Окончание. Начало - здесь

Вернемся к вопросу об экстремальном терроризме, терроризме с использованием самоубийц, или "шахидов". В исследованиях этого феномена, уже почти в функции парадигмы, используется следующая схема: жертвующий собой шахид получает доступ к Аллаху, а остающиеся в живых организаторы теракта, уничтожившего массу мирных граждан, отправляют свое "послание" власти; при этом, как для шахида, так и для организаторов теракт представляется единственным гарантированным способом достичь своей цели. Данная схема верна, но частична, т.е. она фиксирует лишь часть истины.

Принесение себя в жертву во имя веры - мученичество за веру - вовсе не предполагает в качестве обязательного условия массовое (или даже единичное) убийство других людей. Даже если такой акт осуществляется в ситуации религиозной войны, то Бог - не идол, ему важен духовный смысл поступка, а этот смысл заключается здесь в том, что правоверный жертвует для Бога своей жизнью. Надо думать, что жизнь правоверного, будучи жизнью "избранного", бесконечно ценнее для Бога, чем жизни неверных, которые суть прах и нечистоты. Встает вопрос: если террорист-самоубийца стремится к массовости убийства, то следует ли отсюда, что его к этому принуждают организаторы теракта, для которых теракт - это массовое жертвоприношение Богу? Или, быть может, дело также в том, что самоубийцей руководит чувство мести?.. Для чеченского терроризма, использующего "черных вдов" - это, пожалуй, скорее правило, чем исключение. Однако, строго говоря, мотив мести вносит существенное искажение в картину мученичества за веру, потому что этим мотивом потенциальный мученик лишает себя позиции абсолютного морального превосходства над своими врагами. Мстить - значит признавать предмет своей мести по меньшей мере равным себе; не говоря уже о том, что месть, как правило, удел слабых и униженных. Удел сильных - возмездие; но возмездие не предполагает самоуничтожения. Иначе говоря, наличие мотива мести в данном случае дезавуирует претензию на мученичество. Впрочем, вряд ли террористу-самоубийце есть дело до таких "тонкостей" - тотальная контрдифферентность современного терроризма делает их для него совершенно незначимыми, "пустыми словами". Точно так же террориста-ваххабита, скорее всего, ничуть не смущает тот факт, что плата за его деяние, полученная им или, в случае его смерти, родственниками, снижает духовное значение его деяния едва ли не до нуля. Быть может, ислам - бездуховная религия? Или ваххабит вообще не принадлежат к исламу?.. Словно ртуть, когда ее пытаются уколоть иглой, "перетекает" он с одной позиции на другую, собирая максимально возможную для себя выгоду.

Можно, наверное, согласиться с тем, что в своем стремлении убить максимальное число врагов террорист ведет себя как солдат; и, в то же время, он - не солдат, поскольку принципиально отказывается, находясь лицом к лицу, делать различие между вооруженным противником и мирным населением. Кроме того, "готовность умереть за Родину" для солдата означает готовность к тому, что его может убить вооруженный противник, а не к тому, что ему, словно самоубийце, надо будет убить самого себя. Идеальный солдат - это, все же, не камикадзе, но ниндзя: убивающий любое число врагов и при этом неуязвимый.

Дефицит власти или дефицит реальности?

Вне всяких сомнений, массовость убийства имеет для организаторов теракта принципиальное значение; и связано оно не с местью, но с прагматическим расчетом придания этому деянию максимальной значимости. Прагматика здесь может быть многокомпонентной, включающей в себя и "высокие идеи", и "рыночный интерес", - контрдифферентность дозволяет все.

Широко распространено мнение, что, поскольку террор используется в качестве средства давления на государственную власть, его следует трактовать политически, следовательно, самих террористов рассматривать в качестве политической силы. Однако, взаимоотношения терроризма с политической деятельностью гораздо более сложны и гораздо меньше подходят для дефиниции терроризма, чем думают некоторые¹.

Политика укоренена в ситуации дефицита власти - грубо говоря, власти не хватает на всех или вообще недостаточно для решения определенных задач, - и ориентируется на ее распределение и перераспределение в рамках определенного строя. Цели же терроризма проистекают не из дефицита власти - хотя и он имеет место быть, - но прежде всего из дефицита реальности. В отличие от политиков террористы борются не за власть, как она есть, но против власти ², стремятся к ее уничтожению, хотя бы символическому (унижение). Терроризм, способен, конечно, декларировать политические цели, но они суть всего лишь политические проекции его истинного интереса, проекции, вообще говоря, не обязательные. И если понимать, каковы эти истинные интересы, то окажется, что шахид - не самая опасная "деталь" терроризма.

Террорист-самоубийца, если уж прибегать к метафоре оружия - не более чем капсюль-детонатор, а собственно заряд образует все общество - все общество в той мере, в какой террористам удается превратить его в жертву своего террора, т.е. в жертву страха. Тогда охваченная страхом часть общества (населения), вся эта масса взбудораженных "сверчков", и СМИ, поскольку они дублируют и это событие, и этот страх, и реконструируют какие-то смыслы, несут террористическое "послание" и реализуют тем самым цели террористов, главная среди которых (если не единственная) - в том, чтобы утвердить свою реальность как имеющую всеобщую, тотальную значимость.

Шахид - в "логике" террора - всего лишь производит событие; вернее, если следовать Делезу, "бестелесный эффект", который можно признать событием только тогда, когда он, с одной стороны, относится к действию на уровне (реальных) тел, а с другой - выступает тем, что выражается в предложениях. Террористам нужны события, которые утвердили бы их реальность и силу. Останутся ли они в таком качестве анонимными или "откроют личико" - для них, видимо, не столь важно. Они стремятся существовать прежде всего посредством действия, а не через имя (в конце концов, перефразируя, "аллах знает своих"). Стоит им только прекратить теракты - и они никто, и звать их никак, и интересны они только для милиции и суда. Поэтому, ставят террористы политическую задачу или нет, - прежде всего они вынуждены решать онтологическую задачу, задачу обеспечения своего реального существования, своей "прописки" в радикально чуждом им мире.

Примечания:

¹ Настороженность должно вызывать уже одно то, что политический подход способен приводить к таким вот суждениям: "...взрывы домов в Буйнакске или даже в Москве не являются терактами. До конца не ясно, кто, с какой целью их совершал и с кем и каким образом власти в результате должны идти на компромисс." (Ю. Солозобов).

² Например, против самодержавия в принципе, против светского государства вообще, против "не по-нашему устроенной" власти "чужаков".