Александр Кожев о Советском социализме

Предлагаемый вниманию читателей "Русского Журнала" текст в известном смысле уникален. Он принадлежит перу Александра Кожева (Кожевникова) (1901-1968) - одного из крупнейших французских философов XX века, автора прочитанного во второй половине 1930-х годов лекционного курса по "феноменологии духа" Гегеля, оказавшего немалое влияние на интеллектуальную элиту Франции того времени, - Р.Арона, П.Клоссовски, Ж.Батая, Ж.Лакана, М.Мерло-Понти, Р.Кено. После Второй мировой войны Кожев переходит на государственную службу и занимает ряд ответственных постов в Министерстве внешней торговли. Его по праву считают одним из архитекторов "единой Европы", ныне на наших глазах стремительно обретающих свою плоть и кровь. В докладной записке, написанной в сентябре 1957 года после трехнедельного пребывания в Москве, равно как и по сделанному в январе того же года докладу "Колониализм с европейской точки зрения", хорошо заметно отношение Кожева к утвердившемуся в СССР режиму¹. В записке "Москва 1957 года", характеризуя настроения советской элиты в период между пленумом ЦК, лишившим власти Маленкова и Молотова, и низложением Жукова, он предсказывает и падение Хрущева, к которому вообще относился с нескрываемым презрением. Бросается в глаза то, что партийную и хозяйственную элиту СССР он называет "буржуазией" - национализация средств производства привела к государственному капитализму, который по целому ряду черт напоминает европейский капитализм конца XIX века. В докладе прямо говорится, что единственной развитой страной, в которой сохранился описанный Марксом эксплуатирующий трудящихся капитализм, является СССР. "Советский социализм" для Кожева представляет собой тупик в развитии, а обосновывавшие этот строй "романтические" теории не имеют никакого отношения к "Капиталу" Маркса (которого лучше всех в ХХ веке понял Форд). Кожев иногда называл себя "правым марксистом" и это отчасти верно. Как записка "Москва. Август 1957", так и доклад "Колониализм с европейской точки зрения" будут опубликованы в сборнике избранных произведений А.Кожева, который готовится к публикации издательством "Праксис".

А.М.Руткевич

Москва, август 1957

Более² чем где бы то ни было наблюдаемые в Москве "грубые факты" нуждаются в интерпретации перед тем, как использовать их или делать сколько-нибудь значимые выводы. Но если бы мне пришлось перечислить и истолковать в этих заметках все факты, которые мне довелось наблюдать на протяжении проведенных в Москве трех недель, то заметки эти с легкостью могли бы выродиться в целую книгу.

Поэтому нужно указать на два общих момента, которые нужно иметь в виду при истолковании московских фактов, чтобы избегнуть "систематических ошибок" интерпретации, каковые могут привести к ложным из них выводам.

Хронологический момент

Если мы желаем пользоваться пригодной для Западной Европы хронологией, то применительно к нынешней России нам следует откорректировать ее, убрав где-то 70 лет. Иначе говоря, советское настоящее время располагается около 1890 г.

Эта коррекция позволяет нам, помимо всего прочего, понять, что усилия индустриализации в СССР между 1917 (= 1847) и 1957 (= 1887) примерно равнозначна тому, что происходило в Западной Европе в аналогичный период.

Однако советская индустриализация протекала в куда более благоприятных условиях, чем те, что сопутствовали ходу европейской индустриализации, а именно, в том, что касается городских рабочих и служащих (длительность рабочего дня, использование детского труда, режим питания, медицинское обслуживание, социальное страхование и т.д.; жилищные условия, впрочем, в обоих случаях являются примерно одинаковыми) ...

Географический момент

С точки зрения интеллектуальной и художественной культуры, Россия располагается не на крайнем Востоке, но в центре географической зоны, охватываемой европейской культурой; иначе говоря, так называемая советская культура является крайне упрощенной репликой французской цивилизации, остановившейся в своем развитии где-то в 1890 году и приспособленной к уровню двенадцатилетнего ребенка.

Русские имеют также некоторое туманное представление об английской цивилизации (вроде Диккенса), а также некоторое недоверие к "романтическим" новшествам, привнесенным во французскую культуру немцами (включая Гегеля и Маркса). Русская элита, которая до Первой мировой войны частично освоила эволюцию французской культуры за период 1890-1912 гг. (символизм, танго, кубизм и т.п.) была ликвидирована по ходу революционных потрясений и исчезла, не оставив заметных следов.

Напротив, с точки зрения поведения советские люди находятся на крайнем Западе европейской цивилизации. Иначе говоря, чтобы найти эквивалент СССР, нужно достичь примерно Оклахомы в США, пропустив всю остальную Америку (Нью-Йорк со всеми следами Гринвич Виллэдж).

Правда, такое перемещение сразу позволяет уяснить радикальное (вероятно, неустранимое) различие между СССР и США. Как и обитатель Оклахомы, советский человек пребывает в неведении почти всего происходящего за пределами его провинции. Но если оклахомец глубочайшим образом убежден, что Париж и Лондон (и все в них происходящее) далеко отстали от любого американского городка, русский с тоской и печалью признает, что даже Тараскон является идеалом для Ленинграда и Москвы, и приблизиться к нему удастся лишь в отдаленном будущем, да еще при том условии, что слишком русские русские не будут этому препятствовать.

Это представляет известный интерес для оценки шансов и опасностей "русификации" Европы (скорее, речь должна была бы идти о шансах офранцуживания России).

N.B. Православная религия сводится к исполнению культа, ее в этом контексте можно не принимать во внимание; но с ней следует считаться, если речь заходит о размахе советского шовинизма.

Нынешняя ситуация

1. Правительство

Общим между СССР и США является то, что правительства в них на 1957 г. могут действовать, не принимая во внимание политические партии в собственном (европейском) смысле слова по простой, но достаточной причине - таковых здесь не существует. В частности, СССР и США характеризуются и отсутствием коммунистической партии, причем абсолютно невозможно, чтобы таковая возникла в сколько угодно далеком будущем.

Что касается СССР, то окончательное исчезновение коммунистической партии имеет своей причиной исполнение основного требования этой партии (а именно, национализации средств производства и распределения). Теперь это требование стало фактом в итоге процесса, который можно считать необратимым в силу как длительности существования режима - 40 лет, так и его насильственности. (Нечто аналогичное следовало бы добавить по поводу США, но обоснование этого выходит за пределы данной заметки).

Иными словами, консолидация социалистического (или коммунистического) общества трудами Сталина сопоставима с подобной консолидацией созданного Робеспьером национального буржуазного государства, осуществленной Наполеоном. Поэтому коммунистическая партия ныне "не существует" в СССР, подобно тому, как в Западной Европе после войны не существуют как политические объединения sui generis "социалистические" партии. В обоих случаях все заявленные цели были осуществлены, а потому уже невозможно найти, политически обособить и предложить какую-то специфическую цель.

В нынешнем СССР члены коммунистической партии напоминают французских выпускников Ecole Politechnique³ и инспекторов финансов, либо британских выпускников Оксфорда и Кембриджа (на базе Итона). В рамках существующей экономико-политической системы им открыт путь к карьере и высшим постам, они быстрее продвигаются, чем сравнимые с ними по личным достоинствам не-коммунисты. В обоих случаях буржуазное происхождение дает изначальные преимущества, которые трудно наверстать в дальнейшем.

N.B. Во времена Сталина риск внезапного прерывания карьеры был несравненно большим, чем в сходных европейских странах; но ситуация быстро меняется и вскорости это отличие сойдет на нет.

2. Армия

В августе 1957 г. СССР не был накануне 18 Брюмера. Хотя бы потому, что вся реальная сила и без того находится в руках армии. Разница в возрасте между военными в советском и французском случаях может не приниматься во внимание, поскольку консолидация российского коммунистического общества (достигнутая благодаря победе над Германией) достигла такой степени, что это общество уже не нуждается в завоевательных войнах, что делает маловероятным и неспровоцированное нападение извне. В любом случае, вероятность переворота невелика, если не сказать, что она равна нулю.

3. Так называемый "политический" персонал

Так как цели (а именно, в том что касается крестьянства, наилучшего использования национализированных средств производства и распределения с учетом императива достижения господства или, во всяком случае, равенства военных сил с США) уже заданы Армией (или ее полномочным представителем) выбор представительной "политической" фигуры, которая должна подбирать оптимальные средства для достижения этой цели (как можно быстрее и с наименьшими расходами) имеет не столь уж большое значение с точки зрения внешней политики. Однако, с точки зрения того, что именуется "внутренней политикой", этот выбор сохраняет свое значение.

Фактом остается то, что на 1957 г. правящий слой в СССР почти полностью рекрутируется из представителей довоенной буржуазии: отцы передают свое положение сыновьям и внукам. С точки зрения этого правящего буржуазного слоя единственным политически и человечески приемлемым кандидатом является г-н Маленков (буржуазное "поведение", политико-административный опыт, обретенный рядом с великим Сталиным; возраст, личный шарм). Но на деле этот кандидат выступает и как представитель коммунистов старого стиля в рамках партии (группа Молотова-Кагановича).

Поэтому существует риск того, что этот человек направит СССР на политику систематического экспорта коммунизма (в первую очередь, в страны Юго-Восточной Азии - через быстро индустриализирующийся Китай, рассматривая его и как приоритетный для русского экономического потенциала). Но эта политика имела бы своим следствием серьезное замедление роста жизненного уровня в СССР. Это неприемлемо для руководящего буржуазного слоя применительно к городскому населению (по крайней мере, пока речь идет о самом этом слое); это неприемлемо для Армии, когда речь идет о деревне.

В этих условиях советская буржуазия не могла и не должна была поддерживать г-на Маленкова и его сторонников в тот момент, когда глава Армии посчитал необходимым убрать его из советской политической и административной жизни и помог придать все внешние атрибуты власти (символизируемые так называемой "коммунистической" партией) единственному ее представителю - генеральному⁴ секретарю КПСС Хрущеву.

Однако, как человеческий тип, эта явно не буржуазная личность (даже более пролетарская, чем крестьянская) была и останется неприемлемой для нынешнего правящего слоя. Поэтому от него можно ожидать сравнительно скорого свержения Хрущева или его более или менее отдаленной замены на политического руководителя буржуазного происхождения, но без склонности к экспорту коммунизма, либо квалифицированными представителями Армии (если и не буржуа, то хотя бы более крестьянами, чем пролетариями), вроде Жукова, опирающегося на Конева, Соколовского, Антонова. Второй из этих маршалов куда более популярен у младшего и среднего офицерства, чем первый.

Конечно, можно усомниться в обоснованности таких прогнозов. С одной стороны, пока не видно гражданского лица, которое было бы приемлемо для буржуазии и способно заменить Хрущева во главе коммунистической партии в нынешнем раскладе сил. С другой стороны, внешние и внутренние неудобства прямого захвата власти Армией таковы, что он выглядит крайне маловероятным; скорее, она предпочтет существующий порядок, когда контроль над государством осуществляется ею через традиционный аппарат коммунистической партии, а он должен внимательно относиться к нуждам крестьянства (политически представляемыми высшими военными) и заботиться о сохранении внешнего и внутреннего господства Красной Армии, предоставляя в ее распоряжение весь экономический потенциал страны.

В любом случае, полезно не терять из вида то, что выбор персоны такого генерального секретаря является вопросом внутренней политики СССР и не представляет значительного интереса с внешней точки зрения.

Перспективы будущей политики

Насколько СССР по-прежнему является государством в собственном смысле слова, то есть политико-военным образованием, перспективы его будущего невозможно предвидеть с абсолютной, так сказать, научной достоверностью. "Научно" и "объективно" можно лишь увязать наблюдаемые в СССР явления и действия с консенсусом в правящем слое (буржуазном или военном) по поводу политического будущего страны ? чего этот слой хочет или, по крайней мере, что он считает более или менее вероятным.

1. Западный блок

С советской точки зрения западный блок, как политико-военное образование, по существу сводится к Соединенным Штатам. Безусловно, немецкий экономический потенциал привлекает некоторое внимание - если не в военном, то хотя бы в политическом отношении. Однако это не ведет к тому, чтобы по поводу Германии выработалась какая-либо автономная позиция sui generis. Что же касается того, что доныне называется Британской империей, она рассматривается как нечто туманное и вступившее в процесс необратимого распада: процесс этот зашел настолько далеко, что она уже не способна как-то влиять на другие страны, идет ли речь о далеких или близких ей государствах.

В отношении США советское общественное мнение никак не оспаривает их экономического превосходства, равно как военную слабость (впрочем, довольно сомнительную) в сравнении с СССР. Однако комплекс военно-политического превосходства, который, несомненно, распространен по всей стране, далеко не равнозначен желанию военного столкновения с западным блоком, даже если он сведется к одним Соединенным Штатам. В России все осознают, что предполагаемое ныне существующим политико-военное превосходство может стать зримым только в результате "ужасной" войны, а грядущее подавляющее превосходство, которое сделало бы войну ненужной или "терпимой", потребовало бы от русских долгих лет лишений сталинского типа, а их сегодня в СССР уже никто не желает выносить.

Советское общественное мнение единодушно в том, что явной и откровенной политической и военной целью СССР может и должно быть то, что ею уже скрыто и прикровенно уже является на протяжении последних лет. Иначе говоря, с русской точки зрения советские руководители обязаны искать удовлетворительного договора с США (и только с ними), который окончательно обеспечил бы полное политическое равенство между двумя странами на самом низком уровне военного потенциала (причем желательно сведенного к "классическому" оружию, без атомной составляющей).

N.B. В этом контексте военный потенциал прочих стран практически не принимается во внимание.

Чтобы правильно оценить пацифизм, свидетельства которого обнаруживаются в советском общественном мнении, следует не терять из вида тот факт, что строгое военное равновесие с США рассматривается в СССР как максимальная политическая уступка. Иначе говоря, если СССР считается сегодня с альтернативой: принятия американской политической гегемонии или предельной гонки вооружений (с перспективой победоносной войны, но ценой "сталинских" лишений), то общественное мнение единодушно и без колебаний предпочитает победу ценой бедности подчинению в изобилии (к тому же, всем известно, что изобилие это будет весьма относительным, по крайней мере, в ближайшем будущем).

2. Советский блок.

Общественное мнение (т.е. мнение буржуазии и военных) в СССР почти единодушно (за исключением некоторых коммунистических групп, которые не следует принимать во внимание) в том, что нынешние отношения с Китаем и народными демократиями представляют собой главную помеху экономике, которая навязана военными нуждами, возникающими из-за отсутствия политического договора с США. Точнее, бремя, которое представляют собой сателлиты, является не столько тяжелым, сколько "раздражающим", тогда как по настоящему значительная тяжесть оказываемой Китаю помощи несколько преуменьшается, чему способствуют своего рода симпатия и уважение к этой стране.

Во всяком случае, коммунистический Китай и народные демократии рассматриваются как порождения холодной войны - они могут и должны исчезнуть вместе с ее окончанием, каковое может принести политический русско-американский договор. В советских глазах такой договор должен позволить им сохранять и направлять на повышение уровня жизни те ресурсы, которые продолжение холодной войны вынуждает растрачивать на атомное оружие, с одной стороны, и на индустриализацию Китая, на экономическую поддержку народных демократий, с другой стороны.

Русские откровенно признают, что идеальным для них было бы оставление презираемых и неблагодарных сателлитов их собственной судьбе, тогда как по отношению к Китаю политика должна быть аналогична той, которую США проводят применительно к Формозе и Южной Корее, Сиаму или Вьетнаму (а именно, обеспечивать там "достойный" уровень жизни, не прибегая к ускоренной индустриализации, которая раньше или позже приведет к политическим и военным затруднениям). В чем все согласны в России, так это в том, что этот идеал недостижим без договора с США, который обеспечит равенство двух более или менее разоружившихся стран.

3. Оптимизм и пессимизм

Если такого рода политические перспективы признаются желательными практически всеми в СССР, то различия в оценках их достижимости достаточно велики. Как и повсюду, ответы зависят не столько от рациональных интерпретаций объективно установленных фактов, сколько от пессимистической или оптимистической ориентации интерпретирующих лиц.

Пессимисты полагают, что конца бедствиям не будет, поскольку американцы никогда не пойдут на договор с СССР на базе строгого политического равенства при существенном сокращении вооружений: то ли по причине их демонической натуры (разоблачаемой русским правительством), то ли в силу их врожденной глупости (которую они демонстрируют своими передачами по-русски по "Голосу Америки"), то ли, наконец, потому, что замирение вызовет в самих Соединенных Штатах политически опасный экономический кризис (так считают советские экономисты).

Напротив, оптимисты считают, что после того, как удастся (воспользовавшись Хрущевым) ликвидировать (предназначенную на экспорт) коммунистическую идеологию, а затем избавиться и от этого подлого и посредственного во всех отношениях индивида, русский сероглазый маршал однажды встретится с голубоглазым (?) американским генералом, они посмотрят друг другу в глаза и тут же заключат к общей радости (за исключением Тито и Гомулки) полный и окончательный договор.

Наконец, между считающими себя умными пессимистами и не признающими себя наивными оптимистами имеется еще целая гамма оттенков мнений, которые высказываются людьми, которые полагаются не столько на собственные знания, сколько на то, что они слышали от других. При всей неопределенности этих представителей "середины", они приводят два противоречивых аргумента, склоняясь по случаю то к одному, то к другому.

Первый аргумент заключается в том, что американцы прекрасно понимают: они могут продолжать гонку (атомных) вооружений, поскольку она не слишком сказывается на их уровне жизни, и даже способствует благосостоянию, обеспечивая полную занятость; русские же не могут этого делать, не подрывая свой standard of life⁵. Поэтому американцы будут стремиться продолжать до бесконечности эту игру, надеясь на то, что русские будут вынуждены сдаться.

Противоположный этому аргумент заключается в надежде на то, что американцы раньше или позже поймут, что русские никогда не сдадутся, а гонка вооружений с необходимостью (раньше или позже) приведет к войне, которая завершится безусловной капитуляцией США.

N.B. Все в СССР согласны в том, что американцы когда-нибудь поймут ту угрозу, которую представляет для них (как и для русских) индустриализация Китая; при этом никто из говорящих об этом не видит возможности того, что Китай индустриализируется сам (как это сделал в свое время СССР) без всякой внешней помощи, идет ли речь об Америке или о России.

27.09.1957

Примечания:

¹ Доклад был зачитан в "Рейнско-Рурском клубе" немецких промышленников и банкиров 16 января 1957 года. Кожев получил приглашение выступить по ходатайству К.Шмитта, обладавшего немалыми связями в немецкой элите. Полный текст доклада был недавно опубликован в Германии; в журнале "Commentaire" ранее был напечатан в переводе на французский небольшой его отрывок. При переводе на русский также была сокращена часть последнего раздела доклада, в котором рассматриваются актуальные на середину 1950-х гг. обстоятельства. Судя по переписке со Шмиттом, Кожев получил в министерстве разрешение на чтение доклада, но не на публикацию. Занимая ответственный пост и ведя переговоры по ГАТТ, он сталкивался прежде всего с американскими оппонентами; язвительная критика США не могла выглядеть как официальная линия французского правительства.

² На русском языке публикуется впервые. Перевод с франц. А.М.Руткевича.

³ Политехнической школы (франц.). - Прим. перев.

⁴ Так в тексте. Официально во второй половине 1950-х годов, должность, занимая в партийной иерархии Н.С.Хрущевым, именовалась "первый секретарь ЦК КПСС". - Прим. перев.

⁵ Жизненный стандарт (англ.). - Прим. перев.