В темные годы застоя, когда приличный человек не мог поговорить с другим приличным человеком, иначе как накрыв телефон подушкой, в либеральных кругах было в ходу ругательство "павлик морозов". Означало оно не столько "преступного сына", сколько именно доносчика и стукача: осуждалось именно "сотрудничество с властями". К нарушению заповеди "чти отца своего и мать свою" либералы-образованцы относились куда более прохладно: у многих были свои проблемы с родителями, да и вообще патриархальные ценности в этой среде не котировались.

Тем не менее в ситуации спора с оппонентом (обычно каким-нибудь наивным советским патриотом - тогда такие тоже попадались ветхозаветный аргумент "на отца руку поднял!" тоже доставался из кармана: "а чего хорошего вы ждете от власти, канонизировавшей выродка, предавшего отца своего". Чувствовалось, конечно, что и "выродок", и патетическое "отца!" - не столько боль сердца, сколько товар на вынос, а точнее сказать - обращение к ценностям противника с целью манипуляции ими. "Вы там что-то про Отечество, про предков лепечете? Так нате ж вам: щенок папашку своего огонопупил, а Отечество ваше поганое его за это в святцы вписало. Что возразить имеете-с?" Возразить было как бы и нечего: советская власть и правда выглядела в этой ситуации нехорошо.

Истинное же отношение образованщины к "предкам" проявилось много позже, когда Горбачев только начал ковать свое железо. Первый и главный перестроечный фильм, снятый культовым грузинским режиссером, был настоящей манифестацией эдипова комплекса - его герой, прозрев всю мерзость отца своего, выкидывает его труп из могилы¹. Фильм имел успех оглушительный в прямом смысле слова: на первых показах было принято аплодировать.

Называлось кино сообразно своему мессиджу: "Покаяние".

1

Любая крупная дележка предполагает, что прежде всего прочего делятся вершки и корешки, то есть прибыли и издержки. Тотальная приватизации всегда идет по формуле приватизация прибылей - социализация издержек. Это значит, что все сладкое присваивают себе "эффективные собственники" (или как они там называются на очередном историческом этапе, а все горькое, кислое и соленое всучается обществу и государству - которые, в свою очередь, перепихивают эти дары друг другу, пытаясь сбросить с себя хотя бы часть непонятно откуда взявшегося груза. В результате народ и власть начинают тихо ненавидеть друг друга, обессиливаясь в этом взаимном перепихивании. При этом государство никак не может стряхнуть с себя гнетущие его долу "социальные обязательства", а народ нищает и вымирает от бескормицы - к вящему удовольствию "эффективного собственника".

Все это касается (причем в первую очередь и самого главного рынка - рынка символической продукции. С самого начала радикальных реформ нашим будущим буржуйчикам был выписан моральный карт-бланш: либеральная пропаганда объявила абсолютно все их действия (начиная от банальной неуплаты налогов и кончая грабежами, убийствами и предательством Родины) нормальными и естественными для "эпохи первоначального накопления" - когда все в дыму и ничего не видно, то есть все дозволено. Однако, эта идеология абсолютной... нет, нет, не правоты, бери выше - невинности "эффективного собственника" - когда какой-нибудь очередной олигарх, получивший несметные сокровища каким-нибудь бесконечно омерзительным способом (таким, что о нем поведать стыдно даже сейчас, после отмены всей и всяческой морали: покажите олигарха, который способен внятно рассказать, откуда у него образовался первый миллион) - отнюдь не распространяется на всех. Индульгенции получили только избранные. Груз же вины отнюдь не аннулирован, нет - но аккуратно переложен на плечи лохов и терпил, то есть российского государства и русского народа.

Этот процесс - перманентное перераспределение плохой кармы в пользу пузатеньких - является денотатом практически любого либерального рассуждения. Достаточно открыть любую приличную газету, чтобы прочесть о ленивом, бездарном, завистливом народе, неспособном сделать ничего полезного, с руками, растущими из жопы, терпеливо сносящего тиранство властей, но обуянного иррациональной ненавистью ко всему чистому и светлому (олицетворяемому крупными собственниками и либеральной интеллигенцией. Над этим народом растопырилась чернокрылая власть, бесконечно отвратительная в своей косности, бездарности, продажности, тиранстве, одержимости имперскими комплексами. При всем том два этих существа - власть и народ - пребывают в перманентном соединении: власть насилует "подлых людишек", но подлые людишки получают от этого извращенное удовольствие, и поэтому заслуживают только презрения².

При этом все чистое и светлое (то есть господ собственников и их верных личард из СМИ можно смело уподобить лотосу: они, как и он, плавают в грязи, но грязь к ним не пристает. Поэтому в ответ на любые обвинения в адрес сих избранных следует пожатие плеч и царственное "ну и что?" Да, уважаемые господа олигархи нарушали какие-то там законы. И что же теперь, судить их, что ли, по этим жалким, смешным "законам"?³ Закон не смеет судить носителей благодати: лица исторические, свершающие мистерию Первоначального Накопления, не подлежат человеческому суду⁴. Если какие-то там законы и были нарушены - что ж, тем хуже для законов. То же самое касается и "людской молвы": всякий, дурно думающий или говорящий дурное о заведомо невинных (Гусинском, Березовском, или вот как сейчас о Ходорковском), тем самым всего лишь свидетельствует о черноте своей собственной души, о собственной неизбранности-к-невиновности. "Где твой мильен, паря, чтобы гавкать на эффективного менеджера и его транспарентный до раскаленной белизны бузиннес?"

Кстати, не следует забывать, что разделение на имеющих-право-на-все и несущих-груз-вины состоялось до всего остального прочего - в том числе и до приватизации, "отпускания цен" и прочих подвигов младореформаторов. Задолго до разделения на богатых и бедных, на сильных и слабых, на допущенных к кассе и отогнанных от нее, российское общество было разделено на два класса: всегда невинных и во всем заранее виноватых.

Дальнейшие разделения следовали из этого изначального. Пробившиеся в невинные (то есть назначенные быть "эффективными собственниками" творили абсолютно все что хотели, а все их злодейства только умножали и без того огромную вину изначально-виновных. Последние играли незавидную роль "козла отпущения": на их головы возлагалась мегатонны чужой кармы - после чего они торжественно изгонялись "в пустыню к Азазелю". Кстати сказать, один из самых знаменитых "библейских" образов перестроечной и постперестроечной публицистики - уподобление "выхода из совка" исходу евреев из Египта, с обязательной добавкой "следует водить народ по пустыне, пока не умрут все, рожденные в советском рабстве", - довольно-таки двусмыслен. В пустыню, как известно, изгоняли и козла, посвященного Дьяволу, на голову которого символически возлагались грехи евреев. "И положит Аарон на обоих козлов жребий: жребий один для Господа, а жребий другой - к Азазелу." (16.8) Русский народ, водимый реформаторами по постсоветскому аду, похож скорее на несчастное животное, жертвуемое Сатане во искупление чужих грехов (в данном случае - приватизаторов и их присных), нежели на "избранное семя Израилево", чистое и святое by definition.

2

Как уже было сказано, изначально-виноватых в России двое. Это российское государство и русский народ.

В чем виновато российское государство, объяснять никому не надо: оно по определению виновно во всем вообще, включая дурной климат, дороги и дураков. Но более всего оно виновато в том, что недостаточно жестко обращается с народцем. Власть - потатчица: она развращает народ беромыми на ся "социальными обязательствами", она народ учит, лечит, тем самым отучая его от самостоятельности, от самоуправления, от ответственности за свои действия, и вообще держит его в инфантильном состоянии. Ключевая фраза тут - "ответственность": государство мешает взвалить на плечи народа полный груз вины. Ибо "ответственность" в устах либерала означает - признание своей вины и готовность отсидеть за это полный срок, от звонка до звонка.

Что касается вин русского народа, то они перманентны, как перманентная революция. Русские присвоили себе (огнем и мечом! - это, как известно, чисто русские изобретения большие территории, на которых развели свинство. Русские безумно и жестоко угнетали всякие нации и народности, цивилизованные и не очень. Русские угрожали своими ракетами Свободному Миру. Русские создали имперскую, шовинистическую культуру, позаимствовав у презренной Византии гадкое самодержавие и уродливую кириллическую азбуку. Русские пьют водку, русские мужчины некрасивы и не способны удовлетворить женщину. Русские неритмичны, они не используют шампуни и плохо говорят по-английски. Etc, etc, etc.

Впрочем, на месте "etc" нельзя подставлять совсем уж что угодно: при всей противоречивости обвинений, возводимых на русских либералами, они все же структурированы. А именно: если власти обычно приписывают злую волю, неправильный выбор, то русский народ виновен скорее в "изначальной испорченности", вина является его свойством ("прирожденная вина", наподобие первородного греха или врожденного уродства, но очень мало зависит от его воли. Напротив, все грехи русских в конечном итоге связаны с их рабским сознанием, то есть с отсутствием ярко выраженной индивидуальной и коллективной воли, которой столь щедро одарены народы почище.

Либералы даже способны поминать "волю народа" в позитивном контексте: например, события 1991 года они обычно характеризуют как "народ выбрал"⁵.

Но это лишь одна сторона дела. От либеральной пропаганды еще можно было бы как-то отстроиться. Однако, русский, отшатывающийся от телеэкрана с Шендеровичем, напрасно будет искать утешения у "своих" - почвенников, патриотов Империи, коммунистов.

Отношение патриотического крыла образованщины к вине русского народа заслуживает отдельного исследования. В целом оно обратно либеральному: патриоты, как правило, отрицают врожденные дурные качества русского народа - напротив, русские, в понимании патриотов, изначально хорошие люди. "Рабское сознание" русского народа они, как правило, признают, но относятся к нему позитивно: "добрый, тихий и незлобивый русский народ, доверчиво, как дитя, следующий за Государем и Церковью" - эта умилительная картинка вполне соответствует "патриотическому дискурсу". Зато строжайшему осуждению подвергаются все явления воли: например, революция, понимаемая как "выплеск низких страстей". "Народ похотел самовластвовать над собой, прельстившись". За сим следуют кары Божьи: коллективизация, голодомор, уничтожение целых классов общества. Но все это справедливо, ибо желание иметь свою волю "надо наказывать и не так". Аналогично понимается и 1991 год: "прельстившись, отступили". Впрочем, именно пассивность народа (слишком уж было заметно, что в тех событиях он был "ни при чем" является, в глазах патриотов, отчасти оправдывающим обстоятельством: если бы на стороне демократов выступила бы сколько-нибудь значительная часть населения, упрекам не было бы конца: "мы сами заслужили все то, что с нами происходит".

Совершенно особое место в поддержании дискурса русской вины занимает позиция людей религиозных, в первую голову - православных. Как известно, сама РПЦ МП на эту тему предпочитает молчать: это грозное молчание, напоминающее молчание "рыбы Баскервилей" из известного анекдота, собственно, и составляет ее основной ресурс влияния. Официальная позиция Церкви сводится к тому, чтобы ничего не оглашать, но все время иметь нечто в виду (точнее, за пазухой. Зато не молчат люди "вне и внутри церковной ограды" - начиная от харизматических батюшек и кончая русскими интеллигентами, считающими нужным носить крестик на шее. Все они много и охотно рассуждают о винах русского народа - за прельщение протестантизмом, за желание материального благополучия, и главное - "за революцию" и ее квинтэссенцию - убийство Царя-Мученика⁶. То, что Николай Второй был убит несколько иным образом, чем, скажем, его французский коллега (где и в самом деле можно было говорить о каком-то участии народа в деле), никого не колышет: убийство царя является скорее эмблемой вины. Неважно даже, кто его убил - важно, что русские должны осознать это как свой грех, признать его, и непременно покаяться в нем. И только после принесения "полного покаяния" у русских появится моральное право "вообще чего-то хотеть".

(окончание следует)

Примечания:

¹ Разумеется, в пару к танатической была дана и эротическая, либидозная. Вторым главным перестроечным фильмом была "Маленькая Вера" - где впервые в истории советского кинематографа было продемонстрировано тщательно скрываемое коммунистами от народа таинство совокупления, а также показан краешек главного предмета коллективного вожделения - "Настоящий Розовый Гигиеничный Запад". Рассмотрение этой темы мы, с позволения читателя, отложим до другого раза.

² Этот важный поворот либеральной мысли - ненависть к насильнику и презрительное отвращение к его жертве - следует отметить особо.

Одним из постоянных обвинений, адресуемых либеральными публицистами российским властям, является то, что они страшно далеки от народа и обращаются с ним как колонизаторы. Но те же самые авторы обычно утверждают, что народу власть, напротив, близка и даже приятна: народ мазохистски любит творимые ею бесчинства и только о них-то и мечтает. Это выводит на новый виток гнушения: теперь власть начинают презирать уже за то, что она имеет дело со столь гадкими подданными: "трахается с этакими уродцами". Народу же, в свою очередь, бесконечно напоминают, что он-де "достоин своего правительства": этой квинтэссенцией мировой мудрости замыкается риторический круг.

³ Из последних ламентаций на эту тему - известное письмо Березовского, написанное в стилистике "сколько можно повторять очевидные вещи".

Несколько любопытных пассажей:

"Бессмысленно обсуждать, справедливо или нет была перераспределена государственная собственность. Конечно же, несправедливо. Передел собственности не бывает справедливым никогда".

Интересно, что большевистский передел собственности вызывал и вызывает у либералов совсем другие чувства: здесь как раз имеет место обостренная чувствительность к справедливости и отсылки к "священному праву" частной собственности, к ее законности - в отличие от "советского воровства". Такая же чувствительность была предъявлена на раннем этапе перестройки, когда "привилегии партаппаратчиков" были постоянной темой обсуждений.

Еще одно место:

"Каждому, [...] кто не спал в России на печке в течение 90-х годов ХХ века, может быть предъявлено обвинение в совершении преступления по той причине, что старые законы уже не работали, а новые еще не работали. Таковы последствия любой революции".

Здесь характерна эта самая "печка": воображаемый антагонист обвиняется в традиционном русском грехе - беспробудной лени, "лежанию на печи" и надежде на щуку. Не совершавший преступления ("проспал, когда другие маму резали" тем самым виновен, и, напротив того, преступник занимался полезным делом. Преступление является лучшим оправданием, отсутствие же преступление есть пункт обвинения ("...и на что ты после этого годен?").

⁴ Стоит рассмотреть ту версию, что "первоначальное накопление" и вообще "введение капитализма в России" воспринимается его адептами (не говорю - "осмысляется", тут речь идет о бессознательном) не в плане какого бы то ни было "строительства" (как это было у тех же большевиков), а в топосе сакральной жертвы (подразумевающей разрушение, причем разрушение самодостаточное, не предполагающее за собой ничего, кроме ожидания милости от богов, принимающих жертву).

Это, в свою очередь, позволяет осмыслить "приватизацию" в качестве того, чем она и была на самом деле - то есть в качестве жертвоприношения, "гекатомбы".

Соответственно, приватизаторы (то есть жрецы и в самом деле невинны - как невинен ацтекский жрец, вырывающий сердце пленнику.

⁵ В смягченном варианте - "народ показал свое отношение к тому-то и тому-то". "Отношение" - это еще не воля, но личинка, зародыш ее. Как правило, "отношение" проявляется негативным образом: не "восстали", но "отказались поддерживать", или хотя бы "осудили действием".

Что касается угодных либералам действий - то вот, к примеру, характерное в этом плане рассуждение либерального священника Якова Кротова, регулярно выступающего на радио "Свобода". Поводом послужило освящение храма в Екатеринбурге, посвященному Николаю II и его семье. Кротов ссылается именно на "народный ответ":

"Строился храм на деньги номенклатуры, а народ - народ несколько раз поджигал стройку, растаскивал стройматериалы, в общем, высказывал свое отношение к империи всеми доступными средствами."

Примерно в таком же тоне либералы перестроечных времен описывали, скажем, распространенное в советское время мелкое воровство на предприятиях: действие вроде бы и нехорошее, но "характеризующее отношение к так называемой социалистической собственности" (читай - правильное, хорошее отношение.

⁶ В качестве примера жанра: названия подглавок характерного в этом смысле сочинения архиепископа Серафима (Соболева) "Русская идеология":

"...Отступление русского народа от православной веры через увлечение протестантизмом под влиянием противоцерковных реформ Петра I. - Усиление греха отступления в царствование императрицы Анны Иоанновны и в особенности - Екатерины II. - Бессилие государственной власти остановить неверие в дальнейшие царствования императоров, несмотря на их покровительственное отношение к Церкви.

Возврат русских людей к истинной вере как необходимое условие для возрождения России и покаяние в грехе бунтарства против власти Помазанника Божия... Сущность покаяния для русских людей, принимавших активное и пассивное участие в грехе бунтарства против царской самодержавной власти".

Это дискурсивный стандарт. Текстов на эту тему существует множество, разной степени хлесткости и публицистического накала.