Генетическая ущербность демократических реформ в России заключалась в том, что эти реформы проводились старой элитой. Теперь приходит новое поколение. Кто же они, эти "новые"?

В том, как раскручивают в последнее время Бориса Немцова, есть что-то неприличное.

Так когда-то раскручивали Жириновского - с шутками, прибаутками, разбиваемыми бутылками. Или, еще точнее, Черномырдина двухлетней давности.

Я очень хорошо помню, как из Черномырдина "делали" второе лицо в государстве. Каждый вечер в программе "Время" он что-то этакое говорил в камеру. Это был метод дублирования: Ельцин скажет - Черномырдин прокомментирует. Президент бровь поднимет - премьер ее опустит...

Так создавался имидж "второго лица в государстве".

Сейчас Черномырдин отошел на второй-третий план и фигурирует главным образом на фестивалях, а вот "вторым лицом" как будто становится Немцов.

Метод тот же самый: Ельцин - Немцов. Немцов - Ельцин.

Немцов на даче у Ельцина. Немцов во Владивостоке. Немцов в Китае. Немцов, сбегающий по трапу.

Наконец Немцов, говорящий в камеру: "Здравствуй, Рая!"

Здравствуй, Рая! В этой стране это имя - симптом, оно произносится только в особых торжественных случаях.

Здравствуй, здравствуй, Боря!..

Я не припомню случая, чтобы кого-нибудь из вице-премьеров так раскручивали. Вот Шумейко, например. Амбиций хоть отбавляй, и на поля выезжал, и коров по уху трепал, и зернышки в руках с озабоченным видом мял, и на свиней в белом халате, как положено, смотрел.

Но не вышел из него лидер.

А вот из Немцова что-то, похоже, пытаются сделать.

Единственная соизмеримая с Немцовым фигура - Чубайс, его "однояйцевый близнец", введенный вместе с ним в правительство во время мартовского кризиса; они и ходят вместе, неразлучно, словно два близнеца, сросшиеся пиджаками.

Но Чубайс - политик особый. Это технолог власти, стальной комиссар либерализма, менеджер реформ с закатанными рукавами и потным лбом, которого все время перебрасывают с одного фронта на другой. Президентство ему совершенно не светит.

Немцову президентство не только светит - оно ему ВЫПЕСТЫВАЕТСЯ.

Происхождение Немцова загадочно и здравому уразумению подлежит с трудом.

Баловень судьбы и типичный эмэнэс, он был назначен главой Нижегородской администрации в 1991 году и с тех пор стал притчей во языцех.

По сей день не могу понять, что в нем нашли журналисты, когда вдруг принялись рекламировать, словно борзого щенка. Ум?.. Хватку?..

Ответ кажется страшно банальным, но на первом месте была МОЛОДОСТЬ.

Элита у нас странно устроена. Старость в иные времена считалась синонимом мудрости. А теперь, стало быть, молодость может заменить ум. На фоне политических бегемотов, составлявших костяк губернаторского корпуса, Немцов был вроде как комсомолец. Но...

Большого ума я за ним не замечал. Напротив, чего я за ним замечал, так это удивительное сходство с Хлестаковым.

Сергей Доренко, перебирая пальцами, спрашивал у Немцова про оставшихся в Нижнем бычков. "Бычки - это что?" - спрашивал Доренко. Немцов в ответ краснел и говорил: "Бычки - это бычки". - "И какая же от бычков польза?" - подмигивал ему опять Доренко.

Через неделю я увидел, как Немцов вприпрыжку, словно бычок, сбегает по самолетному трапу во Владивостоке.

Пользы от бычков и впрямь мало. Но бычки - это бычки.

В биографии Немцова присутствует очень загадочный эпизод с Явлинским, приехавшим к нему в Нижний в 1993 году для опробования своих эпицентровских региональных программ.

Об этом сюжете много писали в свое время. В широком смысле - о политиках-регионалах, не желающих идти в московскую власть, предпочитая проводить реформы на местах. Я помню, когда Немцова спрашивали, нет ли у него намерения податься в Москву, он отвечал так: лучше быть полноценным губернатором в Нижнем, чем чиновником на побегушках в Москве.

Потом этот миф рухнул. Оказалось, что быть на побегушках в Москве все-таки лучше, чем губернатором.

С "третьими силами" у нас всегда были недоразумения. Какой-то насмешкой представляется тот факт, что напарником Немцова стал Чубайс, то есть основной оппонент Явлинского.

На общем фоне губернаторского корпуса - всех этих политических бегемотов, усевшихся в провинции после 91-го, - Немцов был похож на комсомольца.

Но у комсомольцев своя дорога в жизни. Это только на лозунгах комсомол был "резервом партии", в действительности он был резервом совсем других структур, более практичных, чем партия...

Я не был удивлен, когда Немцова ввели в правительство. В большей степени меня удивила технология, по которой это было сделано. Сейчас многие уже забыли о мартовском кризисе, когда президент в одночасье сменил состав кабинета, по ходу перестроив его.

Зря. Это событие такой же важности, как прошлогодние президентские выборы. Может быть, даже большей важности, чем выборы.

Выборы-96 были очень интегративны, они склеили элиту из самых разных групп влияния, но тем самым обрекли ее на ЕЩЕ ОДИН ПЕРЕДЕЛ.

И вот передел, на мой взгляд, начался в марте 97-го.

Я поражаюсь до сих пор, как аналитики из оппозиции могли проморгать то, что случилось в марте. Ведь это была самая настоящая революция внутри номенклатуры. Роль премьера невероятно ослабла (это видно даже невооруженным глазом), а "коллективным премьером" стала пара неразлучных близнецов - вице-премьеров Чубайс-Немцов.

В сущности, это была реформа власти со стратегическими последствиями. У нас очень многое делается методом псевдоморфоза - подменяют содержание, оставляя при этом форму. (Исторические примеры: Союз, внутри которого "выращивали" Россию, а потом она, РФ, его же и съела, или, скажем, Федеративный договор сегодня, который вырос на конституции словно грибок и фактически подменил ее.) Вот так было и здесь. Премьер не менялся (он и не мог быть заменен без согласия Думы), но правительство - почти все правительство, не считая силовых министров, - было изменено начисто.

Это был гениальный ход, в результате которого в стране появилось новое правительство, новая политическая система с новыми структурами управления (два первых вице-премьера).

На месте оппозиции я задал бы вопрос: "Президент меняет правительство?" - "Да, меняет", - ответили бы мне. "А премьер-министр член или не член своего правительства?" - "Член, - ответили бы мне. - Конечно, член". Тогда что же получилось: премьер подал в отставку и тут же опять был назначен?

Детали этой странной истории сейчас, возможно, никого уже не интересуют. Меня они интересуют только в одном смысле - как технология. Мы должны понять, что в отличие от западных стран у нас нет прямой связи: новый премьер - новое правительство. (Так же как: новый президент - новый курс. Возможны: а) новый президент - старый курс, б) прежний президент - новый курс.)

Существуют совершенно неформализованные группы влияния, целые субэлиты, которые внедряются в уже существующее правительство и подменяют его изнутри.

Именно так произошло в марте 1997 года.

Это была самая настоящая революция. Начало какой-то новой эпохи. Если ее измерять в единицах публичной политики, то мартовская революция - это событие, соизмеримое с Августом-91.

А еще точнее - с Апрелем-85.

Это - начало новой перестройки.

Меня упрекнут в искусственной драматизации: полноте, какой перестройки! Подумаешь, Немцов.

Немцов - это фантом. Дело не в Немцове. И не в Чубайсе (фигуре, кстати, более важной, чем Немцов). Дело в тех, кого они ОБОЗНАЧАЮТ.

А они обозначают РАДИКАЛЬНУЮ СМЕНУ ПОКОЛЕНИЙ В ПРАВЯЩЕЙ ЭЛИТЕ.

Невероятная ущербность августовской революции (и всех проводимых после нее реформ) заключалась в том, что эта революция не имела своего поколения-носителя. Ее делали по сути остатки брежневского-горбачевского поколения.

Хорошо помню, как отталкивали меня лица "дембюрократии", выплеснутые в публичную политику Августом-91. Казалось, случилось что-то немыслимое, какой-то прыжок в никуда, крушение Системы, и вдруг - лица Ельцина, Коржакова, Яковлева, Силаева, Петрова... Потом еще на республиканском и региональном уровне: Кравчук, например, или Назарбаев, или директор рыбинского завода Лисицын, вдруг ни с того ни с сего назначенный губернатором Ярославской области. У меня есть знакомые, которые чуть не блевали, видя эти лица.

"Номенклатурная революция!" - говорили они мне.

Я им доказывал, что никакой номенклатурной революции на самом деле нет. Проблема не в том, что номенклатура к власти пришла (она всегда к власти приходит), проблема в том, что нет смены поколений.

Парадокс Августа был в том, что, изменив полярно идеологические ориентиры общества, вывернув наизнанку его социальную структуру, сменив сам государственный строй, он не произвел главную смену - в политической элите, конкретно в том, что называется ПОКОЛЕНИЕМ, той естественной общности разных людей, которая значит больше любой другой, искусственной их организации - в партии, кланы, группировки.

Что такое поколение?

Это время, отраженное в людях. Это очень важная градация истории.

Революция отличается от реформы не радикальностью и не стратегической продуманностью, а, в сущности, только одним: СВОИМ ПОКОЛЕНИЕМ. Приходят новые люди и делают новое общество. То, что демократическая революция 90-х не имела своего поколения, есть такой же парадоксальный факт, как, например, то, что десталинизация 50-х осуществлялась самими сталинистами - Хрущевым, Маленковым и т. д. Понадобился еще один отрезок времени (пять лет? десять?), чтобы вдогонку этим "сталинистам-антисталинистам" пришло оттепельное поколение "шестидесятников". Но преемственность была уже сохранена, режим воспроизвел себя, и в результате те же "шестидесятники" оказались смяты следующим - брежневским - режимом.

Случаев, когда Время рождает "новых людей" и эти "новые" сами же оплодотворяют породившую их Мать-Революцию (за что она, кстати, впоследствии их же и пожирает!), - таких случаев в истории крайне мало. 17-й год и Петровские реформы - из их числа.

Гораздо чаще случаются "выкидыши" - возьмем декабристов, например, которые были "шестидесятниками" своего времени, поставленными между жерновами истории...

И все-таки меня поражает, как ОНИ (эти политические бегемоты, созданные Августом) совершили такой слом системы, их породившей!

Если бы это было иллюзией - как с разоблачением "культа личности". Но нет, реформы 90-х уничтожили сами основы, социальные институты общества, изменили тип экономических отношений.

Объяснение я вижу в том, что старая элита имела очень большой стратегический ресурс. Ее собственная жизнь, уровень комфорта, степень свободы в 70-80-е годы на несколько порядков превосходили потенции самого общества.

Это были "две России, две культуры". Брежневская элита уже жила категориями будущего "капитализма". И неудивительно, что эта элита впоследствии "подтянула" под себя все остальное общество. Степень комфорта элиты стала степенью свободы общества.

Но вместе с тем она стала и его ограничителем. Со временем реформы начали пробуксовывать. Потолок был достигнут. Чтобы идти дальше, требовалось новое поколение, а его как раз и не было.

Конечно, "новые" появились - демэлита, рожденная реформами. Интеллигенты типа А. Мурашева или, напротив, "негативы" типа Жириновского. Но им (им всем) так и не довелось стать поколением-носителем Реформ, они были вмонтированы в уже заданные номенклатурные комбинации (что-то подобное, на мой взгляд, случилось с "семидесятниками" - время словно спрессовало их, превратило в придаток той системы, потому они и не сумели так развернуться, как "шестидесятники").

В декабре 93-го я опубликовал в "Литгазете" статью "Новые - хорошо забытые старые", в которой попытался сформулировать идею "поколенческого" ограничителя Реформ.

Я писал о том, что никаких "новых политиков" нет и вряд ли в ближайшем будущем они появятся, поскольку в правящем истеблишменте уже сформировалась плотная конструкция власти с историческим ресурсом на 5-10 лет. Поэтому могут быть "горизонтальные" рокировки, изменение ролей, политики-фантомы (вроде Жириновского), которые сами по себе ничего не добавляют в вектор истории, но нового поколения нет.

Я ошибся. "Новые" были. Они росли как раз в период 90-96-го годов - все эти "молодые волки" в менеджерских сорочках и с набриллиантиненными волосами. Они уже скулили и принюхивались к своей будущей добыче.

Незавершенность Августа делала неизбежной еще одну революцию - через несколько лет, - по моим прогнозам, это должен был быть рубеж столетий, то есть самое начало XXI века.

Грешным делом я подумал, что этой "второй революцией" является Октябрь-93. Теоретически он и мог ею стать при благоприятных обстоятельствах, и разгром Верховного Совета, этого аппендикса, нагноившегося внутри самой же демэлиты и удаленного с помощью ОМОНа, - этот кровавый сюжет мог бы вывести Россию на новую спираль истории.

Но этого не случилось. Больше того, случилось даже противоположное: Октябрь обозначил скрытую реставрацию режима. Оппозиция бросилась под поезд реформ и остановила его собственной кровью.

Смена поколений случилась немного позже, в марте 97-го, во время малозаметного правительственного кризиса, которому скорее всего и значения никто не придал. Но так часто бывает в истории. Переломные моменты не сопровождаются массовыми революциями, у них другой жанр - ПЕРЕСТРОЙКИ. Сначала - перестройки с маленькой буквы. Затем - Большой Перестройки.

Я прошу у читателя извинения за небольшую теоретизацию, но, не поняв различия между Перестройкой и Реформой, мы не поймем многого из происходящего сегодня в России.

Реформы никогда не производятся новым поколением. Это парадоксально, но факт. Как правило, носителями Реформ становится теневая часть уже сформировавшейся (пять-десять-пятнадцать лет назад) политической элиты. Вспомним косыгинские реформы - их отделяло от хрущевской "перестройки" почти пятнадцать лет. То же самое с ельцинскими реформами: их делало поколение, сформировавшееся при Брежневе и, так сказать, "обновленное" при Горбачеве. Можно сказать, что ельцинизм работал на остатках ресурсов, созданных горбачевской перестройкой, в котел реформ летело топливо, припасенное Горбачевым.

Реформа - это, строго говоря, отрезок, отделяющий Реформирующего Ахилла от Черепахи-Общества. "Черепаха" все время убегает от Ахилла, и Ахилл не может "догнать" ее: ведь в процессе реформ меняются и общество, и сами реформы.

Но стартовая позиция всегда такая: есть реформоориентированная элита и есть общество. Элита стоит на несколько порядков "выше" общества и "подтягивает" его до себя, воспроизводит в обществе свои представления о самой себе. В этом и заключается процесс реформ. Но дальше - остановка. У элиты нет больше ресурсов.

Для того чтобы ресурс появился, необходима Перестройка. Обновление. "Смена времен", еще лучше - смена поколений, но в любом случае - какая-то очень сильная встряска, которая дала бы заряд на будущее.

Я помню 85-86-й годы, как все вдруг задвигалось, засуетилось. В каждом коллективе, в каждом райкоме обозначились НОВЫЕ. Даже тип поведения у них появился какой-то свой, не знаю, галстук они, что ли, особым образом завязывали.

Они приходили на работу, смотрели на "консерваторов" примерно так же, как сегодня Чубайс и Немцов смотрят на Черномырдина: облизываясь и принюхиваясь, словно волки, почуявшие мясо власти.

И даже вот это почти комсомольское - "Сильное решение, Борис Николаевич!" (Чубайс) - я тоже тогда, кажется, слышал.

Отличительная черта волков в том, что они иногда хвост могут поджать, и даже на задние лапы слегка приподняться, и скульнуть, а в глазах - ВЛАСТЬ.

Сегодняшние "новые" - очень большой возрастной диапазон, от 25 (мальчики со стеклянными глазами) до 40-45.

Это даже не одно, а несколько поколений, спрессованных в одно.

Иные уже карьеру сделали. В Ярославле сейчас стремительно набирает высоту перспективный аппаратчик Сергей Алексеевич Вахруков. В 84-м году он работал в Пролетарском райкоме г. Рыбинска и исключал меня за "антисоветчину" из комсомола. Впоследствии он стал - знаете кем? Государственным секретарем Ярославской области. Это в 94-м должность такую ввели. У меня такое ощущение, что Сергей Алексеевич благодаря этой должности попал в Книгу Гиннесса, потому как вскоре государственного секретаря упразднили, но вместо этого Вахруков стал председателем Ярославской Госдумы. Де-факто он - второй человек в области, "серый кардинал" местного образца, рядом с ним губернатор Лисицын воспринимается как бегемот, которому уши бантиком завязали.

В том, что Вахруков - это "будущая власть", не сомневается никто. Все понимают, что время бегемотов эпохи Августа кончается (честное слово, это была странная мутация политиков!) и на их место приходит племя "волков".

Еще один пример "новых" (имею в виду в данном случае не "новых русских" ВАЩЕ - а очень конкретную категорию "новых властителей", разница между ними не меньшая, чем между революционной шантрапой 20-х и теми, кто впоследствии их пытал в застенках, смешивать их ни в коем случае не следует, нынешние "новые" - не всякое там хамло, а люди со стальным взглядом).

Так вот - мой давнишний рыбинский знакомый Юрий Васильевич Ласточкин. Мы учились с ним в одной школе. Когда я в 80-х писал в самиздате статьи, он ходил по городу и думал, где бы автомат с газированной водой поставить, чтобы бабки делать.

Это был суперсерьезный человек, в отличие от меня. Однажды я попросил у него в долг пятьдесят рублей, он, ни слова не говоря, вытащил калькулятор (для них калькуляторы - все равно что часы наручные) и проинформировал, какие с меня будут проценты.

С тех пор он сделал стремительную карьеру, стал финансовым директором крупнейшего в городе предприятия "Рыбинские моторы".

Есть еще примеры - мои московские знакомые-журналисты. Лет восемь тому назад я пил с ними водку, теперь они назначают мне встречу и говорят, что я ОПОЗДАЛ НА ТРИ МИНУТЫ. Писать в большинстве своем не умеют. Аналитики - нуль. Зато информации - избыток.

Это как раз тот случай, когда отсутствие мыслей восполняется обилием новостей. Типичная черта сегодняшней журналистики.

Так вот, один из них пасется теперь за тысячу баксов в Думе. Ходит в каких-то запонках, с галстучными заколками. Если ему в морду честно посмотреть, станет ясно, что он ни одного прогноза не сделает.

Я мог бы продолжать. Стоит ли?..

Это не поколение - это роботы истории.

Такие же роботы, как поколение сталинистов. Они сутками не выходят из своих офисов (в 30-х следователи тоже не выходили сутками из своих "офисов"). Они заворачивают по локоть рукава своих менеджерских сорочек. Они поправляют съехавшую бриллиантовую заколку на галстуке, и этот их жест мне тоже что-то напоминает. ТОГДА так ордена поправляли. На столе у них лежит безвкусный "Коммерсант" - "Правда" нового времени. Они разговаривают, запрокинувшись в кресле, иногда еще и... Они ходят на презентации и выставки и говорят там: "А!" Затем они едут куда-нибудь в ночной клуб и тоже говорят там: "А!" Когда они начнут поедать друг друга, и часть их попадет в застенки, они скажут там: "Б!"

Но самое поразительное в них - то, что они все время что-то СЧИТАЮТ. Раньше, когда они были бедные, они считали деньги. Теперь, когда они стали богатыми, они считают время. Считать для них - способ думания. Завтра они будут так же считать ИСТОРИЮ. Вынут из кармана калькулятор и просчитают очередной Беломорканал или - что там - Транссиб (идефикс Михаила Бочарова), новую магистраль "Москва-Петербург".

Странно, у некоторых из них еще флажки стоят в кабинетах. Фирм. У Брынцалова в каждом помещении - его портрет. Еще немного, и при их появлении секретарши будут вскакивать и кричать "Хайль!".

Язык у них очень странный. Почему-то самое популярное выражение, которое я слышал в их офисах, это - "яйца оторвать".

Каждый правящий класс привносит в общество свою лексику. Когда пришли коммунисты, они ввели слово "расстрелять" - и семьдесят лет эти "расстрелять, расстрелять, я бы тебя расстрелял" повторял каждый обыватель. Это была единица измерения, что ли.

Теперь появилась другая единица измерения - "яйца оторвать". Теперь яйца отрывают практически везде и по любому поводу. Это считается хорошим тоном. Общественно-политическая обстановка стала измеряться по состоянию яиц у населения. Я видел, как один директор фирмы, не найдя утром нужную бумагу, кричал своей секретарше (!): "Я тебе яйца оторву!"

Кто они по идеологии? Никто. Менеджеры власти. Технологи. Идеологии их не интересуют, для них это - кубики, из которых они собирают себе замки. Виртуальный диапазон - беспредельный. Жириновский, Лебедь, Явлинский.

В будущем я не исключаю даже коммунистов.

Но инстинктивно они все - патриоты. Они никогда не скажут "наша страна". В последнее время они не говорят даже "эта страна". Они говорят еще хуже - "МОЯ СТРАНА", и после этого по коже начинают мурашки бегать. Страна для них - их частная собственность. Они любят Россию, как втридорога купленный дом. Это будут хорошие патриоты, гораздо лучше, чем коммунисты. Патриотизм - это, в сущности, идеология присвоения. Если вы сожрали кусок мяса и он у вас в желудке, можно ли вас назвать ПАТРИОТОМ по отношению к этому куску мяса?

Они сожрали страну и теперь говорят: "Это моя страна!" Они любят свою страну. По линиям "Газпрома" они восстановят Советский Союз. Это будет Союз Советских Социалистических Трубопроводов. Единицей измерения в геополитике станет Труба. Кончится тем, что они эту Трубу еще в Мавзолей положат.

...С каждым годом они вползают в жизнь, формируют свои технологии господства, свои иерархии, свои идеологии и ценности, свой способ пожирания жизни.

У меня лично с ними отличные отношения. Собственно, по возрасту я - один из них. Мне 30 лет, но рядом с ними, волками, я чувствую себя грустным и утомленным псом.

Мы еще не знаем, кто из нас кто. Что ж, давайте познакомимся. Я вам говорю - "Гав!".