, без Ивановых эксцессов и юродства, без превращения кремлевской резиденции президента в пародию на монастырь, происходило в России в период утверждения ельцинского режима.

Команда: "компания" как принцип формирования

Команды Олега и Святослава строились на началах родоплеменной гомогенности. Команда опричников Ивана Грозного - на началах сословного смешения. Команда Петра Великого - на началах смешения сословного и национального, а также того, что немцы называют Leistungsprinzip (оценка кадров по результатам деятельности). Современник и дальний родственник Петра Великого князь Борис Куракин писал о том, что можно было бы назвать "кадровой политикой" молодого Петра: "Многие из молодых ребят, народу простого, пришли в милость к его величеству. <...> И от того времени простого народу во все комнатные службы вошли, а знатные персоны отдалены". Со многими из этих "молодых ребят" Петр не расставался всю жизнь, держа их при себе и выдвигая на ответственные посты. Еще одной средой, поставлявшей Петру кадры, являлась Немецкая слобода. Из числа торговцев и ремесленников, лекарей и военных, промышленников и переводчиков Немецкой слободы особой благосклонностью Петра пользовались два человека: шотландец Патрик Гордон и женевец Франц Лефорт. Гордон обучал Петра военному делу, а Лефорт, ставший впоследствии русским адмиралом и генералом от инфантерии, был славнейшим собутыльником Петра и его конфидентом в галантных занятиях. Царь построил и подарил ему дворец, где нередко со товарищи пиршествовал по несколько суток, от чего кое-кто отдал Богу душу.

Близкие Петру люди составляли так называемую "компанию". Среди ее членов считалось нормой фамильярное обращение к царю; употребление его столь же пышного, сколь и громоздкого титула было запрещено. Стало быть, команда понималась Петром и его ведомыми как некое товарищество, столь же нецеремонное, сколь брутальное в своих нравах. Петра "компаньоны" называли по-русски, по-латыни, по-голландски в соответствии с его чинами: бомбардиром, капитаном, каптейном, командиром. Без титула, как к частному лицу, к Петру обращался А.А.Головин: "милостивый государь"; Ф.М.Апраксин, Е.П.Шереметев, А.И.Репнин: "премилостивейший государь"; А.А.Виниус: "господаре мой милосердой", "господин бомбардир, мой милостивой"; Ф.Лефорт: "милостивой государь"; Ф.Ю.Ромодановский: "господин бумбардире" или "господин каптейн Петр Алексеевич"; А.Д.Меншиков: "господине капитан" или "мой государь капитан". В ядро "компании" помимо Ф.М.Апраксина входили А.Д.Меншиков, Ф.А.Головин, Г.И.Голявкин, А.А.Виниус, А.В.Кикин и другие. Особое место занимал в ней князь Федор Юрьевич Ромодановский. Наряду с маскарадной должностью "князя-кесаря", которому шутовски оказывал почести сам Петр, Ромодановский исполнял отнюдь не маскарадные обязанности руководителя Преображенского приказа - учреждения, занимавшегося политическим сыском.

Из окружения молодого Петра вышли потом военачальники и дипломаты, инженеры и администраторы, в то время как его официальное правительство той поры было скудно талантами. При Петре в российскую жизнь вошло то, что современные социологи называют вертикальной мобильностью. Сподвижники царя происходили из разных социальных сред. Между ними были и аристократы Долгорукие, Шереметевы, Голицыны; и представители дворянства средней руки - Апраксины, Толстые и другие. Но не они придали времени Петра особый колорит, а те его соратники, которые достигли высоких постов благодаря личным дарованиям. У них за душой не было ничего, кроме талантов и беззаветного желания быть полезными в преобразовательных начинаниях Петра. К таким соратникам царя относился, в первую очередь, бывший пирожник Александр Данилович Меншиков, самый талантливый и самый заметный среди сподвижников Петра. Бывший сиделец в торговом ряду Петр Павлович Шафир стал вице-канцлером. Сын органиста Павел Иванович Ягужинский занимал высшую в стране должность генерал-прокурора. Холоп Б.П.Шереметева Алексей Александрович Курбатов прошел путь от прибыльщика до архангелогородского вице-губернатора. Крещеный калмык Михаил Иванович Сердюков прославился как гидростроитель, совершенствовавший Вышневолоцкий канал (см.: Н.И.Павленко. Петр Великий. - М.: Мысль, 1990). Следующие подобные выбросы талантов из народа в государственную и общественную жизнь произошли в 20-х и, отчасти, в начале 90-х годов XX века.

Команда: "Негласный комитет" как неформальная структура

Историей и феноменологией команды не может быть обойдена вниманием эпоха Александра I. Остановлюсь только на одном поучительном эпизоде. После того, как были сняты со стен плакаты, извещавшие жителей Петербурга и других городов России о смерти Павла I от "апоплексического удара" и смене царствования, после коронации Александра I и окончания официального траура, после появления первых указов нового царя (возвращение отправленного на завоевание Индии экспедиционного корпуса, восстановление на службе 12 тысяч опальных офицеров и чиновников и т.п.), после первого вхождения в курс государственных дел Александр I вспомнил о своих старых друзьях, которые скрашивали его одиночество в годы юности. Для совместной работы над проектами обширных реформ Александр созывает своих сверстников и единомышленников, изгнанных Павлом. Павел Строганов, Адам Чарторыйский, Виктор Кочубей и Николай Новосильцев снова объединяются в дружеский кружок, уже теперь вокруг царя. Перед отъездом из Дрездена, места своей ссылки, Кочубей пишет графу Воронцову: "Я уезжаю, потому что считаю, что все благородные люди должны объединиться вокруг царя и приложить все силы, чтобы залечить бесчисленные раны, нанесенные его отцом отечеству".

Александр встретил товарищей своей юности с большой теплотой. Что касается реформаторских планов, которые царь с ними связывал, их разработка упиралась в то, что они были страшно далеки от реальной России, от русских людей с их делами и заботами. Они привнесли в возобновившиеся дружеские встречи и дискуссии свой европеизм, преклонение перед английской конституцией и французской революцией, мечты о введении в России гражданских прав и уничтожении крепостничества. Под председательством молодого государя, которого они называли "кроткий упрямец", они составили тесный кружок, в шутку названный "Негласным комитетом". Это вызвало законное недовольство оттесненных от царя сановников старого чекана, окрестивших друзей Александра "конфидентиками".

"Негласный комитет" не имел официального статуса. Его собрания были окружены таинственностью, может быть, заимствованной из масонских обрядов. Два или три раза в неделю члены этого маленького сообщества обедали во дворце у Александра и после кофе оседали в кабинете царя. Там они горячо дискутировали, вели протоколы, набрасывали проекты. Не было предусмотрено никакой повестки дня. Обсуждению подвергалось все на свете: реформа системы управления империей, внешняя политика, назначения, злоупотребления и преступления чиновников, светские новости. В пылу спора члены команды нередко опровергали самого царя, который относился к этому как к должному. Однако из всего обсуждаемого в "Негласном комитете" почти ничего не претворялось в жизнь: Александр был слишком осторожен, слишком переменчив, слишком уклончив. Единственное, чего команде удалось добиться от Александра, - это указа об изменении полномочий Сената и манифеста об учреждении восьми министерств, преобразованных из петровских коллегий. Из состава "Негласного комитета" высокое назначение получил лишь Кочубей, которому достался пост министра внутренних дел. Остальные довольствовались должностями товарищей министра.

Но все в этой жизни когда-то кончается. Александр постепенно охладел к "Негласному комитету" и устал от своих говорливых соратников. На тридцать шестом заседании, по прошествии двух с половиной лет, "Негласный комитет" самопроизвольно, без участия царя, прекратил свое существование (см.: Анри Труайя. Александр I, или Северный сфинкс. - М.: Молодая гвардия, 1997). А сам Александр все больше вживался в роль самодержца и непревзойденного среди царствующих особ лицедея. Приближал к себе он теперь уже совсем других людей.

Команда: министерство талантов

Феномен команды обогатился новыми, крайне важными моментами благодаря Наполеону Бонапарту. 18 брюмера 1799 года Директория пала, а ее сменило в качестве верховного органа Французской республики консульство. Сбежавший из Египта Наполеон занял место первого консула и стал исподволь концентрировать в своих руках государственную власть. Непрерывно расширявшийся круг вопросов политической, государственной, дипломатической, военной, административной, юридической сфер, с которыми он сталкивался как первый консул, поглощал все его время и внимание. Но даже при его фантастической работоспособности (он вставал в четыре утра и сразу же брался за работу) ему не хватало времени на все. Он начал создавать свою команду, все шире опираясь на помощь друзей юности, которым он полностью доверял. Их было не так уж много: Дюрок, Ланн, Бертье, Жюно, Мармон, Мюрат, Лаваллет. После Маренго к ним присоединился Савари.

Эти люди из ближайшего окружения Бонапарта безгранично верили в гений Наполеона. Некоторые важные дела, которые он сам не успевал довести до конца и не доверял министрам, он поручал своим ближайшим сподвижникам. К примеру, сложные дипломатические миссии Бонапарт поручал Дюроку. Мнение Ланна или того же Дюрока для первого консула было гораздо весомее, чем мнение министра, а иногда и второго или третьего консула. Но и этих близких Наполеону помощников ему не хватало для управления огромной государственной машиной, и он привлек в качестве ближайших сотрудников новых людей. Например, министром внутренних дел Бонапарт назначил крупного химика Шапталя, несмотря на весьма прохладное отношение последнего к первому консулу: Шапталь был замечательным организатором. Это не было случайностью или капризом: Бонапарт стремился привлечь к госуправлению ученых. В министрах у него побывали такие научные светила, как Лаплас и Карно. В отношении Бонапарта к таким людям, как Шапталь, Карно, Монж, Лаплас, Бертолле, отчетливо проступало не только его уважение к науке, но и его уважение к талантам, его редкостное умение ценить по достоинству даровитых людей. Соперничества с их стороны он не боялся и стремился брать на государственную службу самых лучших.

В Англии XIX века о некоторых кабинетах - о министерстве Эбердина или Гладстона - наполовину иронически, наполовину всерьез принято было говорить: "Министерство всех талантов". Если это выражение имело какой-то смысл, то с наибольшим основанием оно могло бы быть применено к руководящему штабу консульства и частично империи, к окружению Бонапарта. Ближайшие военные и государственные помощники первого консула - это было действительно "министерство талантов". Таким блистательным сочетанием ярких и своеобразных дарований не располагало ни одно другое правительство Европы. К тому же оно было самым молодым среди них. (Ср.: Альберт Манфред. Наполеон Бонапарт. - М.: Мысль, 1989.)

Команда: тайное общество как кузница кадров

Публикация в 1955 году "Воспоминаний" Павла Милюкова, написанных им в военное лихолетье, в 1942 году, наделала много шуму в кругах русской эмиграции. Красной тряпкой, сигналом тревоги для некоторых видных ее представителей (Керенского, Кусковой и др.) стал небольшой по объему, но не по политическому смыслу, пассаж мемуаров Милюкова, где характеризуется персональный состав Временного правительства. А гласит он следующее: "Я хотел бы только подчеркнуть еще связь между Керенским и Некрасовым и двумя неназванными министрами - Терещенко и Коноваловым. Все четверо очень различны и по характеру, и по своему прошлому, и по своей политической роли; но их объединяют не одни только радикальные политические взгляды. Помимо этого, они связаны какой-то личной близостью не только чисто политического, но и своего рода политико-морального характера. Их объединяют как бы даже взаимные обязательства, исходящие из одного и того же источника". И далее: "Дружба идет за пределы общей политики. Из сделанных здесь намеков можно заключить, какая именно связь соединяет центральную группу четырех. Если я не говорю о ней здесь яснее, то это потому, что, наблюдая факты, я не догадывался об их происхождении в то время и узнал об этом из случайного источника лишь значительно позднее периода существования Временного правительства" (Павел Милюков. Воспоминания. - М.: Политиздат, 1991).

Какой же магической силой должна была обладать эта связь "центральной группы четырех", выходящая "за пределы общей политики", если и через четверть века в эмиграции Милюков вынужден рассказывать о ней, прибегая к намекам и экивокам. А propos замечу, что Андрею Белому были присущи многие превосходные качества, включая литературную гениальность и неподражательную странность. Но вот кадетской разговорчивой молчаливости, способности распространяться обо всем, не говоря, в сущности, ничего, среди этих качеств не было. В своих собственных воспоминаниях Белый без обиняков высказался на затронутую Милюковым щекотливую тему: "Я ощущением, не мировоззрением даже, переживал в эти годы: убей, полони, но к чему - задразненье? Есть еще, стало быть, что-то, присевшее за капитализмом, что придает ему такой демонский лик; мысль о тайных организациях во мне оживала; об организациях каких-то капиталистов (тех, а не этих), вооруженных особой мощью, неведомой прочим; заработала мысль о масонстве, которое ненавидел я; будучи в целом не прав, кое в чем был я прав; но попробуй заговорить в те годы о масонстве, как темной силе, с кадетами? В лучшем случае получил бы я "дурака": какие такие масоны? Их - нет. В худшем случае меня заподозрили б в бреде Шмакова (присяжный поверенный А.С.Шмаков был теоретиком антисемитизма, в 1913 году выступал гражданским истцом по делу Бейлиса - С.3.). Теперь, из 1933 года - все знают: Милюков, Ковалевский, Кокошкин, Терещенко, Керенский, Карташев, братья Астровы, Баженов, мрачивший Москву арлекинадой "Кружка", т.е. люди, с которыми мне приходилось встречаться тогда иль поздней, оказались реальными деятелями моих бредень, хотя, вероятно, играли в них жалкую, пассивную роль; теперь обнаружено документами: мировая война и секретные планы готовились в масонской кухне; припахи кухни я и чувствовал, переживая их как "оккультный" феномен" (Андрей Белый. Между двух революций. - М.: Художественная литература, 1990).

И хотя Белый по своему обыкновению что-то экстатически преувеличивает, что-то документально перевирает (масонство Милюкова), отмахнуться от его и лидера кадетов свидетельств, как это сделали советские историки, критиковавшие "порочную концепцию масонского заговора" (Минц, Аврех и др.), было бы опрометчиво: лично я в данном случае решительно предпочитаю индукцию участников и современников Временного правительства дедукции историков post festum. В любом случае твердо установлено: список кандидатов в новое правительство, которое должно было конституироваться после свержения монархии, был составлен еще в 1915-1916 годы. В частности - на тайном совещании на квартире Прокоповича и Кусковой (масонов). В нем участвовали представители кадетов, октябристов, меньшевиков и эсеров. 90% лиц, поименованных в намеченном тогда списке, включая мало кому тогда известного в политике Терещенко, действительно вошло в состав Временного правительства. Это была одна команда.

Макс Вебер об ограничении карьерных притязаний команд

Феномен команды в рамках западных демократий вместе с присущими ему негативными аспектами был зафиксирован и осмыслен великим немецким социологом и историком Максом Вебером. Так, Макс Вебер указал в своем знаменитом докладе "Политика как призвание и профессия" на свойственную западным демократиям тенденцию рассматривать государство как поставщика должностей для команды победившего президента или функционеров победившей на выборах партии. Ученый при этом отмечал: "Однако ныне указанной тенденции противостоит развитие и превращение современного чиновничества в совокупность трудящихся (Arbeiterschaft), высококвалифицированных специалистов духовного труда, профессионально вышколенных многолетней подготовкой, с высокоразвитой сословной честью, гарантирующей безупречность, без чего возникла бы роковая опасность чудовищной коррупции и низкого мещанства, а это ставило бы под угрозу чисто техническую эффективность государственного аппарата, значение которого для хозяйства, особенно с возрастанием социализации, постоянно усиливалось и будет усиливаться впредь. Дилетантское управление делящих добычу политиков, которое в Соединенных Штатах заставляло сменять сотни тысяч чиновников - вплоть до почтальонов - в зависимости от исхода президентских выборов, давно нарушено Civil Service Reform. Эту тенденцию обусловливают чисто технические, неизбежные потребности управления" (Макс Вебер. Избранные произведения. - М.: Прогресс, 1990).

Команда: "политический" и "личный" мозговой трест

Принципы команды получили дальнейшее развитие в период избирательной кампании 1960 года и тысячи с небольшим дней президентства Джона Фицджеральда Кеннеди. Как подчеркивают исследователи, состав и специализация ближайшего окружения Кеннеди во время предвыборной гонки послужили прототипом для создания аппаратов для многих других претендентов на президентский пост, а также на ведущие губернаторские и сенаторские должности. То же самое можно утверждать и относительно подбора и расстановки кадров в администрации президента Кеннеди. Отголоски командных новаций Кеннеди внятно прослушивались и в России 90-х годов. Остановлюсь на некоторых наиболее интересных в обсуждаемой здесь связи моментах.

4 августа 1960 года "Уолл-Стрит джорнел" отметил: "Ни один политик в американской истории, даже Франклин Д. Рузвельт, не может потягаться с Кеннеди с точки зрения размеров его "мозгового треста". Отстраивая эту структуру, Джон Кеннеди следовал не только повелительной логике политической борьбы, но и глубокой внутренней склонности, если угодно, зову собственной натуры. Интеллектуальный уровень устной и печатной продукции Кеннеди на исходе 50-х годов резко выделялся в политическом сообществе США. Он не скрывал, что стремился достичь синтеза политики и науки, заявляя: "Разрыв между умственным работником и политиком, по-видимому, растет. <...> Ныне эта связь почти утрачена. Где они, ученые - государственные мужи?" И как предельно целеустремленный садовник Кеннеди принялся настойчиво и кропотливо выращивать эту политическую породу, представителями которой он хотел оснастить свой "мозговой трест".

В январе 1960 года будущий президент собрал в клубе Гарвардского университета группу профессоров; с некоторыми из них сенатор Кеннеди работал с 1952 года. Он прямо объявил, что мобилизует их под свои знамена (сторонники Эдлая Стивенсона могли быть свободными), и засадил их за работу. Так возник его "политический мозговой трест", в котором тон задавали профессора Шлезингер, Гелбрайт, Кокс, Банди и Ростоу. Параллельно наращивал темпы своей деятельности "личный мозговой трест" - Соренсен, Гудвин и Фелдман. (Отсюда следует, что нельзя смешивать команду в широком смысле слова: как кадровый костяк администрации главы государства, - и команду в узком смысле: как аппарат его личной власти.) С Теодором Соренсоном Кеннеди начал работать с 1953 года, по достоинству оценив незаурядный публицистический дар своего помощника. Уже тогда сенатор весьма похвально отзывался о Соренсене: "Мой интеллектуальный банк". 8 октября 1959 года в доме Роберта Кеннеди состоялось собрание избирательной команды Джона Кеннеди, которая затем будет инкорпорирована в администрацию новоизбранного президента. В этой по-своему исторической встрече участвовало 18 человек, и среди них - все будущие руководители избирательной кампании. В том числе - организатор личной политической машины будущего президента Кеннет О'Доннел, тактик избирательной кампании Лоуренс О'Брайн, специалист по опросам и анализу общественного мнения Луис Харрис, ответственный за работу с СМИ Пьер Селинджер, казначей - распорядитель финансов избирательной кампании - Стивен Смит, составитель речей Теодор Соренсен, координатор всего аппарата и избирательной кампании Роберт Кеннеди.

Что до "политического мозгового треста", количество вовлеченных в его деятельность профессоров далеко перевалило за 100 человек. Были представлены американские университеты от Гарварда до Рутергерса, от Мичигана до Калифорнии. Профессора рекрутировались за их идеи. Для целей избирательной кампании профессора помогли подготовить документы по 120 вопросам. Интеллектуалы выполняли и особые поручения Кеннеди: так, Гелбрайт писал речи Кеннеди по экономическим проблемам; Шлезингер специализировался на публицистике и популяризации, создав своими брошюрами нечто вроде "библии" избирательной кампании Кеннеди; Кеннан писал и консультировал по международным вопросам. Впоследствии, уже в качестве президента, Джон Кеннеди не остался перед ними в долгу: Шлезингер стал его помощником, Гелбрайт - послом в Индии, Кеннан - послом в Югославии.

Союз Кеннеди с интеллектуалами не распался и после его вступления в должность. Ранней весной 1960 года крупный американский ученый Р.Нейштадт выпустил в свет книгу "Власть президента", в которой он обосновывал необходимость тщательного подбора президентом сотрудников, рационального и гибкого правления. Кеннеди пригласил его на встречу, и еще до выборов он получил от профессора пространный меморандум по кадровым сюжетам. Нейштадт накануне избрания Кеннеди уточнил свои взгляды, напомнив о том, как подбирал кадры Франклин Рузвельт. "Ваш доклад о Рузвельте великолепен", - резюмировал свои впечатления Кеннеди.

Рекомендации Нейштадта легли в основу практики подбора кадров в администрацию Кеннеди. Он повторил слова, под которыми подписался бы Наполеон: "Мне нужно министерство талантов". Помощники Кеннеди создали специальную группу с агрессивным названием "Охота за талантами". Эта группа состояла из двух функциональных подразделений. Одно возглавлял Ларри О'Брайн: это подразделение было, в первую очередь, озабочено политическими аспектами подбора кандидатов в администрацию. Другим подразделением руководил Сарджент Шрайвер, женатый на сестре Кеннеди: оно занималось анализом характера работы на всех административных постах и определением вытекающих отсюда требований к претендентам. Для оценки деловых качеств кандидатов был приглашен известный специалист по кадрам из IBM. Наряду с этими авангардными подходами использовались и более расхожие критерии, такие как жесткость, способность принимать ответственные решения, цельность, способность сработаться с другими людьми, преданность принципам Джона Кеннеди. Благодаря этой кипучей деятельности ближайшим сотрудникам президента удалось развеять его тревоги, выразившиеся в словах: "Где мне найти 1200 человек на открывшиеся вакансии?"

Говорят, Бог помогает тому, кто сам себе помогает. Кеннеди принимал деятельное участие в этой кадровой страде. Он пресек предложения включить в команду на видные посты известных политиков (Стивенсон, Боулс, Саймингтон): ему совсем не импонировало быть первым среди равных. В поисках кандидатов на замещение должностей руководителей ключевых министерств - государственного департамента, министерства финансов, министерства обороны - Кеннеди обратился за советом и помощью на Уолл-Стрит, к крупным деятелям империи Рокфеллеров Роберту Ловетту (банкир, политик, в прошлом министр обороны) и Джону Макклою (заместитель министра обороны, директор МБРР, верховный комиссар США в Германии, председатель совета директоров "Чейз Манхэттен Банка", ведущего банка Рокфеллеров). По рекомендации Ловетта Джон Кеннеди остановился на кандидатуре Роберта Макнамары на пост министра обороны. 44-летний бизнесмен, служивший в армии в годы войны и демобилизовавшийся в чине подполковника ВВС, с 9 ноября 1960 года работавший президентом концерна Форда с окладом 400 тысяч долларов, республиканец, сделавший взнос в избирательный фонд Кеннеди и голосовавший за него, Макнамара принял предложение Кеннеди. Принял, несмотря на прямой вычет 370 тысяч долларов из своих ежегодных доходов, став одним из лучших министров обороны за всю историю Америки. Вот и упрекай после этого "буржуазных политиков" в своекорыстии! Государственный департамент возглавил, опять-таки по наводке Ловетта, Дин Раск, президент "Фонда Рокфеллера". Министром финансов по согласованию с Ловеттом Кеннеди назначил Дугласа Диллона, заместителя госсекретаря в администрации Эйзенхауэра. Президент оставил, на свою беду, на прежних постах Аллена Даллеса (ЦРУ) и Эдгара Гувера (ФБР). В круг ближайших сотрудников президента Кеннеди входили Банди (безопасность, государственный департамент), Соренсен ("перо президента"), Шлезингер (научная разработка проблем), "ирландская мафия" в составе О'Доннела, О'Брайна и Риардона (особые поручения).

Досужие журналисты судачили о нашествии интеллектуалов на Вашингтон, подобное которому имело место лишь в годы президентства Франклина Рузвельта. Из первых 200 человек, назначенных Кеннеди на высшие посты, почти половина - из государственного аппарата, 18% - профессора университетов, 6% - из делового мира. В администрации Дуайта Эйзенхауэра 42% составляли бизнесмены, и лишь 6% сотрудников пришло из университетов. Подобранный Кеннеди высший административный персонал в совокупности написал столько книг, что президент не смог бы проштудировать их, даже если бы он 4 года читал по 1200 слов в минуту. И что немаловажно - это был самый молодой кабинет в ХХ веке. Такова была прославленная команда легендарного американского президента Джона Фицджеральда Кеннеди. (Ср.: Анатолий Громыко, Андрей Кокошин. Братья Кеннеди. - М.: Мысль, 1985; Николай Яковлев. Преступившие грань. - М.: Международные отношения, 1970.)

Команда по-российски: Силаев и другие

Опыт формирования команды Кеннеди, судя по всему, был учтен Иваном Силаевым и его помощниками при определении состава российского правительства в 1990 году. В пору еще непоколебленной внутренней, в том числе национальной, стабильности Советского Союза в ведении российского правительства находилась лишь легкая, пищевая и местная промышленность, всем прочим монопольно распоряжались союзные министерства, в которые российские чиновники должны были идти на поклон за каждым болтом. Но когда новая власть России во главе с Борисом Ельциным взяла курс на государственную самостоятельность РСФСР, на размежевание с союзными структурами, эвфемистически называвшееся "разграничением полномочий", вопрос о кадрах и назначениях в правительстве и подле него приобрел острую политическую актуальность. Силаеву предстояло подобрать в свое правительство не только профессионалов с демократическими взглядами, но и людей, которые не вызвали бы отторжения у Ельцина. Задним числом можно сказать: правительство Силаева было первым правительством при Советской власти, которое собиралось не по номенклатурному принципу. По инициативе Силаева была создана "отборочная комиссия эрудитов".

Леонид Млечин пишет в книге "Формула власти. От Ельцина к Путину": "На роль экспертов были приглашены ученые из трех крупных академических институтов - социологии и психологии. Они придирчиво изучали личные качества каждого кандидата в министры, потом представляли свои выводы главе правительства. Кандидаты на высокие должности и не подозревали, что там о них написали. Окончательное решение - брать или не брать - принимал Силаев, спрашивая, разумеется, согласие президента. Борису Федорову один из советников Ивана Силаева предложил пройти комиссию, которая отбирала в новое российское правительство людей со стороны. Федоров пришел в Белый дом и довольно долго отвечал на самые разнообразные вопросы, которые показались ему странными, а то и нелепыми. Федоров понравился. Силаев предложил ему на выбор министерство финансов или министерство внешней торговли. Федоров выбрал первое. В тридцать два года он стал министром финансов России. Другие министры были немногим старше. Это было переходное время, когда перед назначением не обращались за справкой в КГБ, и в правительстве царил дух вольности". В это же время Григорий Явлинский в амплуа вице-премьера вместе с группой экономистов на правительственной даче в Сосенках дорабатывал программу "500 дней", которая должна была лечь в основу экономической политики нового российского кабинета. Правительство Силаева на первых порах имело полную поддержку со стороны Ельцина. Положение в корне поменялось, когда Ельцин был избран президентом России и когда появилась президентская администрация, которая стала активно вмешиваться в дела кабинета. Впрочем, она без зазрений совести продолжает делать это по сию пору.

После августовского путча 1991 года Силаев вместе с Явлинским на несколько месяцев был призван в союзное руководство и попытался оттуда "рулить" экономикой России. Это крайне не понравилось Ельцину. В "негатив" Силаеву была поставлена и его готовность сотрудничать с коммунистами, по крайней мере, в аграрной политике, а также допущенные первым российским правительством ошибки (афера с чеками "Урожай-90", лоббизм, деловая несостоятельность многих скороспелых демократов в российских властных структурах и др.). Осенью 1991 года правительство Силаева развалилось, а сам он 28 сентября подал в отставку, которая была принята Ельциным.

Президент Ельцин стал создавать собственные команды, опять-таки сразу две - "свердловскую мафию" как аппарат личной власти (Петров, Бурбулис, Илюшин, Царегородцев, Рудольф и Людмила Пихоя, Морщаков) и команду радикальных реформаторов в правительстве во главе с Егором Гайдаром при номинальном первенстве Геннадия Бурбулиса до назначения Гайдара и.о. премьер-министра. Без чрезмерного преувеличения можно назвать гайдаровское правительство "командой политических камикадзе" (разумеется, не считая Чубайса; хотя на этот счет у японцев есть замечательная поговорка: кто может плавать, тот может и утонуть). Поэтому Ельцин исподволь готовил смену гайдаровской команды. Для начала он заменил Владимира Лопухина на посту министра топлива и энергетики Виктором Черномырдиным с назначением его вице-премьером по ТЭКу. Вслед за Черномырдиным в правительство на видные должности стали приходить "железные практики" - Шумейко, Хижа, затем Сосковец. Политический антураж федеральной исполнительной власти стал неуклонно изменяться. С безошибочным инстинктом матерого аппаратчика Ельцин вел дело к созданию новой номенклатуры и новой бюрократии, кормившихся из его рук и составлявших главную опору ельцинского режима. Потом, в 1993-1994 годы, Ельцин редуцировал свою команду к "компании" почти в стиле Петра Великого (Коржаков, Барсуков, Сосковец, Бородин, Тарпищев, а также Грачев и Ерин), которая в свою очередь попыталась конституироваться во властную команду. Эта чехарда компаний и команд, к которым подключилась еще и "Семья", продолжалась до последних дней президентства Бориса Ельцина.

Пока за дело не взялся Владимир Путин. Свою команду, сдается, он создает крайне осмотрительно. Всерьез и надолго. Хотя без противоречий не обходится и тут. К примеру, не все благополучно складывается с такими важными членами путинской политической команды, как силовики: после публичного разноса министр внутренних дел чуть не расплакался, а маршал Сергеев после многочасовых препирательств с начальником Генерального штаба сорвался в истерику. У членов команды сдают нервы, почти по Маяковскому: "Рухнула штукатурка в нижнем этаже. // Нервы - большие, маленькие, многие! - // скачут бешеные, и уже // у нервов подкашиваются ноги!" Это нехороший симптом. Но тот, кто борется с симптомами, обыкновенно запускает самое болезнь. Политик не вправе забывать об этом не в меньшей степени, чем врач. И потом, уже две тысячи лет тому назад было сказано: "Врачу, исцелися сам".