Когда приходится писать заметки рецензионного характера, чувствуешь себя, как государственная печать, которой Том, по воле Марка Твена, сделавшийся английским королем, колол орехи... Но нужно колоть и орехи. Нужно писать, хотя бы для того, чтобы за тебя не писал другой и не мучил тебя своим остроумием. Черный переплет этой серии заставляет благоговеть. Золотое тиснение побуждает к трепету. Что еще поражает в этой книге - удивительная серьезность тогдашней русской публицистики. До Максима Соколова осталось еще восемьдесят лет.

Кавычки сняты намеренно, перед вами скоморошеский центон из высокомерного Виктора Борисовича и язвительного Кирилла Рафаиловича. Ведь прочитанная книга о Вольфиле - тоже центон, но академически отменного качества, продиктованный материалом и временем, потребовавший от его автора более чем десятилетних кропотливых усилий. Но и успех несомненен, так как должен признаться, что цементирующие тексты-связки, написанные В.Белоусом об истории этого грандиозного заведения, зачастую увлекательнее докладов сверхзнаменитых авторов. И то сказать, тексты, что пошли на лоскутообразующий материал - не новость, почти все они были рано или поздно опубликованы, но состыкованные и подогнанные по колерам и фактуре - расцветают впечатляющим миксбордером.

Хотя судить о работе приходится только по ее половине. В первой книге рассказана предыстория Ассоциации и представлены 11 заседаний (из какого необозримого общего количества можно узнать только из хроникального обзора), но хроника и портреты обещаны только во второй книге, а она пока еще где-то "в печати". Темы заседаний заслуживают оглашения: Крушение гуманизма, Памяти А.И.Герцена, П.Л.Лаврова, Вл.Соловьева, Александра Блока, Ф.М.Достоевского, Беседа о пролетарской культуре, Платон, Философия творчества, Беседа о формальном методе и, наконец, - "Что такое Вольфила?"

Если несерьезно, то последнее обсуждение слегка напоминает классический образчик из басни Хемницера "Метафизик". Юный школяр шел по дороге и, "беснуясь в размышленьи" о "начале всех начал", угодил в яму. Отец пытается его вытащить и протягивает веревку, но "думного детину" не так легко сбить с толку, он обучен, что каждый объект должен иметь свое определение и потому возражает: "- Нет, погоди тащить; скажи мне наперед: Веревка вещь какая?" Изъятию из ямы с помощью веревки он противится: "На это б выдумать орудие другое, / А это слишком уж простое..."

А если серьезно, то ответ на вопрос "Вольфила вещь какая?" и обобщенное определение ее целей и задач дал В.Белоус в своей юбилейной заметке к 85-летию сообщества (16.ХI. 2004):

"Философии предлагалось решительно отказаться от схематичности и наукообразия. <...> В своих программных документах устроители содружества вели речь не только о решительной демократизации наличествующего института философии, но и об изменении самoй традиции философствования, складывавшейся столетиями и тысячелетиями. <...> Практически каждый индивид, соединяющий здравый смысл с воображением и руководствующийся исключительно своим собственным созерцательным или же поэтическим умонастроением, мог свободно рассуждать о высоких материях. Эти люди никогда не значились в профессиональных философах, их непосредственная деятельность, как правило, не соприкасалась со сферой науки или образования. Однако история мысли знавала времена, когда самосознание эпохи отражалось не в специальных занятиях философией, но преимущественно в области интуитивных поисков смысла человеческого существования и творчества. <...> Показательно, что идея "соборного строительства единого здания мировой культуры" также была выдвинута не профессиональными философами, а поэтами и прозаиками, литературными критиками и искусствоведами, художниками и театральными деятелями.

Никакого нового образа философии, конечно, не случилось, но попытка впечатляет.

Вряд ли настоящее издание (тираж 1000 экз.) может претендовать на широкий круг читателей, но для будущих профессиональных историков культуры приводим краткую справку о времени функционирования ВФА и о ее создателях: Вольная Философская Ассоциация действовала в Петрограде с ноября 1919 г. по апрель 1924 г. (публичные заседания, доклады, лекционные курсы). Председатель совета "Вольфилы" - Андрей Белый, товарищ председателя - Р.В.Иванов-Разумник, члены-учредители - А.А.Блок, Б.А.Кушнер, В.Э.Мейерхольд, К.С.Петров-Водкин, Конст. Эрберг, А.З.Штейнберг.

В числе существенных первопроходческих работ, предшествовавших появлению настоящего двухтомника - хроника Е.В.Ивановой "Вольная Философская Ассоциация. Труды и дни" (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1992 год. СПб., 1996). А также работа Н.И.Гаген-Торн, выполненная на основе собственных воспоминаний и архивных материалов, сохранившихся в Пушкинском Доме в архиве Р.В.Иванова-Разумника, - "Вольфила: Вольная Философская Ассоциация в Ленинграде в 1920-1922 гг." (Вопросы философии, 1990. # 4).

Студентка Петроградского университета Нина Гаген-Торн, член-соревнователь "Вольфилы", в своих "Memoria", созданных спустя полстолетия, вспоминала:

"Как передать атмосферу, что создалась на праздниках годового цикла воскресных заседаний Вольфилы? За год прошло 50 воскресных докладов. В каждом звучало, как музыкальная тема, переживание какого-то события культуры. В теме Платона нота достигла зенита, завершила аккорд. Пятьдесят воскресений, с большей или меньшей удачей, росло умение "соборности" восприятия. "Соборность", то есть общность переживания культуры, была поставлена как задача Вольфилы. Максимализм - программирован в первых докладах как мироощущение, где философия не мозговая абстракция, а осмысление звучания мира".

Важнейшей опорой в создании книги были и воспоминания ученого секретаря Вольфилы А.З.Штейнберга - "Друзья моих ранних лет (1911-1928)" (Париж, 1991). Он писал об этой "соборности", созданной одиночками:

"Основное ядро нашего содружества состояло из людей-одиночек, представлявших как бы отдельные острова в море большевистской России. Не только Белый был замкнут в себе, как остров в океане, но и Разумник, и Эрберг, не говоря уже о Блоке. Каждый из нас представлял собой особый, присущий ему одному, мир. И это было заметно даже со стороны. Ведь говорили же о нас: "собрание чудаков". Этим бы ограничилось, если бы среди нас не было людей с громкими именами, обладающих большим литературным талантом".

А бывает ли в таких серьезных книгах еще и что-то смешное? О, да. Сейчас на фоне забронзовевших философов и маститых до последних пределов поэтов Серебряного века куда любопытнее образ "милиционера Миши" - завсегдатая Вольфилы, фигуры поистине легендарной (Пригов отдыхает):

"Он приходил на заседания со своего милицейского поста, иногда еще не сдав винтовки - ставил в угол у камина и начинал говорить. Доказывал и требовал, чтобы все занялись углубленным изучением основ политической экономии..." (Н.И. Гаген-Торн);

"Когда, после докладов и лекций, наступило время прений, на трибуну вышел очень странный человек, болезненного вида, обросший бородой, в больничном халате, с горящими глазами. <...> Он встал и отрекомендовался: "А теперь, товарищи, скажет вам слово по поводу вашего Герцена дядя Миша. Разве вы не видите, что происходит? Строится Вавилонская башня, а для чего она строится? Для того, чтобы отменить Господа Бога. Для того, чтобы без Бога человек распоряжался сам своей судьбой. Задача хорошая. А что же будет вместо Бога? А вот если вместо Бога поставят какого-нибудь идола, тогда и Вавилонской башни строить не нужно. Запомните, что дядя Миша вам заявляет! С будущей недели будет выходить новый журнал "Вавилонская башня" под редакцией дяди Миши, в котором будет сказано: так как теперь строится Вавилонская башня, то неизбежным результатом будет разрушение России, рассеяние русского народа по всему лицу земли..."" (А. Штейнберг).

На самом деле, автора антирелигиозного журнала "Вавилонская башня" и любимца вольфиловских мемуаров "милиционера дядю Мишу" звали Моисей Ильич Корцов.

Трагикомическое тоже случается. Начало 1919 года, деятели искусства ведут переговоры о создании Вольфилы, а бдительные чекисты "раскрывают" "заговор левых социалистов-революционеров":

"Ранним утром 13 февраля, в пять часов и пять минут, в Петроградскую ЧК из Москвы поступила телеграмма: "Произведите тщательный обыск и арестуйте Разумника Иванова Детское Колпинская 20. Препроводите Москву Лацису". <...> Вслед за арестом Иванова-Разумника 14 февраля последовали "изъятия" А.Блока, А.М.Ремизова, Конст. Эрберга, Е.И.Замятина, М.К.Лемке, С.А.Венгерова, А.З.Штейнберга, К.С.Петрова-Водкина, то есть большей частью тех, кто оказался на страницах записной книжки Иванова-Разумника - либо среди его ближайших знакомых, либо в списке членов-учредителей" Вольной Философской Ассоциации. Вскорости всех освободили. Не смешно, но вот комментарий:

"Повезло лишь москвичам и тем, кого усердные петроградские чекисты, разоблачая несуществующий "заговор" левых эсеров, так и не сумели отыскать: по вполне курьезной причине избежал репрессий Ф.К.Тетерников, поскольку его искали под литературным псевдонимом как Федора Сологуба".

Этот конфуз чекистов с псевдонимом напомнил мне о недавно электронно присланной "окололитературной" буре в стакане воды. Некое филологическое сообщество, рьяно жаждущее крови, обсуждало в Интернете окказиональный (попросту вызванный финансовым "переучетом") псевдоним одного рецензента, показавшийся им непристойным. Предположения свидетельствовали о сервилизме и служебных навыках "собеседников". Опыт работы с Масановым, Катаевым и прочими криптографами - не помог. Но ведь даже начинающий хакер мог бы пояснить умудренным "васисдасам", что первым делом для "дознания" и "взлома" нужно помнить о матери компатриота. Что ж, вольные стрелки предков себе сами выбирают, а уж Вольфила и подавно у каждого из нас - своя.