Каннский демарш
Журнал "Итоги", 31 мая 1999

Юрий Гладильщиков

Жиль Жаков и Дэвид Кроненберг громко хлопнули той дверью, которая, по их мнению, отделяет кино уходящего века от кинематографа будущего

Основные призы 52-го Каннского кинофестиваля (в порядке увеличения значимости): "Золотая камера" (приз за лучший дебют) - внеконкурсный фильм "Марана Симхазанам" ("Marana Simhasanam", режиссер Мурали Наир, Индия). Приз жюри - Маноэль де Оливейра, "Письмо" ("La lettre", Португалия - Франция - Испания). Приз за сценарий - "Молох" (режиссер Александр Сокуров, сценаристы Юрий Арабов и Марина Коренева, Россия - Германия). Приз за мужскую роль - Эммануэль Шотт, "Человечность" ("L'humanite", режиссер Бруно Дюмон, Франция). Приз за женскую роль - Северин Канель, "Человечность" и Эмиль Декенн, "Розетта" ("Rosetta", режиссеры Люк и Жан-Пьер Дарденны, Бельгия - Франция). Приз за режиссуру - Педро Альмодовар, "Все о моей матери" ("Todo Sobre Mi Madre", Испания - Франция). Гран-при Канна 1999 - "Человечность". "Золотая пальмовая ветвью" - "Розетта".

Каннская программа 1999 года оказалась настолько сильной, что второго подобного фестиваля за все 90-е годы, возможно, и не было. Те, кто склонен к оптимистическим преувеличениям, уверяли, что не было и в 80-е, но подтвердить это либо опровергнуть лично я не могу. Дело не в обилии режиссерских имен. Само по себе обилие - как свидетельствует печальный каннский опыт, например, 1996 года - ничего не значит. Но и Альмодовар, и Линч, и Китано, и Джармуш, и Эгоян, и Рипштейн, и Сокуров, и Содерберг, и де Оливейра (надо остановиться, потому что иначе придется перечислить почти всех) сняли действительно стоящие картины. Разочаровал лишь Гринуэй, который опять сделал фильм про секс, но опять умудрился всех усыпить.

К концу фестиваля коллеги-журналисты начали радоваться не хорошим, а плохоньким картинам: ум и тело устали от позитивных впечатлений. Тем более, что почти все фильмы этого года зашкаливали за два часа. В конце концов утомленный кинодлиннотами автор этих строк изобрел собственную (боюсь, не оригинальную, но весьма прогрессивную) систему оценок кинематографической продукции. Фильмы бывают очень хорошие, хорошие, средние и плохие. Очень хороший - тот, который идет час пятнадцать. Хороший - час тридцать. Средний - максимум час пятьдесят. Все, что длиннее, безусловно плохо.

В итоге "Золотой пальмовой ветви" удостоился единственный из фильмов конкурсной программы, шедший всего полтора часа. Но это так - наблюдение.

Самое неожиданное, что примерно до середины каннских баталий в западной прессе преобладали упаднические настроения, а англоязычные деловые киноиздания (прежде всего американские Variety и The Hollywood Reporter) пытались чуть ли не ежедневно навязывать точку зрения, будто фестиваль этого года относится к числу провальных. Политику главы Канна Жиля Жакоба называли неразумной, потому что фестиваль не нашел контактов с Голливудом, и на Лазурный берег прибыло мало голливудских звезд (из суперзвезд первого ряда отметились лишь Шон Коннери, Мел Гибсон и Вэл Килмер... А впрочем, и Тим Роббинс, и Сьюзен Сарандон, и Бен Эффлек, и Фэй Данауэй, и Лиз Тейлор, и Кэтрин Зета-Джонс, и Джереми Айронс, и Мн., и Др., включая Эвана Макгрегора и Катрин Денев, но пресса все равно ворчала). Публиковались пугающие комментарии, будто Голливуд практически полностью потерял интерес к Канну, тратит здесь все меньше денег и сворачивает офисы. Почему? Потому что, с одной стороны, им здесь пренебрегают, не давая ему призов, а с другой - каннский фурор отнюдь не означает коммерческого успеха фильма в Америке, зато каннский провал почему-то обретает такой резонанс, что репутация фильма напрочь погублена.

Понятно, что деловая кинопресса, особенно американская, отстаивала в Канне голливудские интересы и, шантажируя руководство фестиваля скверными предчувствиями, добивалась, чтобы Голливуду вернули его привилегированное положение. Но теперь, после неожиданного распределения каннских наград, начинает казаться, что там кипят еще более серьезные закулисные страсти. Борьба идет вокруг того, чем станет Канн в ближайшие годы и какое кино фестиваль # 1 будет поощрять как лучшее. Возможно, за всем этим кроется и схватка за ключевые каннские посты.

Решения жюри 1999 года, которые в первую минуту разочаровали и показались странными (в том числе и мне), по некотором размышлении начинают выглядеть не случайными. Очень-очень логичными. Смелыми. Программными. Демонстративными. Жюри сделало все для того, чтобы возник скандал и чтобы все ясно поняли: вот это и есть сегодняшняя каннская политика.

Еще раз уточню: мне и сейчас не слишком нравится фильм "Розетта", которому председатель жюри Дэвид Кроненберг присудил "Золотую пальмовую ветвь", но нельзя не видеть, что это решение - предельно радикальное и осмысленное. Не менее важное для современного киноразвития, чем, к примеру, манифест датской "Догмы", представленный именно в Канне год назад. Киноискусство не выживет, окончательно стандартизируется и оголливудится, если не встряхивать кинопроцесс при помощи провокационных акций. Радикализм - кинолозунг дня. Правда, жаль (искренне жаль!), что жертвой каннского радикализма и новой концепции фестиваля пали Джармуш и прочие любимцы современных синефилов. Хотя вполне вроде бы могли рассчитывать на лучшее.

Революция в верхах

Версия того, что же именно произошло в Канне 1999-го, - это плод коллективного труда. Я ее разделяю, излагаю, но не присваиваю.

Начнем с жюри. Мы уже как-то говорили, что в Канне, как ни на каком другом фестивале, очень многое зависит от личности и вкусов председателя жюри. Теперь, задним числом, выглядит не случайным, что возглавить жюри 1999 года Жиль Жакоб позвал именно Дэвида Кроненберга, всегда делавшего "неправильное", хулиганское кино. При этом среди девяти остальных - рядовых - членов жюри "как бы нечаянно" оказались двое актеров и друзей Кроненберга: Джефф Голдблум и Холли Хантер. Таким образом, если Кроненберг и Жакоб (не имеющий права конкретно вмешиваться в работу жюри) заранее согласовали позиции и договорились, что поддержат только то кино, которое можно отнести к актуальному киноискусству, то практически ничто не могло помешать им провести в жизнь каннский "не-НЭП": новую неэкономическую политику. Накануне фестиваля Кроненберг дал интервью тому самому The Hollywood Reporter, в котором поделился своими страхами: что наступит день, когда не останется фильмов другого типа, кроме голливудского; что идет атака на национальные кинематографии, Бессон и Бертолуччи уже сдались и снимают фильмы на английском, и пора бы чуть-чуть выровнять линию фронта. Этим словам мало кто придал значение, тем более, что канадец Кроненберг и сам делал фильмы для голливудских студий. А стоило прислушаться.

В прошлом году жюри возглавлял знаменитый Мартин Скорсезе. Вероятно, он очень серьезно подошел к обязанностям президента жюри, помнил о том, что у кино есть история, тенденции, законы, размышлял о справедливости - поэтому главный приз получил скучнейший фильм классика Тео Ангелопулоса "Вечность и один день". Впервые за все 90-е годы "Золотая пальмовая ветвь" была присуждена не за эстетическую актуальность, а за выслугу лет, словно это не фестивальная награда, а Владимир 3-й степени. В этот же раз Кроненберг и Жакоб (еще раз повторю: это не более, чем версия), похоже, сошлись в том, что распределение призов - это подлинный творческий акт. Концептуальный жест. Как фильм. Как перформанс. Этот перформанс заслуживает отдельной рецензии.

Первое. Кроненберг четко выбрал и наградил именно те конкурсные фильмы, которые безусловно раздражили подавляющую массу публики и прессы: "Молоха", "Человечность" и "Розетту". Каннская пресса любит смотреть церемонию награждения не в главном фрачном зале, а в соседнем, где идет прямая трансляция на большой экран и можно не сдерживать эмоций. Шесть из семи лауреатов были встречены прессой с недоумением, ропотом и свистом. Таким образом, Кроненберг, помимо прочего, поучил жизни западную критику, которая в массе своей и впрямь туповата. При этом радикалы (и среди критиков, и среди фестивальных директоров) сразу же признали, что все решения жюри - точны и смелы.

Второе. Кроненберг проигнорировал мэтров. Дал понять, что сами по себе имена, заслуги, репутации ничего не значат. Из всех классиков он отметил лишь Маноэля Де Оливейру (но тому девяносто лет, и он сделал удивительно чистый по стилю фильм, который, что принципиально важно, тоже был воспринят критической публикой с раздражением) и Альмодовара, проигнорировать которого было трудно, потому что он снял, возможно, свой лучший фильм 90-х, которому многие пророчили "Золотую пальмовую ветвь". Альмодовар, конечно, почувствовал обидность ситуации и, принимая приз за режиссуру (фрачный зал встал и устроил ему невероятную овацию, так что Альмодовар в знак благодарности грохнулся на колени), отпустил фразу, которую многие поняли как выпад в адрес жюри: что этот приз по праву принадлежит и его талантливым коллегам Линчу, Рипштейну, Эгояну, Джармушу, которых сейчас, на церемонии награждения, почему-то не видно в зале.

Третье. Жюри поделило все основные награды между двумя фильмами. Ну казалось, что могло помешать присудить призы за лучшую мужскую и женскую роли известным и хорошим актерам из фильмов Джармуша, Эгояна или Линча, а не дебютантам из "Розетты" и "Человечности"? А это было сделано демонстративно. Кроненберг не захотел раздавать всем сестрам по серьгам и тем самым смешивать критерии. Да, все мэтры сняли очень хорошие фильмы. И лично я, конечно же, предпочитаю братьям Дарденнам и Джармуша, и Альмодовара, и Китано. Но я готов согласиться, что все они сделали более или менее привычное кино. А Кроненберг хотел отметить (и сделать так, чтобы все заметили) именно непривычное и необычное кино, где совсем иные принципы организации кинопространства. Именно потому и раздражающее, что необычное, требующее, чтобы в него "въезжали".

Все здорово, но и мне, как Альмодовару, обидно, что вольно или невольно Жакоб и Кроненберг... вроде как оставили моих любимых режиссеров в XX веке, назвав "режиссерами будущего" людей совсем новых. Ведь на Западе, как и у нас, убеждены, что новое тысячелетие начнется в 2000-м, а не 2001 году, и потому Канн 1999-го воспринимался как новая точка отсчета. Джармуш, Альмодовар, Эгоян, Китано сами только недавно именовались "режиссерами будущего" и в общем так и не стали киноистеблишментом, только-только начали завоевывать награды. Но радикальный Канн 1999-го отверг их как истеблишмент. Дело, кстати, не в возрасте. И Дюмон, и братья Дарденны, не говоря уже про Сокурова, - того же поколения, что и Джармуш с Альмодоваром, а Эгоян моложе их всех. Но дело в новой эстетике.

Новые левые

Вопрос, насколько эта эстетика действительно новая? Вопрос этот, надо сказать, на засыпку. Мне нравится "Человечность", но я никак не могу преодолеть равнодушия к "Розетте".

"Розетту" все как один сравнивают с фильмами датской "Догмы". По-моему, сравнение неудачное. "Догма" не сводится к нео-неореализму или неодокументализму. "Догма" - прежде всего система режиссерских самоограничений, которая заставляет напрягать мозги и помогает, преодолевая искусственные трудности, делать нестандартное кино. Это хулиганский игровой провокационный манифест. Авторы же "Розетты" всерьез стремились к максимальному эффекту присутствия. Весь фильм (в чем главная необычность) снят крупными планами, там совершенно нет пространства, сплошная клаустрофобия, хотя действие часто происходит на воздухе. Ручная дрожащая камера непрестанно следует за юной героиней - вечно куда-то в истерике несущейся, падающей, рыдающей, с кем-то очередным дерущейся. Рваная, действующая на нервы картинка.

Поскольку героиня - безработная, и потребность любой ценой получить любую работу превратилась у нее в страшный бзик (без работы она чувствует себя выброшенной из общества, недочеловеком и вообще начинает сомневаться в том, что существует на этом свете), то некоторые отечественные коллеги поспешили заявить, будто Кроненберг и Канн поддержали не какую-то там эстетику, а гуманное кино. Что присуждение "Золотой пальмовой ветви" - прозорливый политкорректный жест. И вот он, мол, смысловой ориентир на будущее.

Почему же тогда жюри не поддержало Китано и Линча, которые на сей раз сняли сверхгуманные фильмы, порождавшие в зале в отличие от "Розетты" десятиминутные овации? Кроме того, трудно не заметить, что Розетта - монстр (пусть несчастный и замордованный жизнью). Она доведена судьбой до психического распада, способна предать, всех взорвать и т. д. Вероятно, эта ее монструозность тоже показалась любопытной Кроненбергу, который всегда исследовал черные дыры сознания, мутации души и тела. Но более всего, полагаю, его привлекли эти неголливудские крупные планы - клаустрофобская эстетика фильма, адресующая (чего добивались братья Дарденны) не к чему-нибудь, а к "Замку" Кафки, в котором герой тоже пытался достичь конкретной цели (замка), но все его туда почему-то не пускало.

Особый путь в искусстве Кроненберг заприметил и у режиссера Бруно Дюмона. Его каннское возвышение пресса - особенно французская - восприняла как скандал и анекдот. Известно, что хитрый Жиль Жакоб именно на такую реакцию и рассчитывал. Полагаю, двух(с половиной)часовую "Человечность" невзлюбили те, кто сбежал из зала через полчаса. Не сбежать было трудно. Камера подробно наблюдает, как герой долго-долго, спотыкаясь, идет по полю. Потом долго-долго и бесцельно стоит на улице у дверей своего дома рядом с некрасивой подружкой-соседкой. Долго-долго страдальчески глядит в пространство. Эти длинноты вдруг разрываются порноэпизодом, когда герой подглядывает за любовной сценой. Или полуанекдотичными (тоже, как правило, бессловесными) сценами, в которых провинциальные полицейские, которым нужно найти маньяка, убившего девочку, выглядят полнейшими придурками.

Через тридцать минут с фильма хочешь удрать, через сорок минут думаешь: "Ладно, посмотрю еще минут пять - может, что произойдет". Через час фильм начинает завораживать. Еще через десять минут ты прочно прикован к креслу. Конечно, длинноты фильма соответствуют беспросветному и бессмысленному ритму провинциальной жизни. Но и это не главное. Лишь постепенно понимаешь, что история дурачка-полицейского - это история, как ни патетически звучит, современного Христа, который страдает за грехи человечества. Первый (не виденный мной) фильм Дюмона - тоже про современную провинциальную жизнь - назывался "Жизнь Иисуса". В финале, когда действие вдруг резко ускоряется и не вполне понимаешь, что же именно происходит, герой, судя по всему, жертвует собой, взяв на себя тот самый страшный грех - убийство девочки. Стоит заметить, что у Дюмона уже есть свои поклонники, которые полюбили оба фильма, снятых им, и это не самые последние представители братства синефилов. Про то, что третий из режиссеров, отмеченных Кроненбергом, а именно Сокуров, и вовсе идет своим, индивидуальным путем, и растолковывать излишне. Забавно лишь то, что, явно желая поощрить именно Сокурова, Кроненберг не сумел найти для "Молоха" иного приза, кроме как за сценарий. То есть наградил прежде всего Юрия Арабова, компанию которому составила Марина Коренева, сама подчеркнувшая на каннской пресс-конференции, что она не сценарист фильма, а только автор перевода диалогов на немецкий.

Новый истеблишмент

Кратко о том, что же все-таки сняли известные и культовые режиссеры, обнаружившие себя в Канне в дурацкой и не вполне справедливой роли героев вчерашних дней.

Один из старейших киноклассиков, португалец Маноэль де Оливейра ("Письмо") экранизировал роман XV века "Принцесса Клевская", сочиненный Мари Мадлен Лафайет, но перенес действие в современность. Среди героев - богатые аристократы и моднейшие поп-певцы. Главная проблема - в запретной любви и невозможности нарушить супружеский долг даже после смерти супруга. При этом запретная любовь, даже не приведшая к измене, все равно рассматривается как грех. Титры то и дело сообщают, что очередной из главных героев, без которых вроде бы никуда, заболел, умер, попал под машину, ушел в монастырь, уехал в Америку или Африку. Статичный фильм редкостно чист по стилю. Удивительны уровень и тонкость юмора, на которые оказался способен 90-летний классик, но ирония естественно перетекает в серьез. Поскольку в фильме много вставных музыкальных эпизодов, то его отчасти можно рассматривать как напоминание о "Шербурских зонтиках", тем более, что в главной женской роли - дочь Катрин Денев Кьяра Мастроянни. Однако же, если попытаться проникнуть в логику Кроненберга, то понимаешь, чем этот хороший фильм вторичен. Тем, что он напоминает о фильмах Аки Каурисмяки, в частности о "Жизни богемы".

"Путешествие Фелиции" ("Felicia's Journey") одного из прежних каннских любимцев Атома Эгояна считалось (наряду с фильмом Альмодовара) претендентом на победу #1, но опять-таки надо признать, что это "очень-очень Эгоян", - его холодноватые психотриллеры "Экзотика" и "Светлое будущее" выходили у нас на кассетах и имеют поклонников. Одинокая девушка находит сочувствие у толстячка-добрячка, а он серийный убийца. Взаимные ломки психики и жизни, исследование темных уголков подсознания, экзистенциальные проблемы, путь к некоторому взаимопониманию, обусловленный тем, что оба боятся внешнего мира, неожиданная развязка. На Эгояна, помимо прочего, ставили потому, что он соотечественник и личный друг Кроненберга, выбивший ему три года назад приз каннского жюри за шокирующую "Автокатастрофу". Кто-кто, а актер Боб Хоскинс заслуживал приза несомненно. Но Кроненберг доказал, что дружба дружбой, а принципы принципами.

Сразу двое культовых американских независимых - Стивен Содерберг и Джим Джармуш - сыграли в боевик. Содерберг сделал боевик уже второй раз подряд, но его прошлый фильм "Вне поля зрения" был крупнобюджетным, основанным на хорошей литературе и, кроме того, драмой о парадоксах любовной страсти. Новый же фильм "Англичанин" (The Limey) - гораздо скромнее по затратам, и это натуральный жанровый стеб. Постаревший Теренс Стэмп, некогда сыгравший в "Теореме" Пазолини и новелле Феллини из "Трех шагов в бреду", изображает крутейшего мэна, который вышел из тюрьмы и приехал в Лос-Анджелес отомстить за убитую дочь. А мстит он другому крутому мэну - мафиозо, которого играет постаревший Питер Фонда, все еще ценимый за роль в "Беспечном ездоке". Фильм хорошо придуман и стилизован под кино 60-х. Непонятно, то ли все происходит в действительности, то ли в воображении главного героя. В логику Кроненберга на сей раз можно не вникать, учитывая, что фильм был внеконкурсным.

"Собака-призрак: путь самурая" - картина для Джармуша необычная. Хотя, как и "Мертвец", это формально вестерн, в котором один из самых запоминающихся афро-американских артистов Форест Уитекер ("Птица" Иствуда, "Дым" Уэйна Вана) играет сверхпрофессионального киллера, следующего кодексу самурая. Вот уж какой фильм нравился в Канне всем, и многие уверяли, что Тарантино и рядом не ночевал. Изобретательное, абсурдистское, очень смешное, временами трагическое и крайне политкорректное зрелище, где большинство мафиози старики, испускающие дух с перепугу, когда видят направленный на них пистолет. Но куда без аналогий с Тарантино, если старики-мафиози Джармуша - из все той же тарантиновской породы безумных детей, сформированных масскультом (старики непрерывно смотрят диснеевские мультики). И куда без аналогий с Гринуэем, поскольку на экране то и дело появляются большие фрагменты из книг (в данном случае из самурайского кодекса: "Путь самурая - путь к смерти", "самурай всегда хранит верность хозяину", "мир есть сон", "серьезное следует принимать легко, а легкое - серьезно" и т.д.)? И куда, наконец, без аналогии с братьями Коэнами времен "Фарго"?

Напротив, Такеси Китано, чьи последние фильмы, включая знаменитый "Фейерверк", всегда повествовали о мафии, полицейских, самурайском кодексе и были необычайно кровавы (равно как и стилистически выверены), впал в немыслимую японскую простоту. Его фильм "Кикуджиро" - о мужской дружбе и верности. О том, как пронырливый выпивоха сопровождает к морю маленького мальчика, где якобы живет его (мальчика) мама, и по дороге они проникаются отцовско-сыновьими чувствами. Кровавость ушла - остальные составляющие фильмов Китано (ироничность, мелодраматичность и сентиментальность) остались. Кроме них, фильм держится на хорошей, вполне европейской закадровой музыке, смешнейших гэгах (напоминающих о чем-то типа "Тупого и еще тупее"), невероятном обаянии Китано, который, разумеется, играет главную роль под своим обычным актерским псевдонимом Бит Такеси, и изысканнейших кадрах, которые нечасты и на фоне простоты фильма выглядят особенно эффектно. Соединение юмора и трогательности - беспроигрышный ход, который сегодня используют многие представители арт-мейнстрима. Неудивительно, что "Кикуджиро" был принят на ура, получил наивысшие баллы во французской прессе, и, когда заключались пари между критиками на тему, кто победит, я поставил на Китано. Но Кроненберг - см. выше.

Новые нормальные

На этом фоне выделялись Педро Альмодовар, поскольку его картину "Все о моей матери" можно рассматривать как квинтэссенцию его тем и стиля, и Дэвид Линч, поскольку снял нечто абсолютно для себя необычное.

"Все о моей матери" Альмодовара - мелодрама со свойственным испанцу навороченным сюжетом. Как всегда (и как у Китано), стеб соединен с искренностью и трогательностью, все непрерывно объясняются и с рыданиями открывают друг другу тайны израненного сердца, так что в финале зал тоже рыдает. Женщина средних лет, потеряв единственного сына, решает разыскать его отца, которого не видела лет восемнадцать и которого зовут Лола, потому что он транссексуал. По словам Альмодовара, он стремился сделать эксцентричную драму о сущности женщины. Фильм посвящен всем женщинам, всем, кто переделался в женщину, всем матерям, матери Альмодовара, а также актрисам Бетт Дэвис, Джине Роулендс и Роми Шнайдер. Перекличек с кино- и сценическими произведениями не сосчитать. Обыгрываются мотивы из "Трамвая "Желание", из фильма Джона Кассаветеса с Джиной Роулендс "Премьера".

Название отсылает к знаменитому голливудскому фильму "Все о Еве". И один из самых смешных кусков у Альмодовара - это когда герои смотрят по телевизору "Все о Еве", дублированный на испанский. Экспрессия испанских дублерш такова, что голливудская лента начинает казаться страстной, испанской и преувеличенно чувственной.

"Все о моей матери" - фильм (для Альмодовара) нетипично мирный. Никаких кровавых страстей. Альмодовар даже оговорился, что, взывая к терпимости, вовсе не желает пропагандировать пресную политкорректность. Oн взывает к терпимости в чувствах. Тем не менее журналисты из испаноязычных стран, где к Альмодовару, оказывается, относятся хуже, чем в остальном мире, и весьма ревниво-скептически (примерно как у нас к Михалкову), уже обозвали его "Бениньи 1999 года". Во всяком случае, лишившись "Золотой пальмовой ветви", Альмодовар, судя по всему, готов к решительному штурму "Оскара".

Линч, напротив, сделал резчайший поворот. Его лента "Простая история" (именно так мы переводим "The Straight Story") такая чересчур простая и правильная, что наиболее короткая рецензия укладывается во фразу: "Это не Линч". Правда, были такие, кто говорил: "И замечательно, что не Линч, потому что он давно мне надоел" (мне, замечу, нет). Можно добавить, что это и "не Бадаламенти", поскольку постоянный композитор Линча, ставший у нас весьма модным после музыки к "Твин Пиксу", написал стандартный лирический саундтрек. Герой фильма - старик-калека, узнавший, что у его родного брата, в паре с которым он некогда обожал глядеть на звезды, случился удар. Старик решает навестить брата - и едет к нему за тысячу миль на маленьком тракторе с черепашьим ходом. Старика отличают: фантастическое жизнелюбие, невероятная выносливость, фронтовое прошлое, южная упертость, редкостное чувство собственного достоинства и кристальная честность. Весь фильм отличает вера в свободу, демократию и индивидуализм. Если прежде Линч постоянно исследовал природу зла, каковое, по его убеждению, коренилось во внешне спокойной и благополучной американской провинции, то теперь он решил понять природу провинциального добра. До американского флага крупным планом Линч в отличие от Спилберга пока не дошел - и то хлеб.

Представляю, как передернуло Кроненберга. Ведь Линч сделал то, чего избегал прежде, - голливудское кино. Пусть и не слишком кассовое. Впрочем, кого-то тошнит от "Простой истории", кого-то от "Розетты", и только истинного киномана, если он здоров, не тошнит ни от чего, если только он не посмотрел слишком плохое кино. А слишком плохих фильмов в мире, как показал Канн, вдруг стало очень мало.

Ссылки:

Обсуждения