Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Экспертиза | Фрагменты | В печати
/ Издательства / Экспертиза < Вы здесь
Глянец мозговых сортов
Ольга Вайнштейн. Денди: мода, литература, стиль жизни. - М.: Новое литературное обозрение, 2005, 640 с., ил.

Дата публикации:  9 Июня 2005

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Представить Вайнштейн, занимающуюся натуральной школой или трущобами Санкт-Петербурга так же трудно, как Плуцера-Сарно, любезно повредившегося на житиях святых. Каждому, натурально, - свое. Сколько в этом сласти и горечи нереализованных желаний - предоставим судить Эткинду с Рудневым. Очередной хит "культуры повседневности" - книга о денди. А они, конечно, сродни НЛО, так как ни тех (денди), ни других (НЛО) российский обыватель не видывал, но дать определение при надобности всегда готов. Ведь, вне сомнений, "мыслящие и прозрачные тела" (так именуются в книге специфически обутые и одетые человеки) непременно имеют всяк свое представление об этих виртуальных штуках. Зависит от степени вовлеченности в масскульт. Кто видит перед мысленным взором Леонида Парфенова в ста галстуках одновременно, кто убогонькую Ренату Литвинову, вещающую из лондонского сэконд-хенда о "супер", "классных" и "клевых" вещичках, а кто замахивается на спилберговские корабли, окруженные людьми в черном. В общем, к разделению по интересам, ранжирам и дендистским "сферам" потребитель давно приучен: кому "стиль" из телевизора, а кому - кулуарные междусобойчики под плакатами Бахтина, Фрейда, Деррида и прочей краснознаменности. Книга Вайнштейн, разумеется, из разряда интеллектуальной юродствующей моды (что, к счастью, не затирает ее информативности).

Название серии "Культура повседневности" - это горячий снег. Когда возникала аналитика повседневности, это понятие было строго противопоставлено культуре в качестве не-культуры. Сейчас же повседневность, превратившись в особую культурную практику, все перевернула с ног на голову. Вообще Вайнштейн не дружна с дефинициями (не о том забота). Дендизм как девиативная форма ни по каким критериям не явление повседневности. Каков тогда объект? Да и может ли автор его найти в принципе, когда смешивается все - и мода, и литература, и стиль жизни? Взлетев вместе с чепчиком, дендизм в руках Вайнштейн - уж точно не исторический феномен, ограниченный во времени и пространстве. Что тогда? Что-то вроде высшей похвалы, житийной светской формы, святого духа старой Европы.

Мы узнаем, между всем прочим, что денди - это тот, у которого все "наоборот" (по Гюисмансу) и чтобы ни-ни-никакого "vulgar". Изначально понятно, что мы с вами - не денди, вот при чтении и будем придерживаться именно этих двух адмиральских установок, что для нас в пределе будет означать вульгарное шиворот-навыворот восприятия. Важны точки и системы отсчетов, то есть из какого минного погреба или с какой каланчи следить за мыслительным пожаром Ольги Вайнштейн, выбрасывая черные или белые шары жеребьевки.

Вот, к примеру, неведомый миру Пруст "обменивается витиеватыми посланиями" с известным денди, графом Робером де Монтескью, и граф оценивает письма Марселя "как взыскательный учитель": "Исходя из шкалы в 20 баллов, это домашнее упражнение в эпистолярном жанре заслуживает отметки "-15"" (стр. 434). Следовательно, и нам требуется выбрать шкалу, ведь приходится признать, что никакой поэтически-незыблемой "скалы ценностей" мир выработать так и не сумел. Ни шкала Мооса (твердость камня), ни Рихтера (землетрясения по магнитудам), ни Бофорта (сила ветра), ни другие изысканные стихийные градации высоких сфер для наших классификационных целей заведомо не годны. Но тут пособить сможет элементарный оценочный институт, выработанный журналистами для низкопробного кинематографа. Берем самый вульгарный гид - "желтоватый" журнальчик "Мир ТВ и кино", заведомо не гламурный. (Кстати, и на это модное словесное приобретение у нас с О.Вайнштейн взгляды тоже расходятся. На первой же странице книги она определяет "гламур": "...Новое слово, означающее магическое заклинание, чудо, таинственную силу. И отсюда уже пошел современный смысл гламура - пленительный шик, дивное сияние шарма". Помилуйте, ведь в российской современности на эпитете "гламурный" по отношению к прессе, и не только, давно лежит презрительно-снисходительный отпечаток.) В этом вульгарном журнале фильмы оцениваются по трехбалльной системе в трех рубриках: сюжет, динамика, зрелищность. Воспользуемся этой нехитрой механикой.

Сюжет вайнштейновского "Денди" - ***, три звездочки, самый высокий балл. Обширнейший историко-культурный фон, подробный материал, глубокие познания. Чтобы гастрономически восхититься, достаточно заглянуть в конец книги (откуда обычно и начинается чтение) на указатель имен или на библиографию с подзаголовком "Что почитать и посмотреть в интернете". А уж если затем вернуться к началу тома и проплыть по гурманскому "Содержанию", то перечислительный ряд шапок заклинательно зашумит над головой ароматизированными кронами:

"Лидер моды: искусство дистанции. Классификация любителей моды. PR-стратегия. Механизмы подражания. Модный инстинкт. Денди как лидер моды"; "Гигиена денди: чистое и грязное в ХIХ веке. Городская грязь. Дендистский культ чистоплотности: утренние ритуалы Бо Браммела. Шампанское для чистки ботинок. Из истории париков. Чистые кокотки. Предубеждения против мытья. Страх перед микробами. Из истории душа и ванны. Гигиена и мораль"; "Наглость как вид изящных искусств. Об оттенках светской наглости: издевательская вежливость, дерзость, грубость. Искусство "нравиться не нравясь". Денди до дендизма: история любви герцога де Лозена" и т.д. и т.п.

В общем, 47 неспешных глав - всего много и при луженом желудке есть можно даже без хлеба.

Динамика книги - *, одна звездочка. У медлительности свои минусы. По свидетельству Вайнштейн, Стендаль о нашем отечестве ехидно отозвался: "Русские старательно копируют французские нравы, только с опозданием лет на пятьдесят" (стр. 373). Отсюда проистекает и просветительский пафос книги - читателю по возможности старательно пересказываются все труды западноевропейской и американской мысли (включая и романные), хоть каким-то боком касающиеся избранной темы. Фаршированная рыба - блюдо отменное, но процесс его приготовления связан с чрезвычайно мелким перемалыванием водоплавающего объекта и последующим трехчасовым кипением на слабом огне. Иной читатель мог бы и сам живо прожевать материал, авось и вкус был бы сохраннее. К тому же при множестве вынужденных повторов на Вайнштейн снисходит извинительная забывчивость (при полном отсутствии чувства юмора). Например, первый раз анекдот (и впрямь смешной) иллюстрирует остроумие Браммела, который на вопрос об употреблении им "простонародных" овощей (дендистский кодекс их не приемлет) сетует, что ему как-то ненароком довелось съесть горошину (стр. 61). Через четыреста страниц вся соль анекдота убита иным соусом повтора: "Вспомним объяснение Браммела по поводу своей несостоявшейся помолвки: "Леди Мэри слишком любила капусту" или - ледяным тоном в ответ на вопрос, любит ли он горох, - "Мадам, я случайно проглотил одну горошинку"" (стр. 459).

А вот какие жемчуга сыплются горохом на грядку, когда Вайнштейн, обособившись от предшественников, изрекает, наконец, собственные аналитические мысли. Считаем излишним комментировать стиль, глубину прозрений и обнажающееся в таких "проговорках" автометаописание - предполагается, что сходную гамму чувств в подобных обстоятельствах должен был бы испытывать сам автор (и, конечно, читатель). Кажется, что перед нами еще одно невольное переложение Беранже, проделанное Вайнштейн на полном серьезе. Речь идет о харизматическом денди графе Альфреде д'Орсе и о типологических ошибках восприятия его личности эрудированными современниками. Вот как, по мысли автора, должны были рассуждать эти униженные бедолаги-несмышленыши:

"И все же итогом всех этих побед графа д'Орсе над клишированными представлениями могло стать отчуждение - ведь что остается тогда ошибившемуся в своих предположениях? Чувство собственной неполноценности: "Он красив, умен, вхож всюду, это невозможное сочетание совершенств, он - полубог, а что же я?" Но именно в этот критический момент своего торжества полубог подает Вам руку и объявляет своим другом! Зарождающуюся неприязнь сменяет "мягкая эйфория", восторг от того, что Вас приблизили и признали равным, удостоили дружбы. Сразу возникает естественное желание хвастать этой дружбой, подражать графу во всем, аттестовать себя его приятелем.

Таков был, как нам представляется, механизм уникального харизматического воздействия графа д'Орсе на людей. Кроме счастливого характера, привлекавшего к нему поклонников, нельзя не отметить другое важное свойство графа: эстетическую завершенность его облика, придававшую ему сходство с произведением искусства. Американец Уиллис <...> особо записал одно из своих самых сильных впечатлений: граф д'Орсе, беззаботно раскинувшийся на оттоманке, - чисто пластическая картинка грациозно отточенной позы молодого тигра. Многие наблюдатели при встрече с графом просто восхищались им издалека - это было бескорыстное эстетическое наслаждение" (стр. 409).

Господи, каким же нарочито корыстным и неотесанным захочешь ощутить себя, читая каскад подобных слезоточивых пассажей!

Приведем еще одно из ярких аналитических "прозрений" Вайнштейн, которое называется незатейливо - "Шейный платок: психологический комментарий". Суть дела состоит в том, что "в современной психологии есть интересные исследования <...>, позволяющие установить определенные соответствия между акцентированным участком тела и эмоциональным состоянием". Так вот, кому интересно, то имейте в виду, что (с точки зрения фрейдизма вайнштейновского разлива) неспроста денди Бо Браммел по три часа возился со своим шейным платком:

"Без конца завязывая и перевязывая платок, денди тренируется в расслаблении и напряжении мышечного панциря, что соответствует разрядке и контролю столь сильных эмоций, как гнев и плач. Завершение узла - визуальный аналог владения собой. Знаменитая бесстрастность денди <...> - признак подавления эмоций и телесного зажима. Напротив, такие проявления дендистского темперамента, как саркастические реплики или спонтанное остроумие, свидетельствуют о свободном эмоциональном импульсе. Однако сдержанность и обуздывание сильных реакций типа гнева или слез все же доминируют. Зафиксированная крахмальная складка браммеловского шейного платка красноречиво повествует о покоренной материи, а продуманная небрежность узла словно намекает на возможность дозированного проявления чувств" (стр. 123).

Наш личный вывод: если у вас (как и у денди, которым шутки ради доводилось рвать тростью подол женского платья) есть, не дай бог, спонтанная склонность к хамству, то потуже затяните галстук и проверьте состояние шнурков. Наука не дремлет.

Научный пыл вайнштейновской книги заметно иссякает по мере приближения к современности (что корректно и объяснимо), а особенно при пересечении родимых границ (что прискорбно). Россия и ее дендизм явно не научный конек автора, да и то сказать, - эта модель еще мало изучена. Один мой знакомый, в дендизме разбирающийся, но книгу еще не купивший (кстати, ее цена - еще одна зашкаливающая рубрикация), в качестве пробного теста первым делом спросил: "А присутствует ли на страницах тома главный денди Серебряного века - Николай Гумилев?" Увы, нет. Как нет и русского варианта женского дендизма - Лили Брик (как бы к ее личностному вкладу не относиться).

Не приходится обвинять автора и в том, что у нее специфическая глухота к поэтическим отзвукам самых знаменитых строк родной словесности - опять же, вовсе не о том печется автор. В 1912 году издательство "Альциона" выпустило книгу Барбе д'Оревильи "Дендизм и Джордж Бреммель" (с предисловием Михаила Кузмина). Чтобы обвинить Барбе в фальсификации "точных" данных и поспорить с ним (неправильно говорит - наждак, а не стекло!) Вайнштейн приводит цитату из книги Барбе:

"Денди вздумали, прежде чем надеть фрак, протирать его на всем протяжении, пока он не станет своего рода кружевом или облаком. Они хотели ходить в облаке, эти боги. Работа была очень тонкая, долгая и для выполнения ее служил кусок отточенного стекла. Вот настоящий пример Дендизма! Одежда тут ни при чем. Ее даже почти не существует больше" (стр. 391).

Не кажется ли уважаемому автору, что чем цитировать М.Бахтина, которому очень не понравился невзаправдашний дендизм Маяковского, лучше подумать - а не хотел ли обладатель "кофты фата" щеголять вслед за Браммелом - не мужчиной, а "облаком в штанах"?

Или, например, Вайнштейн свысока, как происки прилежного неофита, оценивает одно из положений книги Барбе д'Оревильи:

"Его теория влияния базируется на идее символического договора между денди и публикой. Барбе старается понять, как и почему лондонский свет потребляет таланты Браммела - вкус, элегантность, юмор. Происходит своего рода "обмен дарами", заключается негласное соглашение: денди развлекает людей, избавляет их от скуки, отучает от вульгарности, а за эти функции общество должно содержать его, как политическая партия содержит своего оратора" (стр. 389).

А не попробовать ли нам присмотреться к парадоксалисткому переложению Борисом Пастернаком "теории влияния" Барбе - в финале программного стихотворения "Посвященье" из книги "Поверх барьеров" (1916). Здесь вовсе не денди, а нищих поэтов, дающих обществу оправдание и смысл жизни, должно оно обеспечить кровом, теплом, вином и мехом, поэты, а не денди, должны быть взяты им на содержание:

С улиц взимает зима, как баскак,
Шубы и печи и комнат убранство,
Знайте же,- зимнего ига очаг
Там, у поэтов, в их нищенском ханстве.

Огородитесь от вьюги в стихах
Шубой; от ночи в поэме - свечою.
Полным фужером - когда впопыхах
Опохмеляется дух с перепою.

И без задержек, и без полуслов,
Но от души заказной бандеролью
Вина, меха, освещенье и кров
Шлите туда, в департаменты голи.

В общем, осталось только поставить оценку книге Вайнштейн в последней рубрике. Зрелищность - *, одна звездочка. Тут и издательство помогло, в НЛО, к сожалению, вообще утерян вкус к книге как отдельной, самостоятельной эстетической вещи. Непонятны потуги автора обеспечить российский средний класс образчиками (письменными и иллюстративными) для подражания. Невообразимое количество опечаток, а как мы давно знаем, - это самостийные проделки компьютера. Визуальный ряд гравюрных вставок испоганен непотребной печатью, а цветовой материал, предоставленный британской выставкой "Денди ХХI века" в результате общих художественных манипуляций смахивает на дефиле из рижского журнала мод шестидесятых. К тому же еще и невразумительная авторская шутка с московским метро. В итоге, как гласит известный куплет-вульгарис о "портрете красавицы тетки":

Мне не очень нравится
На дагерротипе:
Я была красавица,
А теперь вся в сыпи.

P.S.

Примечание к одному комментаторскому гаффу. Процитируем печальное повествование О.Вайнштейн о том, какими нечеловеческими усилиями ныне безуспешно добывается секретная информация научных сносок:

"Ю.Демиденко в своей статье "Русские денди" (Родина. 2000. # 6. С. 114) утверждает, что Стенич был сексотом. Источник информации Ю.Демиденко - Александр Эткинд - в разговоре на эту тему сослался на книгу К.Ротикова "Другой Петербург" (СПб.: Лига Плюс, 2000. С. 34). Однако К.Ротиков не приводит никаких документальных свидетельств. Мы не располагаем никакими фактами по поводу такой версии. Заметим лишь, что тон воспоминаний о нем Николая Чуковского очень теплый и доброжелательный" (стр. 526).

Вообще-то, все читающее (и пишущее) мировое сообщество знает (кроме вышеперечисленных собеседников), что первоначальный источник информации о Валентине Стениче - потрясающе-страшный мемуар Николая Заболоцкого "История моего заключения". Впервые напечатан в 1981 году в английском переводе, затем в 1986 (и 1990) - в "Минувшем" (# 2), где автором вступительной статьи и примечаний был Ефим Эткинд (sic!). За истекший период воспоминания поэта публиковались неоднократно (в том числе и в интернете - в архиве психиатрии). Остается добавить, что Заболоцкий свои сведения приводит со слов сокамерников и говорит он о духовном растлении людей, сломленных допросами. Низко павший русский денди В.О.Стенич (Сметанич) - "эстет, сноб и гурман" - был расстрелян в сентябре 1938.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв ( )


Предыдущие публикации:
Аркадий Блюмбаум, Уроки истории для профессионалов универсального /07.06/
Кристоф Шарль. Интеллектуалы во Франции. Не берусь судить о том, может ли быть у истины история, а вот у ее глашатаев, у ее профессионалов история теперь есть.
Григорий Амелин, "Чому ж я не сокiл, чому ж не лiтаю?.." /03.06/
Не герои, а обычные люди. Не высокий стиль большой истории, а будничная, рутинная, каждодневная жизнь. Не эпистема, а докса.
Ян Левченко, Петербургские тиражи /31.05/
Выпуск 18. Издательство имени Н.И.Новикова: Для наших о своем.
Давид Гарт, Комиссары и жиды - выходи! /30.05/
Арон Шнеер. Плен. Советские военнопленные в Германии, 1941-1945. Любопытная книжка. Вроде как и о войне она, но далеко не о победе. Вроде как о мужестве советских военных, но далеко не торжественен и не праздничен ее тон.
Григорий Амелин, Рыбалка "Варяга" и вобла воображения /26.05/
Образ врага / сост. Л.Гудков; ред. Н.Конрадова. - М.: ОГИ, 2005. Масонский заговор и антисемитизм, советские соседи по коммунальной квартире и шпионы, хазары и "лица кавказской национальности".
предыдущая в начало следующая
Григорий Амелин
Григорий
АМЕЛИН

Поиск
 
 искать:

архив колонки:





Рассылка раздела 'Экспертиза' на Subscribe.ru