Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

События | Периодика
/ Политика / Партактив < Вы здесь
По писанием-9
Дата публикации:  27 Ноября 2000

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Реформа государственного управления, проводившаяся Александром Третьим, должна была положить предел того регулярного государства, которое было основано императором Николаем Павловичем. По здравому ли размышлению, по наитию ли, но государь отдавал себе отчет в том, насколько непрочна в своих основаниях Империя: и империя российская, вздутая и надсаженная своей географической мощью, да, по сути, и империя вообще, бюрократическое новообразование, с некоторых пор не обладавшая никакой или же почти никакой идеологией, кроме разве что чуть теплящейся в душах подданных Силы Бога да полустертой от непрактичного употребления Силы Вещей.

Для того чтобы сохранить с такими кровью, слизью и потом отвоеванное место под солнцем, Россия должна, наконец, обрести самое себя: империя-вообще Николая должна стать русской империей Александра. На место силы вещей должна была заступить сила предметов, идей пусть не Бог весть каких изысканных, но круглых и практичных, как сырные головы, идей, которыми можно кормить подданных. Увы, но от прежнего варева, на скорую руку состряпанного из потраченных идеалов, заплесневелых привычек и закатанных в жестяные короба верований человека александровской эпохи мутило.

То, что казалось великом благом в тридцатые годы, более чем полвека спустя гляделось анахронизмом. Некогда созданная николаевскими сановниками система управления, возможно, наиболее эффективно работавшая государственная система из всех, что когда-либо существовали в России, со временем стала попросту опасна. Она была не просто недостаточно распорядительна - она была вненациональна, а значит, питалась соками другой, прежней жизни, не поспевавшей за тем, что происходило вовне. Пушка на петропавловском кронверке палила без перебоев, но то время, которое показывали главные часы петербургской империи, и то, которое отбивали лондонский Биг Бен и куранты парижской мэрии, рознилось все более и более. Иногда казалось, что времени не существовало вовсе: российская государственная система работала так, как будто по невским мостам не здоровяки-тяжеловозы тянули рельсовый экипаж, а все еще павловские гренадеры равняли фронт, разбрызгивая при поворотах-все-вдруг накладные косы и отплевываясь засаленной пудрой.

Николай Первый делал ставку на остзейцев, и до чего бы было соблазнительно свалить все на немца, лютеранина и сквалыгу, заморозившего ход эпохи, сиятельного сторожа, приставленного к железному башмаку, вбитому в шестерни часового механизма, и потому не желающего знать ничего, кроме распоряжения вышестоящего Лица, некогда вверившего ему Высочайший Башмак, да своего загородного "воксала", выстроенного где-нибудь на Стрельне или в Коломягах. Но Александр Третий был человек трезвомыслящий: он не немца √ вечную и неизменную опору монархии - воевал. Он пытался создать новую империю, а значит создать нового подданного, для которого право рождения искупалось бы правом жизни. Сделать империю русской вовсе не означало избавиться от немцев, а равно датчан, голландцев, шведов, слагавших новую русскую знать. Сделать империю русской означало сделать из шведа русского шведа, из шотландца русского шотландца, а из немца русского немца. Русским не по языку или манерам √ куда как просто, а иногда и приятно, целоваться троекратно, по-северному щедро, - русским по внутреннему побуждению, по сути. И предпринимать-то ничего особо не надо было √ просто воздух в России такой.

Кем бы был какой-нибудь доктор Гааз у себя в Саксонии или Мекленбурге √ блестящим практиком, превосходным диагностом, уважаемым человеком √ не более. В России же он стал благодатным призраком, легендой, великим человеком. Воздух, воздух┘

Кем бы была Святая Великомученица Елизавета Федоровна, оставайся она в своей Гессене √ добропорядочнейшей особой, перерезавшей выставочные ленточки, умеренной дарительницей обездоленных, уважаемой заводчицей ротвейлеров или жесткошерстных такс и, конечно же, предметом умеренного обожания своих подданных. Доведись - еще бы с десяток коммунистов и евреев прятала бы в подвалах своего замка и немощно приветствовала бы по свободному радио нормандский триумф союзников.

Но Господь ей судил алапаевскую шахту.

Воздух.

На самом деле, слово "немец" в тогдашней России означало вовсе не национальную принадлежность и даже не определенный жизненный склад. Вот гончаровский Штольц - да никакой не немец, он наш, свойский, он, если угодно, новый русский, а все потому что он не власть. "Царь наш √ немец русский" √ просвещали декабристы фланговых Гвардейского экипажа, видать, с тех пор и повелось. Немец √ это власть. Немец √ это наверху. В конце концов, немец √ это государство, Империя. Создать новую империю √ значит сделать новую власть понятной, разнемечить ее.

Но одно дело приговорить, и совсем другое привести в исполнение. Невероятно трудно крепить остов новой империи, одновременно борясь с хозяйственной немочью, внешнеполитической дрянью, всегдашней ленью и апатией. Определить должную меру и направление деятельности в этих условиях почти невозможно, - все происходит внутри, в жизненной толще, и совсем не так, как это сперва представляется. Национальное обновление по Александру Третьему не состоялось. Оно шло да не вышло, развивалось, да не развилось, словно бы предоставляя будущему разбираться, что зло, а что благо, что живое, а что смертоносное, что русское, а что нет. Современники же словно бы уклонялись от вынесения оценок, они оставались враждебно-безучастными по отношению к Высочайшему эксперименту. Но, быть может, так только казалось?

Девятнадцатое столетие оставило по себе два великих монумента, каждый из которых √ Россия. Одна до, а вторая √ после правления Александра Александровича, великого государя-неудачника. Вот первый, новгородский, памятник тысячелетию России. Чего тут только нет: империя явлена во всем блеске: много всего и отовсюду. Микешин, ваявший ее в начале шестидесятых, был, конечно, немного романтик - отсюда и монферрано-орловский ангел у креста и первый ряд варягороссов, подпирающих изукрашенную письменами державу и круговые барельефы великих сынов века нынешнего. Наблюдатель пасует перед этим великолепием: налицо попытка постичь Божественный замысел, угадать образ Великого и Парящего Отечества, литургического видения России, витающего над алтарем Первенствующего члена Святейшего Синода. Такова Россия Петра и Екатерины, Суворова и Паскевича, Канкрина и Нессельроде.

Второй памятник скуп на детали.Четырехугольный постамент с выбранными краями. Бронзовый жеребец, кажется, вот-вот переломится по хребту от мощи седока: голова подобрана к земле, задние ноги гудят от напряжения. А сам всадник словно бы и не в седле посажен, а как-то по-особенному подвешен, эдак грузно парит в воздухе. На нем простая куртка с суконными отворотами и шапка-кубанка; левая рука подобрана к (иначе и не сказать) брюху, а правая покоится на мощной икре √ ни дать ни взять загулявший околоточный надзиратель, сила, не осознающая себя, мужик. Вот он, настоящий Русский Царь!

Принято считать, что лучший русский памятник √ Медный всадник, фальконетов Петр, но бронзовый ездок, "бегемот", как шутили современники, Александр Третий работы Паоло Трубецкого может поквитаться с ним и в образности, и в правде.

Империя начала двадцатого века начисто лишена ореола сакральности, ее слагают не отвлеченные начала, но живые люди. В них можно стрелять, над ними легко подтрунивать в газетах, в них можно метать заряды, но с ними уже можно и разговаривать, по крайней мере, допускать возможность разговора, там где раньше наличествовала гипотетическая возможность подачи прошения или плевка в лицо. На гербовой бумаге, где прежде рука сама выводила с равномерно-правым уклоном "Ваше Высокопревосходительство", теперь можно начертать с десяток других слов - они уже существуют. Полагаю, именно это и обстоятельство √ нет, не появление нового языка, - до этого еще ого-го как далеко - но, присловья, повода к нему, и следует считать главным итогом александровского царствования.

Пожалуй, это было едва ли не единственным идеологическим достижение той поры. Все вышло наперекосяк. Дворяне недоразорились, крестьяне недообогатились да и великороссы все никак не могли взять в толк, с чего бы это им нужно становиться русскими. Национальное возрождение закончилось не начавшись, а национальная идеология превратилась в ритуально-этнографический экспонат, не то выдубленный пестик, размельчавший в пыль горчичные зерна грядущего здравомыслия, не то гигантскую епитрахиль, покрывшую неудачи Победоносцева в деле ограждения, охранения и нераспространения. Третья в течение девятнадцатого века волна национального обновления разбилась о ватную твердыню тогдашнего русского общества.

Если строго следовать букве национального предания, то следует вести речь о еще одной, четвертой волне интереса к русскому национальному сознанию, волне, совпавшей с периодом становления в России культуры парламентаризма и декаданса. С десяток "русских" партий, блоковский цикл "На поле Куликовом", "Ярь" Сергея Городецкого, поэзия Клюева и Хлебникова, живопись Рериха и Рябушкина, казалось бы, предоставляют к тому многочисленные резоны. Но факты √ а их действительно множество √ не образуют органического процесса.

Вся декадентская народность не более чем троп, образ. Не то образ детства, воспоминание о народнических искушениях отцов и дедов, не то химера, рожденная в недрах воображения Поэта, этого Нового Адама, кокаинически похихикивающего в тех местах, где ему грезится какая-то уж совсем патетическая непристойность. А народ √ это, по видимому, пошло. Конечно, не так пошло, как, предположим, фикус или заварной крем, но все-таки┘ Поневы, холщовые дерюги, бисерное шитье √ все это хорошо в опере Римского-Корсакова, а в эпоху таксомоторов √ ну, вы понимаете┘

Помните, у Вертинского: "Сегодня мертвая луна, // Как пленная царевна" √ в этой царевне и заключен весь век, электрический и смрадный, заклятый и фосфоресцирующий, словно диковинное насекомое, выхваченное из придорожной мглы. Той самой мглы, которое вот-вот поглотит округу. И только великий Шаляпин, связками чувствующий грядущую беду, вытягивает некрасовское: "Жили шестнадцать разбойников,// Жил Кудеяр-атаман.// много разбойники пролили// Крови честных христиан".
Занавес.

* * *

Исторические экскурсы, которые могут показаться самодостаточными и уж точно излишними в свете анализа нашей с вами современности, на самом деле, таковыми не являются. Их относительная кажущаяся инаковость, иноприродность в полной мере искупается должной мерой аргументации, возникающей в результате рассмотрения вещей в их генетическом аспекте. В самом деле, когда несколько частей назад заходила речь о том, насколько проблематичным, по нашему суждению, является вопрос о национальном мифе, унаследованным сталинским СССР от российской империи, наш скептицизм мог показаться наигранным и неуместным. Надеемся, что теперь мы предоставляем значительно меньше поводов к читательскому недоумению, когда беремся, в частности, утверждать, что сталинская "русификация" рубежа сороковых-пятидесятых годов представляла собой заключительный этап формирования первичного национального мифа, начатого еще трудами русских общественных деятелей девятнадцатого столетия, и прежде всего Александра Пушкина.

Впрочем, даже взятое само по себе и это обстоятельство, с точки зрения скептиков, не привносит ничего нового в сложившиеся представления о направлении общественных процессов последнего времени, не имеющих ничего или же имеющих крайне мало общего с давней социальной практикой.

Позволим себе не согласиться с первенствующей точкой зрения.

Но об этом, если позволите, мы продолжим и, надеюсь, завершим разговор на будущей неделе.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Илья Лепихов, По писанием - 8 /21.11/
Мздоимство, словно рыба-прилипала рыбу-молот, сопровождает любую, как нам теперь известно, реформу: опыт о правлении Александра III с особыми экскурсами в его национальную политику.
Андрей Захватов, Власть решила опереться на соотечественников /17.11/
"Интеграция" наших соотечественников в местные сообщества в странах СНГ происходила в 90-е годы, в основном, на расположенных по соседству православных, мусульманских и католических кладбищах..." А также распределение насельников русской диаспоры с точки зрения полезности их для российского бюджета.
Илья Лепихов, По писанием - 7 /14.11/
Что для России пользительнее - национализм или мессианизм? В частности, на примере государственного гимна: "Подданные русского государя словно бы стесняются самого слова "Россия" √ они обожествляют самый принцип осуществления власти: "Боже, Царя храни!"
Евгений Кузнецов, Реформы и реформаторы - 2 /14.11/
"План плохо - рынок хорошо, социализм плохо - либерализм хорошо, море таких простейших инверсий, понятных и дарящих радость открытия любому недотепе, стали определять нашу действительность". Однако реформы требуют не жертв, а обратной связи.
Евгений Кузнецов, Реформы и реформаторы - 1 /10.11/
"Именно многократный "стон реформаторов" с их многочисленным поиском виновников в неудачах и есть первый признак их профессиональной непригодности". И далее - размышления о механике реформ.
предыдущая в начало следующая
Илья Лепихов
Илья
ЛЕПИХОВ

Поиск
 
 искать:

архив колонки:





Рассылка раздела 'Партактив' на Subscribe.ru