Многим кажется, что рвущиеся снаряды, свистящие пули на Святой Земле - это где-то далеко, в общем, не "у нас". Не так уж и далеко, если учесть, что лету до Дамаска, Тель-Авива, Бейрута ненамного дольше, чем до Сочи, а уж с Ереваном, Баку и вовсе сравнимо. Хотя, впрочем, последние - тоже теперь заграница.

Для тех из нас, кто постарше, не кажутся далекими и времена, когда выражение "арабские друзья" было политической обыденностью. Кстати, не только политической, если учесть, что одних только русских (российских, советских) жен на Арабском Востоке десятки тысяч.

Когда встречаешься с арабами и у нас, и у них на родине, поражает, сколь широко распространена среди них тоска по "золотым временам" советско-арабской дружбы вместе с искренним сочувствием России, переживающей сложный период, и уверенность в том, что "Россия все равно поднимется".

Но это арабские страны. А есть и государство Израиль, отношения с которым в разное время были отнюдь неоднозначными. Были прямое участие СССР в создании еврейского государства и первый массовый отъезд туда наших граждан в 40-е годы, а затем полный разрыв отношений в 1967 году и долгая полоса конфронтации и - вместе с тем - вторая, третья волна эмиграции, а потом восстановление отношений - и новый массовый выезд.

Как-то пришлось слышать, что израильские евреи на слова о дружбе с арабами отшучивались: "Там друзья, а здесь родственники". И это не метафора. "Русская улица" (то есть выходцы из СССР) насчитывают 1 миллион человек - четверть всего израильского населения. Созданы 3 русские партии, влияние которых в израильской политике неуклонно возрастает. Впрочем, российские корни израильтян связаны не только с послевоенной и новейшей эмиграцией - среди исторических фигур Израиля можно назвать десятки имевших эти корни: и Голда Меир, и Леви Эккол, и первый руководитель Израиля Бен-Гурион, жаловавшийся советскому послу, когда к нему не приходила газета Правда.

Но дело не только в политике: в московских семьях не редкость переживания за братьев, сестер, родителей и детей, оказавшихся, например, в Вифлееме или Хевроне, когда начались последние столкновения.

Получается, что на этой разорванной враждой земле и близкие друзья, да и родственники есть у многих россиян по обе стороны невидимой полосы, разделившей людей на два непримиримых лагеря. Ведь в отношении палестинцев, помимо того что по смешанным бракам с русскими они занимают среди арабов в процентном отношении одно из первых мест, действует и такой фактор: почти половина их - православные христиане, а корни прямых исторических связей с русскими уходят далеко за советский период. Причем эти связи находились под прямым покровительством царской семьи, создавшей Императорское православное российско-палестинское общество более 150 лет тому назад.

Этот фактор - глубина человеческого измерения, заинтересованности и тех, и других в отношениях с нами - как-то не всегда принимается во внимание. А ведь это тот эмоциональный, психологический фон, который нельзя игнорировать, кто бы ни был у власти в России, в Израиле и в Палестине. И это при том, что израильтяне и палестинцы охвачены сегодня враждой, остановить которую кажется почти невозможным ни одной из международных сторон - будь то Америка, Европа или Россия.

Впрочем, анатомия конфликта всегда имеет свою трудно понимаемую логику, и нынешнее израильско-палестинское противостояние, при всей трагичности и опасности дальнейшей эскалации, - пока, слава Богу, все же далеко не самый кровавый эпизод в истории многочисленных вооруженных конфронтаций на Ближнем Востоке.

Одна из его причин, на мой взгляд, заключается в неправильной технологии урегулирования, выбранной администрацией США. Палестино-израильский диалог, который шел, и довольно продуктивно, в течение десятилетия, уже привел к общим контурам разрешения конфликта. Оставалось урегулировать детали, но детали крайне важные и существенные, касающееся наиболее нервных точек: статуса Иерусалима, израильских поселений на палестинских территориях, общих границ будущего палестинского государства. Это требовало терпения и, главное, убеждения палестинского и израильского общества в рамках и границах каждого из сложнейших компромиссных решений.

Американцы, озабоченные собственными интересами, стремясь добиться скорейшего решения ради успеха Клинтона и, соответственно, Гора на предстоявших президентских выборах, передавили и на израильского премьера Барака, и на руководителя палестинцев Арафата. Они заставили их принять план урегулирования, к которому ни палестинское, ни израильское общества не были готовы.

В этой обстановке искусственного форсирования переговоров все оказались в цейтноте - и американцы, которым нужен был скорейший успех, и Барак, и Арафат.

При этом Арафат оказался в сложнейшем положении, поскольку дата создания палестинского государства, ранее определенная в рамках международного соглашения, дважды откладывалась, а при этом упреки его оппонентов среди палестинцев в том, что он идет на неприемлемые уступки, усиливались. Палестинский руководитель оказался в ситуации даже не патовой, а в близкой к тому, что в шахматах называется компрессионным матом.

Формальное положение Барака отличалось хотя бы тем, что Израиль-то как государство давно создан и существует, но фактически общий темп и растущее форсирование шагов по урегулированию ситуации одновременно с Ливаном, Сирией и палестинцами все больше загоняли его в тупик, сходный с тем, в котором оказался Арафат. Упреки в неразумных уступках усиливались, а внутриполитические противники использовали ситуацию для подрыва положения Барака в кнессете.

В этой обстановке усиливающейся компрессии, когда все международные стороны стали оказывать растущее давление и на израильтян, и на палестинцев, пружина политического контроля лопнула с обеих сторон и копившийся потенциал подозрений, взаимного недоверия и вражды вырвался наружу. Вопреки взаимным обвинениям политиков в ответственности за конфликт, ни Барак, ни Арафат не смогли реально контролировать ход политических событий в Израиле и на оккупированных территориях: уровня контроля хватило лишь на то, чтобы предотвратить эскалацию конфликта в полномасштабную войну, чреватую тотальным взаимоуничтожением. Но его не хватило и не хватает, чтобы заглушить всполохи противостояний, спорадически вспыхивающие по всей полосе совместного проживания двух народов.

Политической жертвой конфликта стал Эхуд Барак, подавший в отставку и вряд ли имеющий шансы вернуть свой пост на выборах. Рикошетом провал урегулирования отозвался и в США - Альберт Гор потерпел поражение. Конечно же, не в первую очередь по этой причине, но при равенстве шансов с Бушем, ближневосточная капля влилась в чашу его неуспеха на выборах. Ясир Арафат устоял, но кто знает, что будет дальше, когда пойдет речь о дележе наследства политически стареющего и страдающего недугом палестинского руководителя?

* * *

Ближний Восток иногда называют солнечным сплетением мира. Действительно, здесь сходятся нервные узлы цивилизационных, геополитических, ресурсных интересов всего мира - в том числе, России. Это и одна из болевых точек человечества: конфликты бушевали здесь со времен его зарождения, при том что мировая цивилизация возникла как раз в этом районе.

Был период, когда Россия почти ушла с Ближнего Востока, погруженная в свои внутренние проблемы и ориентировавшаяся больше на Запад в надежде на помощь в их решении. Жизнь заставляет возвращаться сюда - здесь тоже есть ресурсы для решения наших внутренних проблем. Это и израильские технологии, которые успешно работают в совместных проектах, от самолетов до медицины, и арабские финансы, которые были бы далеко не лишними в инвестициях в Россию, и миллиардные долги Ирака и Ливии, и нефть. И, наконец, человеческий ресурс, среди которого - не стоит забывать - наши родственники и друзья.

Закончится ли арабо-израильский конфликт? Надо полагать, это закончится, как только начнет выдыхаться потенциал гнева и обид и ощущение тупика конфликта станет очевидным.

Сможет ли Россия реально способствовать урегулированию? И израильтяне, и арабы явно хотят этого, но с нашим уходом из региона, по мнению многих наблюдателей, явно ослабли ощущение ближневосточных реалий и профессионализм российской политики. Это обидно хотя бы потому, что Ближний Восток совсем недавно был одним из сильных мест нашей внешней политики. Надо надеяться, однако, что возмещение наших потерь здесь - дело наживное.