"Манеры, - писал Эдмунд Берк, - важнее закона... Закон затрагивает нас, но лишь постольку поскольку. Манеры же - то, что раздражает или смягчает, развращает или очищает, возвышает или унижает, делает нас дикими или утонченными посредством постоянного, прочного, одинакового и незаметного воздействия, подобно воздуху, которым мы дышим".

Манеры определяют не столько то, что правильно и неправильно, сколько то, что прилично и неприлично: что является пристойным или подобающим, а что нет. Возьмем свежий бестселлер философа Гарри Франкфурта, вышедший в издательстве Princeton University Press. Он называется "О х..не", и хотя многие американские газеты, включая эту, не рискуют печатать все слово целиком, вы знаете, что имеется в виду. Даже "Нью-Йорк таймс", где в разделах lifestyle детально воспеваются всякого рода "запретные" пристрастия, не в состоянии полностью воспроизвести название книги в своем списке бестселлеров.

В чем природа этого смущения? Мистер Подснап, персонаж романа Чарльза Диккенса "Наш общий друг", был постоянно озабочен тем, как бы не вогнать в краску какое-нибудь юное создание. Может быть, американские издания заболели синдромом Подснапа и потому не могут напечатать слово, давным-давно вошедшее в речевой обиход? Британцы наверняка так и считают, ибо ничтоже сумняшеся печатают его, разливаясь соловьем по поводу книги на страницах крупнейших СМИ. По словам лондонской "Таймс", книга Франкфурта - "евангелие нашего времени". Может и так. Стоит ли этому радоваться?

Кстати, похоже, что тема, поднятая Франкфуртом, входит в моду. В августе должна появиться книга "Позвоните, мы очень ждем: Вся правда о х...не" канадского профессора Лоры Пенни, которая также намерена придать низменному предмету высоколобый интеллектуальный глянец.

Названия обеих книг свидетельствуют о некой тенденции в академических кругах. Тенденции, которая способствует огрублению культурной жизни, о чем и предупреждал Берк. Конечно, это мелочи. В случае с книжными заголовками - относительно невинные. В конце концов, мы живем в эпоху, когда MIT Press - издательство с крайне чопорной репутацией - может опубликовать книгу под названием "История г...на". В 2002 году научный журнал "Критика" восторженно писал об этом произведении: в нем-де "смакуются многочисленные "сортирные" импульсы, чтобы продемонстрировать способы, через которые история "государства", история современной субъективности и до некоторой степени история истории прекрасным и ужасным образом переплетены с историей основы основ". Несколькими годами ранее "Джонс Хопкинс" опубликовало книгу "Технология оргазма: Истерия, вибратор и сексуальное удовлетворение женщин", права на экранизацию которой уже проданы.

Но авторы этих книг могли лишь мечтать о славе, которая сегодня обрушилась на мистера Франкфурта. В самом деле, то, как встретили его брошюрку, наверняка вгоняет в краску его самого. Объем продаж более 100 тыс., конечно, пополнит его собственную и принстонскую казну.

Так случилось, что мистер Франкфурт - мой давний приятель. Если к кому-то и применим вульгарный термин "интеллектуальное достоинство", то именно к нему. Он выдающийся философ (Йель, Принстон и т.д.), блестящий педагог, остроумный и эрудированный человек. Пример его остроумия - эссе из 8000 слов, написанное им в 1986 году и опубликованное в сборнике 1988 года. Это эссе сегодня отряхнули от пыли и переиздали отдельно в твердом переплете.

И что же в нем по сути сказано? "Одна из наиболее заметных черт нашей культуры, - начинает мистер Франкфурт, - слишком большое количество" той субстанции (или энергии?), которая вынесена в заголовок его книги. Эссе Франкфурта - на две трети философия и на одну треть игра. Круг цитируемых им авторов широк: Блаженный Августин, Паскаль, Людвиг Витгенштейн. Но интонация его легка. Он пишет, образно говоря, языком, не ведающим стыда.

В серьезной части эссе прослеживаются некоторые различия между истиной, ложью и той вязкой серединой, где пускает корни тема его рассмотрения. И лжец, и честный человек имеют дело с истиной: один - чтобы скрыть ее или ниспровергнуть, другой - чтобы ее провозгласить. Однако выразитель главной темы Франкфурта - персонаж более скользкий. Будучи равнодушен к истине, он своего рода артист, исполняющий нравственное представление. Его больше заботит, какое впечатление он произведет, а не какие истины он раскроет (или скроет).

Игровой пласт эссе проявляется в том, как Франкфурт сталкивает сложный синтаксис философской теории с простонародным языком избранной темы. Весь сарказм и цинизм заключаются в контрасте между высокопарностью и грубостью.

Что же нам следует обо всем этом думать? В сущности, как заметил мистер Франкфурт, его эссе принадлежит к роду изысканий, восходящих к попыткам Платона провести разграничение между философией, которая занималась поиском истины, и софистикой, которая пренебрегала истиной ради победы или видимости победы в споре.

Софистика описывает определенный вид интеллектуальной практики: тот, что возвышает ум над истиной. Тема эссе мистера Франкфурта перекликается с позицией познавательного пессимизма. Ее "глубинный источник", пишет он, кроется в "разнообразных формах скептицизма, которые отрицают, что мы можем иметь какой-либо надежный доступ к объективной реальности, и которые, следовательно, отбрасывают саму возможность знания о том, какова истинная суть вещей".

Звучит достаточно серьезно. И действительно, Франкфурт серьезен на 66 процентов. В видеозаписи интервью, размещенной в интернете, он упоминает об "опасности", которую х...ня представляет для "основ цивилизации". Он отмечает ее разрушительное воздействие на публичный дискурс, приводя в пример привычку Джона Керри ссылаться на свое военное прошлое, словно оно делает его годным к президентской службе. Иными словами, он говорит об интеллектуальной и нравственной деформации, которая влечет тяжелые последствия.

Но есть и другие 33 процента. К концу эссе Франкфурт оставил угрозы цивилизации в стороне и предположил, что предмет его эссе выполняет "ценную функцию" и что нам нужно "защитить" его.

Может быть и так. Встречаются явления, одновременно опасные для цивилизации и достойные сохранения. Но есть также кроется соблазн интеллектуального цинизма и того, что философ Дэвид Стоув назвал анфантерриблизмом. Подозреваю, последнее помогает понять не только колебания Франкфурта, но и дикий успех, который имела его книга.

Конечно, сложно не усмотреть в книге некий маркетинговый трюк, напрямую относящийся к теме Франкфурта. "Когда я недавно перечитал ее, - сказал Франкфурт в интервью "Нью-Йорк таймс", - то был слегка разочарован. Она не столь хороша, как я полагал". И все же принстонское издательство подготовило это эссе двадцатилетней давности для полок книжных магазинов, оставив его провокационный заголовок нетронутым. Можем ли мы представить, чтобы такая книга так хорошо продавалась без этого заголовка?

Несколько лет назад Рошель Гурштейн написала книгу под названием "Отмена молчания". Это может стать девизом нашего века: века, в который эпитет "запретный" - похвала, а единственное табу - мысль, что что-либо может быть табу. В руках принстонского издательства эссе Франкфурта, пусть и вполне безобидное, когда оно прозябало в академической безвестности, спекулирует на табу в силу своей сугубой одиозности. Его реинкарнация в качестве писка интеллектуальной моды - зловещий знак. У Диккенса мистер Подснап - комический персонаж. Но что если Подснап был прав?

The Wall Street Journal, 8 апреля 2005 года

Оригинал статьи

• Скотт Маклими. Критика чистого маразма
• Тимоти Ноа. Размышляя о белиберде