Выпуск от 29 ноября 1999 года
- Почти весь выпуск - на рельсах
Вообще без разделов написать, как я хотел, у меня не получилось - все-таки игру надо продолжать. Но зато все остальное будет сегодня во вполне синкретическом виде. Итак - разнообразные комментарии к сочинению М. Безродного, опубликованному в прошлый раз. Начнем с комментариев читателей.Yan замечает: "Сурово осудил железные дороги руссоист Т.: урбанизация, любовь к роскоши" Заметим: старый руссоист. Пока молодой был, то не только нестерпимо грешил, но и говорил "паровоз" - говорил, - "самая емблема жизни". По дороге прочь из страны, если я правильно помню.
Не могу не добавить: на то и романтический период. Тютчев, ненавистник пространства, не замеченный в особой любови к техническому прогрессу, после первой поездки по чугунке писал радостно, что "города подают друг другу руки". А вы бы попробовали пересесть с лошадей на паровоз. Впрочем, сходный культурный шок, наверное, испытали все мои читатели после первой встречи с электронной почтой. У верного либеральному демократизму Чехова железная дорога - неизменный знак принадлежности к цивилизации, безо всяких руссоистских сомнений. Чеховское типичное место действия - город, до которого еще не дотянули железнодорожной ветки. Перескакивая от истории к биографии - последний поезд, связывавший Тарту с городом, вне Эстонии находящимся ("Таллин-Москва"), сняли этой осенью. Вполне понимаю Чехова и его героинь.Ark Gleit пишет: "И если скорость непременно связана с прогрессом..." То сперва, разумеется, "Наш паровоз, вперед лети!" и "Нас утро встречает прохладой..." А уж потом только: "Наш поезд устал, и нам не что больше жать.." Постмодернизьм <...> - хоть слово дико, но нам ласкает слух оно. А в то же время, непонятно почему от гребенщиковского текста так и веет вот этим вот: "... А по бокам-то все косточки русские.." Так сказать, "О традициях и народности". Нет, тема богатая, художественная. Вспомнить только, как Исаич в Россию въезжал с Востока на белом паровозе с красными колесами... "Россию на рельсах" не читал пока, к сожалению ("Сами мы Пастернака не читали..."), но, небось, без Платонова там не обошлось? Андрей Платонов, как паровоз русской словесности. А само название "Россия на рельсах" немедленно вынимает из памяти стишки: Были мы на целине -
Как так не читали "Россию на рельсах"? Комментировали не читая? Чудеса. Без Платонова М.Б. обошелся почему-то (как и без разорванного гудками воздуха Мандельштама). А песенные поезда - особая тема. На полочке, как известно, лежал чемоданчик. Гадом буду, не забуду этот паровоз. Не стучите колеса. Кондуктор не спешит. И прочая, и прочая.
Я дала тебе в окне.
Приезжай ко мне на БАМ:
Я тебе на рельсах дам.
Что-то еще такое сумрачное брезжит, наподобие "Елефантов и леонтов": На горе стоит точило,
А под горою - паровоз...
Но форточка памяти захлопывается на половине. А название: Министерство Путей Сообщения. Помнится, как у упомянутого уже неоднократно автора кто-то (Ахросимова?), играя словами, вместо приобщится Святых Таин говорил "сообщится" Святых Таин? Ну шагу просто некуда ступить, чтоб не попасть на рельсы. И незабываемый голос из нашего Детства-Отрочества-Юности сквозь шорохи пленки поет: Мы пол отциклюем, мы шторки повесим
Чтоб нашему раю - ни края, ни сноса...
А где-то по рельсам, по рельсам, по рельсам
Колеса, колеса, колеса, колеса...Кстати, о песнях, Л. Зубарев справедливо указал: "Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете и бесплатно покажет кино!" - современная редакция утопии о Емелиной печи. В самом деле, откуда еще, как не сверху, появиться благодетелю, который погрузит в иллюзорный мир? И прилетит он именно вдруг, что означает, однако, не вопреки ожиданиям, а благодаря ожиданиям особого рода - не сопровождаемым какой бы то ни было активностью, ибо вознаграждаться должны не целенаправленные усилия, а безмерное терпение и сама способность надеяться на чудо. И если скорость непременно связана с прогрессом, пусть волшебник воспользуется вертолетом, но пусть и тот будет сродни чуду, хотя бы цветом." Тут, по-моему, есть некое противоречие. Поезд явно адская машина (огонь, дым), а вертолет - ангелоподобен (ведь в цитируемом отрывке описано именно христианское представление о снисхождении благодати: "не целенаправленные усилия, а безмерное терпение и сама способность надеяться на чудо"). Что касается цвета вертолета, то тут тоже натяжка: голубой - цвет гражданской авиации СССР (о времена, когда этот цвет ассоциировался преимущественно с небесной чистотой!). Странно, что автор не вспомнил из того же мультфильма: Голубой вагон бежит, качается
Из другого мультфильма, Леонид! Дьявольская разница. И насчет цвета гражданской авиации не уверен. А вагоны голубые бывали, но это - дело десятое.
Скорый поезд набирает ход
.................................................
Скатертью, скатертью дальний путь стелется
И упирается прямо в небосвод Тут - другое дело, вагоны-то в стране Советов были большей частью зеленые...УВы взялся откомментировать национальный аспект ж/д: "Что за евреи?" На Курской ж-д,
Ссылки я сам вставил (у меня сегодня сплошной вавилон). Там, правда, о другом, кажется, у Соковнина. А помянутый каламбур замечательно обыгран in absentia у Высоцкого в песне об антисемитах:
на Казанской ж-д,
на Октябрьской ж-д,
ж-д на ж-д,
далее везде ...
М.Соковнин. Рассыпанный набор. С.40.По Курской, Казанской железной дороге
Тут прекрасна именно скрытая каламбурная мотивировка, вполне адекватно описывающая логику подобного рода рассуждений.
Построили дачи, живут там, как богиТеперь - мои замечания и предложения. ...автор первой русской песни о железной дороге...
Тогда, кстати, был выбор - "чугунная" или "железная". Первое закрепилось в слове "чугунка", но и второе не было забыто. Кажется, первое (и одно из лучших) метафорическое употребление новинки находим у Боратынского: "Век шествует путем своим железным". Железный век - чугунные сердца. Чугун - металл полицейско-тюремный, тяжелый и хрупкий одновременно (как все, впрочем, тяжелое и полицейское). Железо по сравнению с чугуном сдвинуто в сторону стали - металл военный, режуще-колющий. Чугун давит, железо ранит. Некрасов колеблется в лексике - летит по рельсам чугунным, но дорогу именует железною. Чугун, понятное дело, намекает на воспоминания недавнего царствования. Железо, скорее, по инерции воспринимается как характеристика века. Блоковская героиня синтетически раздавлена колесами (грязью и любовью тож), а сердце ее разорвано железной и - через великолепную запятую - дорожной тоской. У Кукольника, автора этой самой первой русской песни, вопрос о металле лирически игнорируется. Поезд (именуемый также "пароходом") мчится у него "в чистом поле", как бы и вовсе без рельсов, повинуясь любовному порыву, а не суровому расписанию (тут следовало бы сделать отступление - о Честертоне, Замятине, Пастернаке и Ерофееве, но лень; любопытствующий пойдет по ссылке, прочитает и реконструирует). Исключительно важный для дальнейшего развития темы мотив предначертанности движения оказывается у Кукольника демонстративно проигнорированным. В скобках - к вопросу о крылатых словах. У Кукольника значилось: "Православный веселится наш народ". Отредактировали, кажется, эту строчку в советскую эпоху, лишив рефрен одной глагольной рифмы; да так, что отредактированный вариант ("веселится и ликует/ весь народ") и вошел в языковую память навеки. С чего, собственно, народ (теперь уже не православный) плеонастически ликует в новом варианте, ответить трудно, да и не нужно. Пробивает. А вот кто редактировал? Сплошные загадки.На остановке героиня выйдет подышать свежим воздухом и обнаружит, что тем же поездом едет герой.
В том же стихотворении Кукольника находим и зачатки любовно-железнодорожной линии:Не воздух, не зелень страдальца манят, -
Покуда речь идет всего лишь о пафосе преодоления расстояния между влюбленными (интересно, кто из них в Царском был, а кто в Питере?). О свиданиях в вагонах речь не идет и у Толстого. А вот в известном душеителощипательном апокрифическом рассказе квазиоднофамильца, впервые прочитанном мною, помнится, в восьмом классе под партой на уроке физики и найденном-таки в Интернете (было бы странно, если бы его тут не оказалось), отразится уже сложившаяся мифология вагонной эротики, воплотившаяся впоследствии в многочисленные анекдоты о Девушке и Грузине, которых свела нелегкая железнодорожная судьба. Не наблюдается ли здесь, однако, ложной этимологизации слова "паровоз"? Вообще, хорошая тема - как любое техническое новшество - первым делом эротизируется. Как будто вечно пубертантное массовое сознание всякую новинку примеряет: а как тут с этим? Городской общественный транспорт - давка и случайные контакты; телефон - беседы с незнакомками и незнакоцами; космический корабль - и тут Валентина Терешкова. Ни слова об Интернете!
Там ясные очи так ярко горят,
Так полны блаженства минуты свиданья,
Так сладки надеждой часы расставанья.Автор обессмертит имя маленькой железнодорожной станции, но благодарные потомки ее переименуют, и новое название Астапова мало кому известно.
В мемуарах Маковицкого имеется замечательный эпизод: Л.Н., ушедший из Ясной, едет третьим (разумеется) классом; в вагоне куча черного народу; старик кашляет и задыхается. Маковицкий на остановке пробирается к начальнику станции, объясняет ему ситуацию; к поезду прицепляют дополнительный вагон и потихоньку пересаживают туда попутчиков Великого Старца. Вот она, власть литературы! Генерал едет. И вечное очковтирательство. Отрадно, однако, что запасной вагон всегда найдется. Между прочим, у меня был знакомый, родившийся на этой самой станции. Его звали Виталик Сальников, мы лежали вместе в инфекционной больнице имени Щорса. Такой лет пятидесяти человек с неизвестным пищевым отравлением и любовью к печатному слову. Он уверял, что с ним в школе училась незаконная внучка Толстого. Я убеждал, что никак этого быть не может, но Виталик настаивал. Очень, говорил, похожа, и в школе всегда по литературе на "отлично" училась.А в хрущевское время чиновники министерства путей сообщения ("дураки и дороги") присвоят имя писателя фирменному поезду.
... отправляющемуся в Хельсинки в виде полпреда Великой Русской Культуры. При этом, заметим, паром, курсирующий по тому же маршруту, носил имя Анны Карениной. Остается назвать соответствующий самолет Нехлюдовым. В таком преувеличенном толстовстве финского направления видится и хитрый политический умысел: ты веди себя по-людски, в НАТО не вступай, не присоединяйся никуда, торгуй мирно - и мы к тебе мирного Толстого отправим. А не то, глядишь, броненосец "Алеша Карамазов" приплывет.Как новое разговорное пространство поезд превосходно отвечает и растущей хрупкости социальных перегородок: встреча сословий, немыслимая в салоне, гостиной и беседке, происходит в вагоне второго класса.
Об этом, впрочем, писал, кажется, Бахтин: вагон третьего класса в роли палубы корабля из греческого романа. И опять же - ни слова об Интернете! Между прочим, тезка кн. Мышкина, многократно помянутый в предыдущих абзацах, именно так встретился однажды в вагоне с тоже помянутым поэтом (увы, не соименным Рогожину). Вот сюжет для картины: Тютчев и Толстой беседуют в купе. Только как это купе изобразить? Небось, и фотографий не сохранилось, одни косноязычные описания. Пили ли чай? Приходили ли демоны глухонемые с дагерротипами Николая Павловича? Кстати, еще один занятный железнодорожный жанр - рассказы о великих людях, встреченных в вагоне. Мы с Н.Н. однажды ехали в одном купе со знаменитым киевским актером Брондуковым (не проронившим, впрочем, дорогой ни слова). А еще один мой приятель клялся, что повстречал в вагоне-ресторане мурманского поезда психотерапевта Кашперовского. Якобы тот пил водку с майором ВВС и грозился всем остальным дать установку на протрезвление. Не верю я, впрочем, в такие ужасы.(покуда поезд не прибыл en gare de La Ciotat)
Пора, давно пора снять фильм "Отбытие поезда с вокзала в Шепетовке в 1914 году". Бестолково суетящийся на перроне народ вприпрыжку рассаживается по вагонам. Поезд трогается и уходит из кадра наискосок. Курится дым. Провожающие расходятся. Остается один Павка Корчагин. Стоя спиной к зрителям, он долго машет рукой вослед удаляющемуся составу, а затем отправляется мыть посуду в пристанционный буфет.На этом остановлюсь и предложу читателям Ссылки вернуться к забытому жанру реконструкции дискурса, опробованному нами уже на зоопарках, комсомоле, путчах и прочих милых сердцу предметах (за образцами сходите вот сюда и вот сюда - перечитайте, по-моему, очень неплохо было). На этот раз речь пойдет о - том, что такое "достать билет"; - загадочных мягких, заветных купейных, семейных плацкартных и запредельных общих; - неизменном памятнике Ленину на вокзалах; - мифологической фигуре Проводника; - верхних и нижних полках; - чае, простынях и окнах; - вагонах-ресторанах и тамошних нравах; - попутчиках разного рода; - разговорах в тамбуре; - снах, снящихся в дороге; - подстерегающих нас опасностях: стоп-кранах и опозданиях, отравленной водке, перерезанных поездом людях, крушениях, опозданиях и отцепившихся вагонах... Не забывайте только переносы ставить! Я, в свою очередь, обещаю продолжить тему публикацией отрывков из дневника неинтересного человека.
Большинство угадчиков указало на Соснору. Я тоже склонялся в пользу такого ответа - Еремина не читал, на остальных явственно не похоже, а Соснора чего-чего только не писал.
А между прочим, не поленись я и найди неизвестного мне до вчерашнего дня Михаила Еремина (3,5 балла у его стихотворения), обнаружил бы, что все тексты (по крайней мере, в подборках "Вавилона") у него примерно одинаковой формы - такие чуть вытянутые (то по горизонтали, то по вертикали), но тяготеющие к миниатюрной квадратности:СПб - Сахалин. Карнавала и каторги
Подозреваю, что загаданное С. Кузнецовым стихотворение - из ранних (поздние, представленные в подборках, доступных в Сети, не очень впечатляют, а загаданное - не без приятности), впрочем, могу и ошибаться. А тема длины лирического стихотворения меня интересует отчасти профессионально. Понятно, что тут существенны два параметра - средняя длина текста, с одной стороны, и диапазон - с другой. С Ереминым (судя по тому, что я читал) все просто - тексты короткие и диапазон небольшой. У Бродского, кажется, все будет ровно наоборот (хотя совсем коротких стихотворений, кажется, у него почти нет). Интересно было бы найти чемпиона в области диапазона. Едва ли не Жуковский. Вообще, кажется, с распадением жанровой системы лирики диапазон устаканился. Ну а сегодня - средней длины стишок тоскливого содержания. 6 баллов - Ю. Володарский (его задание - в игре), Н. Колпий; 4 балла - Кузнецов; 3 балла - Н.Сорокин; 2 балла - pshusha; 1 балл - Igor Astapov, DA, dmkom, Бродский, Semen Gorbunkov, Кость Скрыптум, Леонид, Маша, mm, Савватий. Итак, сегодня - о пользе тоски: У меня осталось только два текста в копилке. Пришлите свое задание:
Мертвый гит или катамаран
На пределе остойчивости, Енисари - Цусима:
Двести лет или суток пути,
Торжества и торжки. Элоквенция
Такелажек. Сноровка во фрунте
И по музыке. Скипетр остр,
Если шкипером кат.
Антон Благовещенский поделился интерпретацией смыслового единства сайтов, упомянутых два выпуска назад:Итак, как связаны порнография, Югославия, военные игры и шаманская практика? Рискую нарваться на мину, но это же, право, очевидно. Для начала свяжем Югославию и военные игры. Что? Уже? А, ну да, конечно. Связаны уже, тут подсказывают. Сами знаете, какие военные игры в этой несчастной Югославии происходили. С подачи США. Затем уже к двум имеющимся связанным "сотам" прикрутим третью - порнографию. Примерно в то же время, в кое происходили военные игры в Югославии, некто Билл Клинтон, который, как выяснила разведка, негласно является главным президентом США, имел... Э... Вот тут бы не соврать... Отношения с некоей дамой, имя которой известно всему честному люду - Моникой (фамилию мне велено не разглашать). И, возможно, на фоне этих отношений пострадал не Билл (хотя он пострадал) или Моника (хотя она об этом больше всех кричала, о чем и написала книгу), а несчастная страна, да и то не вся, а ее часть. Вот и порнографию приплели, нате вам. Теперь что-то надо делать с шаманской практикой. Кажется, в тамошнем контексте было упомянуто чувство ритма. Извините, но кому, как не профессиональному казанове Биллу, не знать о том, что такое чувство ритма! В порнографии, извините за скабрезность, первое дело. "Билл, сбиваете с ритма весь квартал... Тьфу, штат!" Вот такими нехитрыми, пускай и косвенными связями мы связали четыре, казалось бы, несвязуемых (пожалуй, кроме двух) факта (или это не факты, черт знает, что это такое).
Вот уж кого казановой трудно назвать... Попался, как мальчик. В нынешнем выпуске я, кажется, достиг максимально возможного сумбура. Если вы дочитали до этого места, примите извинения. Попробую в следующем приблизиться к идеалу порядка.
 |
 |
 |
