Честно говоря, не ожидал, что мои - и не только мои, конечно, - мысли о бонапартистской природе режима, создаваемого Владимиром Путиным в России (см., например, статью "Владимир Наполеонович"), уже к концу года найдут очевидное подтверждение - да еще столь "весомое, грубое, зримое", как новопринятый закон о государственной символике! В синтетическом характере любого бонапартистского режима, который соединяет элементы дореволюционного (в нашем случае советского) прошлого с наследием только что миновавшей революции (в нашем случае - бурного посткоммунистического десятилетия), жители России смогут отныне убеждаться каждое утро и вечер, включив первый канал радио или телепрограмму РТР.

Путин соединил несоединимое - герб, цвета которого едва ли не произвольны (орел Романовых, заимствованный ими, как известно, из Византии, был, как известно, черным на золотом фоне), флаг времен последних императоров и сталинский гимн. Все нормально, действия вполне наполеоновские: на голове - корона, в руках - революционный триколор. Ничего не забыли, но, кажется, кое-чему научились. Слава Богу, не Бурбоны какие-нибудь.

В первую очередь Кремль научился бонапартистской логике, единой во все времена. Это логика синтеза, объединения общества, которое устало от революции и жаждет стабильности. Но - объединения силового, "сверху", в соответствии с волей и представлениями (которые, по Шопенгауэру, и есть мир) Верховного Объединителя. 90% российского населения, скорее всего, глубоко безразлично, какие там сладостные звуки польются по утрам из репродукторов. Думаю, что жители Приморья, пообещай им скорейшее восстановление тепла в домах и вообще жизни, похожей на нормальную, с радостью согласились бы вставать хоть под "Хорста Весселя", хоть под "Миллион алых роз".

Но речь-то в данном случае не о приморцах и, вообще, не о простых людях. А о политической элите, объединение которой - первейшая задача любого бонапарта. И об остальном мире, которому надо показать, что на горизонте замаячила "Россия, с которой нужно считаться" (Г.Павловский). Народ же, конечно, сочинит с десяток анекдотов, попрыскает в кулак, да и пообвыкнется. Привыкли же, например, австрийцы, на древнем красно-бело-красном флаге которых красуется диво дивное - черный орел, но без корон и прочих монархических регалий, зато... с серпом и молотом в лапах! (Дело в том, что отцы-основатели Австрийской республики были социалистами, причем довольно радикальными, - вот и увековечили свои политические пристрастия в геральдике.)

Что ж, единства (да-да, очень знаковое слово!) и лояльности политической элиты Владимир Наполеонович понемногу действительно добивается, и законодательный трюк с символами - очень неплохой способ окончательно отделить здесь агнцев от козлищ, с тем чтобы впоследствии тем или иным способом нейтрализовать последних, а с первыми строить новое государство (какое - об этом см. ниже). В конце концов, в наполеоновской империи жили тайные и даже явные якобинцы и роялисты, но политическое влияние тех и других было ничтожно. А самых упрямых ждал выбор - застенок или эмиграция. Бонапартистский режим не церемонится - это режим дел, а не слов.

Впрочем, последнее - вряд ли повод для истерики, которую закатил, например, отличный журналист Валерий Панюшкин, публично порекомендовав согражданам изучать, как нужно вести себя при арестах и допросах (см. здесь). Не надо так напрягаться: обычным человеком, каковы бы ни были внутренние, не выражаемые во всеуслышание, убеждения последнего, режим не заинтересуется, ибо политическое значение такого человека - а значит, и исходящая от него угроза существованию режима - до поры до времени стремится к нулю. Огонь, в полном соответствии с учением председателя Мао, будет вестись по штабам. Для стабильности и единства этого, поверьте, вполне достаточно. Именно этим бонапартизм отличается от тоталитаризма. Как отмечают К.Фридрих и З.Бжезинский, авторитарные - но не тоталитарные - правители "отнюдь не стремились полностью завладеть человеком, а довольствовались устранением его из одних сфер деятельности и эксплуатацией его сверх обычной меры в других сферах". Говоря обыденным языком, ГУЛАГа не будет - но по мозгам дать могут.

И, похоже, не только "дорогим россиянам". Очень показательно, что история с российским гимном-гербом-флагом совпала по времени с завершением судебного разбирательства по делу Эдмонда Поупа. Думаю, не ошибусь, если скажу, что при предыдущем президенте России американца ни за что не отдали бы под суд. Если бы число улик против него оказалось действительно солидным, Поупа, скорее всего, тихо и без лишней огласки обменяли бы на какого-нибудь Эймса или другого российского шпиона, пойманного в США. Если же в шпионских намерениях американца возникли бы хоть какие-то сомнения, его просто отпустили бы с миром, чтобы не портить двусторонние отношения, погрозив при этом пальчиком - не шали, мол, больше.

Однако времена изменились, и Поуп получил 20 лет за шпионаж - хотя, несомненно, мотать срок ему не придется. Новой власти вполне достаточно того, что она продемонстрировала свою силу и решительность - как родине Поупа, так и собственным подданным. Первый консул Бонапарт тоже действовал подобным образом. В начале 1804 года, как пишет российский историк С.Цветков, "Наполеон обратил свою месть на принца из дома Бурбонов... - на герцога Энгиенского, который уже два года жил в Эттингейме, на баденской земле. Поправ все нормы международного права, отряд французских драгун вторгся в пределы Бадена и захватил молодого герцога. В его архиве не нашлось ни одной бумаги, подтверждающей его виновность в покушении на жизнь Наполеона; несмотря на это, он был приговорен к смерти и сразу после вынесения приговора расстрелян во рву Венсенского замка. Совершая это преступление, Наполеон преследовал двоякую цель: во-первых, обрывал все связи своего правительства со старым режимом и, во-вторых, демонстрировал силу собственной власти, способной не считаться ни с кем и ни с чем".

Я очень далек от того, чтобы сравнивать судьбу герцога Энгиенского с участью американца Поупа, который, как считает суд, действительно шпионил - и у меня нет аргументов в опровержение этого. В конце концов, несчастный Бурбон заплатил жизнью за свои мнимые или действительные прегрешения; Поуп же, скорее всего, будет встречать Рождество в кругу семьи - и слава Богу. Для меня важнее другое: полное совпадение политической логики президента России и его режима с логикой первого консула Французской республики. Во-первых, обрываются связи российского правительства со старым режимом: теперь все видят, что ВВП - это вам не ЕБН, что он суров, но справедлив и не жертвует этой самой справедливостью (или тому, что под ней понимает российское общественное мнение) ради чего бы то ни было - в том числе, ради отношений с последней сверхдержавой. Во-вторых, демонстрируется сила нынешней российской власти, ее стремление грудью встать и костьми лечь во имя защиты национальных интересов (или того, что под ними понимают президент и его окружение).

И тут настало время перейти к главному вопросу: а чего ради все это делается? Что за государство и что за общество может стать результатом этих и иных действий режима Путина? Хочешь дать ответ на эти вопросы - и замираешь в недоумении. Год прошел с момента отставки "дедушки" (ах, как быстро мы прощаем и забываем, вот он уже и дедушка, а был-то - для кого тиран, для кого предатель, для кого недоумок), однако контуры новой, неельцинской России по-прежнему в густом тумане. Бонапартизм - определение, но не ответ, точно так же, как опухоль - диагноз, но не прогноз, по крайней мере до тех пор, пока не установлено, злокачественная она или нет.

Принятие нового-старого гимна (вернемся к нашим барабанам - их, как и медных духовых, в гимне Александрова хватает с избытком) - признак того, что имперская идея и соответствующая идеологическая парадигма, в преимущественно красном ее варианте, жива и сдаваться не собирается. В эпоху, когда в Европе, от родства с которой мы вроде бы так и не отреклись, идеологии понемногу умирают, уступая место общеевропейскому мировоззрению, в создании которого участвуют как левые, так и правые, - Россия продолжает цепляться за то, чего не вернуть. Дело, конечно, не в гимне. Куда более показательно президентское послание депутатам, которым сопровождался законопроект о государственных символах. Фраза Путина об "Иванах, не помнящих родства" означает, что Кремль считает советскую империю частью российской исторической традиции, которая - в той или иной мере - будет продолжена.

А раз так, значит, все меньше надежд на создание качественно иной модели государственного устройства - национального государства, которое по самой сути своей противоположно имперскому началу. Ведь империя - это не просто "смысл (и реальность) большого и устойчивого политического пространства, длительно переносимого на смысл неполитических действий и коммуникаций" (А.Филиппов, современный российский историк). Это и вполне определенная традиция социально-политической организации общества, в рамках которой сильная, до предела централизованная власть выступает как основное, а чаще всего и единственное организующее начало. Это власть вечная, доминирующая и подавляющая, вне зависимости от лозунгов, флагов и гимнов, которые она выбирает в качестве своего идеологического прикрытия в тот или иной момент. Это законсервированная, повторяющаяся из века в век система взаимоотношений между государством и обществом, в которой государство всегда играет первую скрипку, кто бы ни стоял во главе такого государства - Романов или Ленин, Брежнев или Путин.

Национальное же государство предполагает, что первоэлементом и фундаментом этой самой социально-политической организации является народ или, по крайней мере, его политически активная часть, которая в различных исторических обстоятельствах избирает те или иные формы государственного устройства. В качестве примера можно привести крах центральноевропейских империй (Германии, Австро-Венгрии и России) в результате первой мировой войны. На смену этим империям, кроме Российской, пришел конгломерат национальных государств, среди которых были и диктатуры (Польша и Венгрия), и демократическая республика (Чехословакия), и нестабильные режимы, колебавшиеся между демократией и авторитаризмом (Австрия, Югославия, Румыния).

Бонапартизм как политическая модель может сочетаться и с имперской, и с национально-государственной традицией. Именно здесь находится та историческая баррикада, по одну сторону которой - Наполеон и Гитлер, Сталин и Франко, по другую - Ататюрк и де Голль. Выбор Путина в этом отношении по-прежнему неясен. Восстановление "Союза нерушимого" - пока что лишь символическое - склоняет чашу весов в сторону первого варианта. Российский орел крепко сжимает в лапах серп и молот. Интересно, на чью голову обрушатся эти орудия?

Другие мнения на эту тему:
Глеб Павловский. Беловежская годовщина