Ситуационистский Интернационал, 1957 год, строгий и теоретически утонченный Ги Дебор, его жена Мишель Бернстайн, датчанин Асгер Йорн, мечтательный Ванейгем, время, захлебывающееся от восторга новизны только что осознанных истин.

1963-1965 годы, Вайнегем пишет свой "Трактат об умении жить для молодых поколений".

1966 год, на профсоюзные денежки студенты издают скандальный памфлет "О нищете студенческой жизни, рассматриваемой в экономическом, политическом, психологическом, сексуальном и особенно интеллектуальном аспектах, а также скромное предложение по ее исправлению".

В 1967 году выходят в свет две самые известные книги ситуационистов - "Общество зрелища" Ги Дебора и "Трактат" Рауля Ванейгема.

1968 год, скоротечное, но крайне энергичное и яркое восстание, которое было почти мгновенно прекращено, однако осталось в истории как первая революция нового типа. Искусство вышло на улицы, перестало быть товаром и уделом избранных, полотна "индустриальной живописи" Джузеппе Пино-Галлицио продавались на метры как обои, потребитель искусства должен был избавиться от летаргического сна и перестать жевать искусство как свой унылый бюргерский ланч (привет вам, будетляне 20-х!).

"Что такое Бог? Гарант и квинтэссенция мифа, оправдывающего господство человека над человеком. У этой отвратительной выдумки нет других оправданий".

"Психической болезни не существует. Это просто удобная категория для того, чтобы рассортировать и изолировать случайности отождествления. То, чем власть не может править и что она не может убить, она обзывает помешательством".

"Что такое поэзия? Это организация творческой спонтанности, эксплуатация качественного в соответствии с внутренними законами последовательности... "Что такое поэзия?" - спрашивают эстеты. Нужно напомнить им следующее: поэзия редко является стихами. Большая часть искусства предает поэзию".

Как хорошо все знать! Как приятно плеваться словами, упоенно вываливая их на благодушно развешенные читательские уши. Это не проповедь, не руководство к действию, это роман идей, кишащих в голове сочинителя, точно недавно найденные черви в голове незадачливого японца.

Ванейгем пишет так, будто не было революции 1917-го года в России, будто не было ГУЛАГа, будто не было Второй мировой войны. Ссылки только на тех, кто ему удобен, только тогда, когда другие говорят нечто созвучное. Часто в написанном пламенным французом не разберется и сам отрицаемый им черт. Горячий человек, он так торопится рассказать всем нам о том, что ему подумалось за последнее время, что иногда прямо слышишь его заплетающуюся речь, невольно поддаешься, втягиваешься в этот горячечный поток, впрочем, не слишком надолго, устаешь от мельтешения лезущих друг на друга слов и понятий.

Ну, что Вы нам толкуете о фольксвагенах, месье Рауль? Это, говорите, буржуазные штучки все эти холодильники, телевизоры с поющей в них Бертой Сильвой? Все так, конечно, но что мы видим сейчас?

Для Вас, месье, новый мир должен был вознестись на трех страстях: страсть созидания, любовная страсть и страсть к игре. Из этих трех страстей, соответственно, Вы предлагали три проекта: проект самореализации, проект общения и проект участия. Вот, например, о проекте общения:

"Любовная страсть содержит в себе модель совершенного общения: оргазм, согласие партнеров в момент кульминации. Во мраке повседневного выживания - это мерцающий свет качества... Удовольствие - это принцип объединения".

А вот проект участия:

"Суть - в организованности без иерархии, иными словами в том, чтобы ведущий игрок не становился начальником. Игровое отношение является наилучшей гарантией против авторитарного склероза".

Удовольствие, игра, субъективность - не есть ли это обычный гедонизм, прикрываемый лозунгами о революции повседневности? Ведь основная идея Ванейгема заключается, если в двух словах, в том, что жизнь людей превратилась в выживание, постоянную борьбу за лучшее, а это, считает смешной галлиец, не должно быть так. Жизнь должна быть устремлена к удовольствиям и удовлетворению страстей. Когда все будут получать удовольствие - не будет господ и рабов.

"Революция повседневной жизни ликвидирует понятия справедливости, наказания, пыток, понятия, подчиненные обмену и фрагментарности. Мы хотим быть не судьями, а хозяевами без рабов, вновь обнаруживающими в уничтожении рабства новую невинность, красоту жизни".

Как сие звучало в 1967 году не берусь судить, а сейчас это по меньшей мере наивно, хотя, если ничего не знать и не читать, кроме милейшего Рауля Ванейгема, то все это весьма революционно и дерзко.

Удивительно все же - сколько стоит мир, столько есть на свете люди, которые заняты созданием революционной ситуации. Или мечтают о таковой. Все, по их мнению, нужно переделывать. Пробовали, переделывали, а все равно мир был не таков, как мечталось.

Мы, в свою очередь, прожив 40 лет спустя после появления этого литературного памятника, можем только сокрушенно пожимать плечами. Удовольствия? Да сейчас все только ради этого и живут. Страсти? Ну да, только о них и радеет современное искусство. Только вот едва ли от этого исчезло подчинение, против которого неистово боролись все революционеры на свете.

Да и стоит ли сейчас так надрываться? Вот Вы, дорогой месье, лежите на моем столе в виде книжки, Вы - литературный памятник, роман, забытый когда-то, а теперь вновь прочитанный. Но у нас уже все изменилось, у нас другое время и другие удовольствия. У нас 2005 год, Москва, лето, жара.

P.S. Хотелось бы поблагодарить переводчика. Фразы вроде: "Волны шока окружающей действительности отдаются в глубинах субъективности", - доставили острейшее наслаждение.