ЗЕМЛИ
Алексей Панкин
Разделенная, но живая
Побывка на родине
В декабре 1991 года в Беловежской Пуще меня лишили Родины. С тех пор этот факт оставался предметом глубокого, но не плодотворного, то есть не побуждающего к деятельности переживания. Не будешь же в самом деле чего-то задумывать всерьез, если официально распад Союза и последствия трактуются в Москве в диапазоне от "Да шли бы они от нас куда подальше!" до "А куда они от нас денутся?" (что, впрочем, относится и к собственно российским провинциям), а практическая политика следует принципу: если кто-то хочет добровольно воссоединиться, мы его все равно лучше унизим и оккупируем. От такой Москвы я сам уже четыре года пытаюсь отделиться.
С декабря 1992 года я работаю в Европейском институте средств массовой информации в Дюссельдорфе руководителем программы сотрудничества между Востоком и Западом. С ноября 1993 по контракту с Комиссией Европейского Союза институт провел серию проектов по наблюдению (мониторингу) за освещением СМИ избирательных кампаний в РФ, Молдове, Украине и Белоруссии. Благодаря этому я получил возможность изъездить страну из конца в конец.
Скажу сразу, главное впечатление: это все еще одна страна. Едешь в извращенном предвкушении почувствовать себя иностранцем, скажем, на Украине или в Молдавии, но не получается. К тебе не относятся как к иностранцу, и сам смотришь на их проблемы, как не на совсем уж чужие. - Не как в Германии. Если когда и вспоминаешь об иностранчестве, то лишь при пересечениях с официальными инстанциями, но и тут дают понять, что ты гражданин другого государства, наши же, глубоко советские люди.
Любая попытка облечь в какие-то термины, тем более политические, ощущение того, что и в Молдавии, и на Украине и в Белоруссии ты дома, неизбежно все искажает и вульгаризирует. Как бы ни пыжились наши начальники наносить друг другу государственные визиты, для людских отношений, для какой-то ткани повседневной жизни политика, суверенитет - нечто постороннее, внешнее и важное лишь новыми бытовыми неудобствами. Найти бы язык, фиксирующий это ощущение и противостоящий разрушительному политическому языку, - и пусть по президенту будет у каждой суверенной державы, а мы останемся одной страной.
Итак, не буду объяснять. Просто поделюсь разрозненными впечатлениями.
Дикость: пересечение границ. Едешь в купе с гражданами независимых государств, "выпиваешь, закусываешь", обсуждаешь, когда кто картошку сажает, засыпаешь умиротворенный. Будят среди ночи на границах между Украиной и РФ, Украиной и Белоруссией, проверяют паспорта, шмонают. Путешествие на машине по маршруту Одесса-Кишинев-Одесса (180 километров в один конец - некогда традиционный субботний маршрут одесситов за продуктами и вещами) - целое приключение. Трясут украинские пограничники, украинские таможенники, приднестровские пограничники, приднестровские гвардейцы, миротворческие силы, молдавские гаишники; и еще на территории Приднестровья какие-то пьяные люди в чьей-то военной форме тычут в лицо автоматом и пристально интересуется содержимым багажника, ссылаясь на то, что "Молдова стягивает к границам Приднестровья боевую технику". Особенно неприятно на обратном пути, когда в багажнике, как водится, ящик с дарами молдовской лозы.
Середина мая. По итогам мониторингов семинар "Медиа и выборы: уроки для политической журналистики" в санатории "Конча Заспа" под Киевом. Среди участников Александр Соломонов, бард, житель Кишинева, русский без капли русской крови. Саша устроил концерт: Окуджава, Высоцкий, Галич. Вместе с ним поют украинцы, русские, молдавские молдаване, молдавские русские, приднестровские молдаване, приднестровские русские - и все знают слова.
Мониторинг прессы - один из видов международного наблюдения за выборами. Наша миссия облечена полномочиями Европейского Союза. Вот как мы аккредитовались в разных странах.
В России - послали список с именами наблюдателей по факсу в Центризбирком, а через денек отправили девочку-секретаря забрать удостоверения на проходной.
На Украине - целая церемония аккредитации с речами от украинской стороны, ответными словами от представителей различных наблюдательских делегаций, прессой, юпитерами и т.п. Перед началом, в предбаннике руководство Центризбиркома горячо обсуждало, кому вручать удостоверения для нашей команды, то ли швейцарцу, полноценному иностранцу, против имени которого, однако, стоит, что он простой наблюдатель по Киеву, то ли мне, вроде совсем не иностранцу и в то же время руководителю проекта? Церемонию задержали минут на двадцать. Съехавшиеся послы покорно ждали. Вручили в конце концов мне.
В Молдове проект случился в последний момент, и информация о нашей миссии не дошла до официальных молдавских властей. Получилось, что наши люди приехали нежданно и без всяких полномочий. Молдавский партнер, "очень уважаемый в республике человек", договорился с Центризбиркомом, и наблюдателей ЕС зарегистрировали по-семейному в обход выверенного дипломатического механизма запроса и акцептации наблюдательских миссий.
Когда я появился на Украине, там праздновали олимпийскую победу фигуристки Оксаны Баюл. "Благодаря той девчушке об Украине узнало больше людей, чем за все предыдущие годы", - слышал я от многих. Отвечал, что девчушка действительно произвела впечатление: в Дюссельдорфе даже незнакомые люди поздравляли меня с "победой русской фигуристки".
Украина - это Россия, которую мы потеряли. Работу, которую может делать один человек, здесь делают пятеро, и еще двое на подхвате. Зато и гонорар одного человека делят на пятерых, и тем двоим тоже кое-чего достается. И еще убеждаешься с удивлением после российских перипетий, что здесь при действительной бедности деньги не единственное, по крайней мере для тех, с кем мы работали. Здесь и работа интересна, и что-то новое узнавать любопытно, и в грязь лицом ударить не хочется, да и просто так, без цели, о жизни поболтать приятно с хорошим человеком. В России (и в провинции уже, не только в Москве), отношения между людьми стали вполне функциональными. Моментально просчитывается, чего и как с тебя можно поиметь, и этим определяется все. Из России на Украину едешь в боксерской стойке, на каждом шагу ожидая подвоха. Затем руки опускаются и начинаешь ощущать себя идиотом, одержимым манией преследования. Зато периодически на местных коллег хочется наорать, чтобы те побыстрее поворачивались.
Из разговора в Киеве руководителей независимого информационного агентства УНИАН (Украина) и независимого информационного агентства ПОСТФАКТУМ (Россия):
УНИАН: Как бы нам с вами посотрудничать?!
ПОСТФАКТУМ: У вас есть предложения?
УНИАН: Нет, но вот посотрудничать хорошо было бы...
ПОСТФАКТУМ: Нам от вас много не нужно, а то-то и то-то можем предложить.
УНИАН: Ну, так сразу не решишь.
ПОСТФАКТУМ: Кстати, как вы предпочитаете взаимные платежи осуществлять?
УНИАН: Да, это проблема... как тут быть, пока не думали.
В Киеве почти не услышишь украинскую речь. На официальных встречах говорят на державной мове, но с видимым усилием; присутствие русского среди "иностранных наблюдателей" с удовольствием используют как предлог перейти на русский.
Спросил из озорства у высокопоставленного члена президентской администрации (разговор шел по-русски): "А что это у Вас на столе одни российские газеты?" Человек моментально перешел на украинский и стал объясняться: мол, украинские газеты он просматривает с утра, первым делом, а российские оставляет на потом...
Разговор с пресс-секретарем избирательной кампании движения Рух. Очень толково рассказывает, как могут подтасовываться результаты голосований. На отдельных участках фальсифицируется до пятидесяти процентов бюллетеней. Вообще "партия власти" творит на Украине, что хочет. "По нашим оценкам, голосовало за независимость Украины не более 65%, никак не 90. В одном районе "за" было 112%, потом сообразили и довели до общеукраинских 90". "Чего же, - спрашиваю, - вы не протестовали?" - "Как тут протестовать? Независимость - дело святое".
В Киеве получил информацию о том, что белорусские власти ужесточают гонения на прессу. Еду в Минск. Масс-Медиа Центр, организация, спонсируемая фондом Сороса, пригласила несколько журналистов на встречу. Ситуация малоприятная: финансовый пресс, судебные иски, запугивания журналистов. Во время беседы один из журналистов, которому даже пришлось в Москве отсиживаться какое-то время от гонений, сторонник Народного фронта, говорит не в шутку: "Ничего, коммунистов мы будем на фонарях вешать". - "Ну, ребята, - говорю позже хозяевам, моим приятелям, - с таким правительством и с такой оппозицией вы, похоже, еще наплачетесь". "Ничего, - отвечают, явно чувствуя неловкость, - белорусы народ спокойный, их не так-то просто раскачать".
Молдаване тоже народ спокойный - их тоже было не просто раскачать.
Главное впечатление от пребывания в Молдове - над всеми довлеет психологическая травма от приднестровской войны. Об этом неизбежно заходит разговор, с кем бы ни встречались: молдаванами, русскоязычными. Мало кто ищет виноватых. Лейтмотив, скорее: сами не можем понять, как оно все случилось и кому оно было надо. А трупов - тысячи. "Повоевали за язык", - услышал потом в Киеве.
В Кишиневе я попал на уникальное мероприятие - презентацию только что вышедшей книги "Кровавая река" о приднестровском конфликте. Место: бригада полиции особого назначения. Направления книги не знаю, но многие из тех, кто в ней на фотографиях - в окопах ли, на похоронах ли погибших друзей и родственников - на сцене или в зале. Неожиданно обнаруживаю, что почти понимаю по-молдавски: интонационно звучит как русский, а обилие латинских слов помогает угадывать смысл. Впрочем, мне и переводят. Сравнивать мне не с чем, я никогда не был на собраниях ветеранов недавних гражданских войн, но невоинственный тон произносимых слов как-то не соответствует жанру мероприятия. Одна боль, никакой гордости. После презентации, как водится, банкет для начальства. Пока накрываются столы, ко мне подходят военачальники и то ли как с московским гостем, то ли как с представителем ЕС начинают объясняться. Тема все та же: черт его знает, как оно так получилось. Уже за столом, где, разумеется, рекой льется домашнее вино, охваченный эмоциями от необычности всей ситуации, вскакиваю и произношу тост: "За дружбу народов!" Присутствующие встают в едином порыве.
Боюсь сглазить, но надеюсь, что Молдова послужит уроком, примером того, что можно переступить и через кровь, что свершившееся смертоубийство не обречено делаться самодовлеющим фактором, после которого уже пропадает логика и первопричина, а остается лишь месть.
Вот эпизод из Приднестровской войны, записанный со слов Евгения Кырчумару, директора театра им. Алексея Матиевича. Во время событий их театр был в Кошнице, селе, где находилась одна из молдавских военных баз. У командиров с обеих сторон была телефонная связь. Днем воевали, а ночью собирались и выпивали вместе. Однажды молдавский командир попросил, чтобы с той стороны не стреляли: театр приехал, спектакли дает. Приднестровский командир спросил, не смогут ли они и у них выступить. Актеры готовы были играть и русские пьесы; но приднестровцы позже перезвонили, извинились, сказали, что не могут гарантировать полную безопасность.
А вот как я ездил в Приднестровье. Накануне парламентских выборов приднестровские власти ужесточили режим въезда на территорию и заявили, что это не их выборы и международные наблюдатели им не нужны. В конечном счете все же какую-то делегацию пропустили, гуртом они повстречались с президентом Смирновым, гуртом их поводили, показали, как редкие желающие голосовать беспрепятственно пересекают специально отведенные мосты через Днестр, направляясь на избирательные участки на правом берегу. Неорганизованных наблюдателей не пускали, а кому удавалось просочиться - безжалостно вышибали.
Я приехал в Молдову уже после выборов, к социологическому опросу, а по существу референдуму о будущем статусе Молдовы. Естественно, мне хотелось в Приднестровье. В кабинет к Андрею Вартику, директору культурного фонда "Басарабия", оказывавшему нам поддержку по проведению мониторинга, пришел один высокопоставленный чин, связанный с правоохранительными органами, и стал набирать тираспольские номера. Разговор шел вперемежку по-молдавски, по-русски, с шутками, прибаутками. "Так, - было мне сказано потом, - Смирнов в Москве, Маракуца сегодня мать хоронит, они с тобой встретиться не смогут. Могу устроить встречу с Караманом (вице-президентом ПМР), заместителем председателя Верховного Совета и заместителем председателя Бендерского горисполкома. Его, правда, я в свое время арестовывал за нарушение общественного порядка, но мужик нормальный, понимает, что иначе тогда я не мог поступить."
Едем. Через десяток кордонов и обысков добираемся наконец до тираспольского Белого дома. Дюжий охранник на вахте, в руках у меня сумка, в которую вполне может уместиться пистолет, граната. "Я к Караману", - говорю и паспорт российский показываю. Ищет фамилию по кондуиту и явно не находит. - "А, ладно, - говорит, - проходи, такой-то этаж". Целый день в Тирасполе, встречаюсь с официальными лицами, а также с молдавскими и приднестровскими диссидентами от прессы. Смеркается. Водитель начинает ощутимо нервничать, мандраж перекидывается и на меня. Выбраться надо засветло, машина у нас с кишиневскими номерами, с наступлением темноты все проверки ужесточаются, да и мало ли кто бродит по дорогам, оружия-то полно на руках.
Андрей Вартик личность в Молдове известная. Актер, режиссер, художественный руководитель театра им. Алексея Матиевича. Один из создателей Народного фронта, затем с ним порвавший, член первого демократического парламента Молдовы... И тем не менее, чуть ли не первое, что сказал мне Андрей Вартик, когда мы с ним познакомились% "В свое время я ставил дни молдавской культуры в Колонном зале, мой театр давал гастроли в Москве. Это были для нас большие события". Вот трагедия независимости для молдавского интеллигента - в новой жизни размаха нет - недостает аудитории. Перейдя на латиницу, молдаване вроде Вартика потеряли советскую аудиторию и мировой язык с перспективой выхода и в более широкий мир. В Молдове тесно: Андрей гордится, что со своим театром объездил все молдавские села, но профессиональное признание приобретается все же в другой среде. Его Культурный фонд "Басарабия" издает несколько газет и журналов,содержит и литературный журнал "Кодры" на русском языке.
Компенсация независимого сиротства для молдаван - убежденность, что они в центре большой мировой игры. Где бы вы ни были: в Кишиневе или в глухом сельсовете, любой вам скажет, что ничто в Молдове не проходит без участия неких могущественных "аналитических центров", "спецслужб". На Молдове столкнулись и пересеклись стратегии мировых держав! Молдаване обижаются, когда начинаешь говорить, что гэбэшники, скорее всего, проводили больше времени в очередях за колбасой, чем за построением интриг; что ельцинский режим и стратегия - вещи несовместные, да и в наличие у "Запада" стратегии можно верить лишь до тех пор, пока сам среди организаций, ответственных за выработку стратегий, не повертишься.
Молдавские радиожурналисты, участвовавшие в упомянутом киевском семинаре, отправляли домой по два репортажа в день. "Наш семинар затмил даже первую сессию нового парламента", - говорили они. Еще бы! Парламент дело внутреннее, а тут такой международный семинар, да еще под эгидой ЕС, да еще Молдова достойно представлена (молдавские участники даже "делегацией" себя назвали, украинцы, русские сами по себе приехали). Это одна сторона. А вот другая: "Сколько лет у нас не было возможности пообщаться с украинцами и россиянами", - сказал на прощальном заседании руководитель молдавской делегации.
...На Украине я задавал многим один и тот же вопрос: "Что лично вы выиграли от незалежности?" Наиболее часто повторяющийся ответ: "За границу проще выезжать стало".
сентябрь 1994
