3.12.1998

Интернет как гиперлиберализм

Пауль Треанор
Paul.Treanor@inter.NL.net

От переводчика. Все мы читали много статей, в которых Интернет хвалят. Информационная супермагистраль, глобальная деревня, виртуальное сообщество, всемирная библиотека, цивилизация Сознания - все эти идеологемы (немножко уже, правда, подзатасканные) окрашены положительно и тают, как халва во рту. Противников Интернета не так уж много: фээсбешники, убежденные, что Сеть придумали американцы, чтобы воровать наши научно-военные секреты; экологические активисты (или активные экологисты?), твердящие о вреде излучений и ужасе компьютерной аддикции; да фрики вроде Клиффорда Столла и Мирзы Бабаева, которые Интернетом пользуются на всю катушку, невзирая на собственные обличения и нравоучения. А концептуальной критики как-то вот маловато. Автор публикуемой ниже статьи рассматривает Сеть в контексте политэкономии и геополитики и считает ее безусловным злом (во всяком случае, для Европы). Конечно, в нашей странной стране его неприятие либерализма и демократии многих смутит. Но в последовательности ему не откажешь, и аргументы его надо выслушать. А прав он или нет - давайте обсудим вместе.

Об авторе. Пауль Треанор - частное лицо, не связан ни с какими университетами, институтами и политическими организациями. Живет в Амстердаме.

Политическая этика и структура Интернета либеральны. Интернет, по сути, проясняет дефекты либерализма: с ним можно и нужно покончить.

Резюме: Либерализм, будучи этикой максимизации взаимодействия, породил ряд структур, включая свободный рынок. Интернет, будучи "рынком идей", отчетливо проявляет черты либеральных структур и их усиливает. Тем не менее, он подвержен действию лингвистических и культурных барьеров, а не создает глобального сообщества. На более глубоком уровне либеральные структуры контр-инновативны, а структура Сети, в действительности, демонстрирует технологический консерватизм. Сеть - понятие скорее политическое и этическое, нежели технологическое. Она угрожает навязать себя миру. Сеть дурна сама по себе: свобода от цензуры и равные возможности доступа не сделают ее хорошей. Вывод прост: Сеть следует обрубить, и Европа - место, где это должно начаться.

* * *

Спустя тридцать лет после "Конца идеологии" Дэниэля Белла идеологии продолжают возникать. Одна из них - сетизм, агрессивная пропаганда Интернета (киберпространства, миров интерактивных СМИ и т.д.). Эта идеология не есть нечто новое: ее основные черты либеральны, а ее модель будущего Интернета/киберпространства - гиперлиберальна. О Сети (как она есть) следует судить по этой идеологии и по ее притязаниям, а не по внутренним проблемам "интернетовского сообщества". Политико-этический вопрос состоит не в том, как это сообщество должно защищать своих членов и регулировать их деятельность, а в том, кто защитит остальную часть мира от Сети, сетистов и киберлиберализма?

Это выходит за рамки вопроса "чей Интернет?". Неравенство в доступе к Интернету сомнению не подлежит: пользователями становятся наиболее образованные и наиболее оплачиваемые 2% населения мира и их дети-студенты. Чтобы пользоваться Сетью, вам нужны деньги, терминал, умение с ним обращаться, умение читать по-английски или, по крайней мере, в транслитерации. Прецедент с телефоном говорит о том, что до всеобщего доступа - несколько поколений. И даже если он получит распространение, вполне возможно, что он останется под контролем все тех же 2%. Таким образом, существует реальная проблема доступа. Но идеология Сети предполагает наличие неограниченного доступа. Мой тезис состоит в том, что Сеть порочна даже в отношении этого предположения. Важно проводить различие между реально существующим Интернетом с его самоочевидными изъянами, такими, как неравный доступ, и Сетью как ее рисует идеология - вселенским электронным сообществом. Для защитников Интернета идеал будущего оправдывает сегодняшнюю реальность. Для меня же именно потенциальный Интернет обесценивает все попытки его создания.

Сегодняшняя реальность Сети - это, конечно, вовсе не глобальное сообщество, ни даже приближение к таковому. Ибо для того, чтобы оно имело место, потребен либо универсальный второй язык, либо автоматический перевод: ни то, ни другое нам не грозит. Сейчас у Сети примерно такой же статус, что у CNN в начальный период. Тогда люди думали, что возникло глобальное телевидение. С тех пор уровень затрат снизился, и за CNN последовали, среди прочих, французский, британский, немецкий и арабский глобальные каналы. В ретроспективе CNN был (и остается) национальным каналом США с глобальным охватом - та же черта, по сути, которая свойственна так называемым "мультинациональным" компаниям. Нынешнее доминирование в Интернете английского языка - скорее всего, явление временное. Когда возрастет использование национальных языков, возрастет и национальное использование Сети; одновременно с этим относительно сократится ее международное использование и продолжится внутреннее использование в США. И опять-таки, сетевая идеология исходит из всеобщности коммуникации, что само по себе ложно. Реальная проблема возникла бы, если бы глобальное сообщество действительно образовалось.

Что же именно не так с Интернетом?

Во-первых, существование и последствия сетизма, достаточно реального интернетовского лобби. Это лобби или движение выразилось впервые в таких группах, как Electronic Frontier Foundation, и таких официальных комиссиях, как комиссия Мартина Бангеманна, которой первой сформулировала основные положения политики Европейского Союза. Не существует какого-либо официального или исчерпывающего утверждения сетизма как идеологии, но два документа подходят к этому близко: "Киберпространство и Американская мечта: Великая хартия вольностей для Века знания", написанный при участии Элвина Тоффлера и "Люди и общество в Киберпространстве" Дж. А. Кейворта из Фонда прогресса и свободы. В этих документах представлена начальная фаза киберлиберальной идеологии.

Сетизм плох в силу своего насильственного экспансионизма. Не существует никакого имманентного или неизбежного технического или исторического движения к единой коммуникационной сети. Напротив: никогда раньше в истории не было технически возможным существование такого количества разрозненных сетей. Связывание всех сетей воедино - это сознательный выбор некоторых людей; выбор, который затем навязывается другим. Логика та же, что у колониальных правительств, которые принуждали крестьян к рынку, облагая их денежным налогом. (Чтобы платить налог, крестьянам приходилось продавать произведенный продукт, например, сахар, за деньги). Эта логика, по сути, говорит: "Никто не свободен от свободного рынка". Сегодня не только правительство, но и бизнесмены, общественные движения, интеллектуалы и художники - все хотят обложить нас Сетью. Очевидно, что это широкое движение не сводится к поиску прибыли (хотя дурна и бесприбыльная Сеть). Это навязывание себя, универсализм, экспансионизм, принудительность, основополагающая несвобода выхода - вот что делает либеральные структуры дурными. Сказанное приложимо к свободному рынку и - сущностно - к Интернету.

Основополагающая модель Сети взята из классического либерализма: это электронный свободный рынок, основанный на принципах "laissez-fair, laissez-aller". [Сетевые] активисты в США прямо ссылаются на англо-американскую либеральную традицию - смотри любой выпуск Wired, самого влиятельного периодического издания в мире новых СМИ. Эта традиция определяет свое отношение к государству: государство мыслится как ночной сторож в электронной форме, регуляция - минимальна. (Классические проблемы либеральных обществ, такие, как конфликт между сексуальной моралью и "сексом-продуктом", вновь возникают в киберпространстве.) С точки зрения этики, вся эта модель - ниже всякой критики. Сеть воздействует на других людей, не только на своих пользователей, поэтому пользователи не имеют права сами устанавливать правила. Никакое внутреннее регулирование (или его отсутствие) в качестве замены внешнего регулирования не может быть оправдано a priori. Пользователи Интернета не могут принять решение лишить государство (или кого-то еще) регулирующих функций лишь на том основании, что им это регулирование не нравится. Помимо пользователей Интернета существуют также другие люди и другие проблемы, требующие рассмотрения.

Полезно теперь кратко охарактеризовать черты и цели либерализма. Он стремится: a) увеличить взаимодействие; b) увеличить число взаимодействующих; c) увеличить число затронутых каждым взаимодействием и d) увеличить область, в которой взаимодействие происходит. Создавая цепочки взаимодействий, он транслирует причину и следствие - коллективизирует действие. Конкретный пример: этика глобального распределения богатства и дохода. Вы (как индивидуум) не можете исправить глобальное неравенство, купив одну пачку кофе - даже если вы стараетесь избегать поощрения торгового неравенства в конкретном акте покупки.

Вы не можете, например, улучшить условия жизни крестьянской бедноты в Эфиопии своей индивидуальной стратегией покупок. Вы не обладаете индивидуальным контролем над экономикой, в которой вы живете и, следовательно, индивидуальным контролем над своей жизнью. Подобным образом вы не имеете индивидуального контроля над Интернетом и, следовательно, не можете принимать моральных решений относительно его. Это то, что делает либерализм и его структуры неэтичными: они уничтожают моральную автономию субъекта. Если можно доказать, что Сеть - либеральна, можно доказать, что она неэтична.

Для киберидеологии, однако, величайшим преимуществом Интернета является то, что он извлекается из либеральных моделей. Либералы рассматривают идеи и мнения в качестве предметов обмена: если у либерала есть какое-то мнение, он (или она) непременно хочет "выразить его" и обменяться им с другими. Приоритет диалога и общения в неолиберальных теориях (таких, как этика коммуникации) параллелен приоритету рыночного обмена в классическом либерализме. (В этом смысле этика коммуникации и этика диалога уже установили политические рамки для киберпространства). Информационное общество является либеральным обществом гиперобмена: граждане передают, принимают и перенаправляют поток идей и мнений, как некий Ник Лисон - коммуникации. Бесспорно, что только Интернет (или что-то подобное ему) может сделать это возможным, что, однако, не обеспечивает его моральной или политической правоты.

Этика коммуникации

В чем состоит фундаментальная порочность коммуникации и диалога? Почему обмениваться идеями - плохо? Ответ: потому что ложны исходные предпосылки. Либеральная модель диалога и коммуникации исходит, прежде всего, из того, что все идеи одинаковы (одна идея по способам обращения с ней подобна любой другой); во-вторых, она предполагает, что от обмена идеи получают пользу. Идеи не являются какими-то единицами наподобие кирпичей, и они не получают пользу от того, что передаются. Чтобы понять, в чем ошибка, нужно просто подразделить идеи на две простые категории: планы и аргументы [в споре]. "Планы" являются предложениями по изменению; аргументы суть идеи, предлагаемые, чтобы воспрепятствовать осуществлению планов. Обмен идеями приносят пользу аргументам (и консерватизму); обособление идей приносит пользу планам (и изменениям). Нет необходимости исследовать здесь "истинную природу идей": эти две категории корректно описывают, по крайней мере, некоторую политическую реальность. Почти любая газета и любые телевизионные новости покажут нам, как тот или иной политик приводит аргументы против инноваций. Участие в диалоге как универсальное моральное предписание - неэтично. Не всякое общение благотворно и, возможно, большая его часть вредна. Вредна, разумеется, для изменений. Наилучшая стратегия изменений, как правило, обособлена от политического давления; но либеральное общество устроено так, чтобы затруднить это обособление. Интернет усиливает это консервативное "преимущество".

Стандартный ответ либерализма (а теперь и сетизма) - утверждение, что они якобы гарантируют: а) политическую нейтральность и б) равенство участников. Типичный либеральный аргумент, что формальное равенство (то есть, гражданство) оправдывает любое другое неравенство, приложим и к Сети. Утверждается, что формальное равенство (относительно доступа и коммуникации) оправдывает Сеть - если даже таковое относится к будущему. На деле, как и в ситуации со свободным рынком, обычно именно те, кто находится в самых слабых начальных условиях, более всего страдают от неограниченного взаимодействия. Нет никакого сомнения, что свободный рынок за короткий срок увеличивает социальное неравенство. Его защитники заявляют, что в долгосрочной перспективе это перевешивается улучшением [ситуации] для всех, и прибегают к аргументам типа "капля камень точит ", ссылаясь на принцип допустимых неравенств Роуля. Способность рынка увеличивать неравенство, по счастью, ограничивалась в прошлом физическими пределами обмена товарами. Но за последние три века стало очевидно, что неограниченные спекуляции на бирже и торговля спекулятивными товарами (например, луковицами тюльпанов) могут в короткий срок привести к крайнему неравенству. Интернет почти полностью ликвидирует физические ограничения на расширение рынка, допуская стремительный рост согласно диодному или триодному эффекту. (Другими словами: увеличение неравенства обусловливается неравенством начальных позиций - диодный эффект; или же третьими факторами - триодный эффект). Говоря менее теоретически, выигравшими от этого процесса почти наверняка окажутся все те же лучше образованные и лучше оплачиваемые элиты, которые были первыми в использовании Интернета. Хуже, что проигравшими окажутся инновативные меньшинства.

Единство и монополия

И тогда вступает в действие другой принцип либерализма, связывающий его с другими идеологиями. В либеральных обществах инновативные меньшинства теряют свои преимущества. Однако никто не может уйти, даже если страдает от всего этого интенсивного взаимодействия. Никто не может покинуть "арену взаимодействия" - рынок, либеральную демократию, глобальную экономику, Интернет. "Арена" - метафора для описания этой ситуации: это слово намекает на то, что люди принуждаются к взаимодействию помимо их воли. Даже если некоторые люди (которых, в действительности, довольно много) вступают на эти арены добровольно, это не означает, что они имеют право тащить за собой других. Метафора Сети сама по себе еще лучше: "сеть" и "паутина" используются для того, чтобы ловить жертву.

Если жертва просто-напросто сбегает, либерализм заканчивается: без участников нет рынка, нет либеральной демократии и нет Интернета. Все тексты об Интернете объединяет одно: слово "Интернет" всегда пишется в единственном числе. Так же, как почти всегда - слово "киберпространство". Объединить все коммуникационные сети, все коммуникации - намерение, обычно высказываемое в явном виде. В терминах экономики Интернет есть монополия по определению.

Монополия, если она хочет оставаться монополией, не должна допускать альтернатив и не должна делиться. Монополия подразумевает единство и предельную экспансию. Не может быть двух глобальных экономик. Быть глобальным - значит быть одним целым и не иметь конкурентов. Это относится не только к экономике. Как в западной, так и в не западной мысли существует долгая история Единства как значимого принципа, Единства как конца всех вещей. Его современные варианты (философские предшественники идеи киберпространства) часто основываются на трудах Тейяра де Шардена. Эти эволюционно-холистические идеи пропитывают все нью-эйджевские движения; через эти движения они оказывают влияние на холистические видения киберпространства и, особенно, на идею глобального мозга.

Другой старый (уже менее абстрактный) принцип - это принцип политического единства. Он тоже связан с претензией либерализма на монополию. Именно здесь становятся очевидными такие понятия, как дигитальное гражданство, дигитальная демократия и дигитальный полис. Ясно также, почему политическая элита в Европе хочет пропагандировать эти идеи, которые, на первый взгляд, направлены против элиты. (Информированием об этой политике и ее координацией занимается офис проекта "Информационное общество Европейского Союза"). Де-факто, единством, формирующим арену либерального свободного рынка, является национальное государство. Начиная с XIX века, либерализм и национализм - близнецы-братья.

Рынок усиливает нации: взаимодействуя, граждане влияют друг на друга, и это благоприятствует процессу конвергенции. Хорошо известна роль продуктов массового потребления и средств массовой информации в деле образования европейских наций в XIX веке. Увеличение объема взаимодействий интенсифицирует этот процесс - и это то, что так ценит сетизм. Интенсификация конвергентного политического участия ведет к усилению положения элит. Поэтому в среде защитников Сети мы находим смешение таких форм либеральной мысли, как органицизм, пан-органицизм и различные формы ультра-коммунитаризма. Общим для всех этих идеологий является упор на единство, на невозможность выхода и невозможность отсоединения: один глобальный рынок, одно (глобальное) сообщество, один глобальный мозг, ведущий к одному космическому сознанию.

Практическое осуществление таких абстрактных понятий сталкивается с проблемами. Неолиберальные проповедники Сети превозносят ее, к примеру, за то, что она преодолевает барьеры; однако размывание барьеров вокруг их частной собственности на повестку дня не ставится. Киберидеологи непоследовательны. Они восхваляют единое сообщество киберпространства, единую информационную экономику, единое глобальное общество; но отнюдь не единую собственность (и, конечно, не коммунизм). Эта непоследовательность, возможно, является банальным фактом политической жизни, но она подчеркивает политическое использование языка. Цели могут формулироваться на разных идеологических "языках": на привычном языке прав или на языке обязательств, или же выступать под маской альтернативных путей будущего развития вселенной. Такие понятия, как "космическое сознание", можно использовать для доказательства чего угодно.

Несмотря на все эти космические перспективы, в ближайшем будущем мы увидим, как уже говорилось, усиление существующих национальных культур. В существующем Интернете (который сейчас большей частью является американским) появится много национальных вариантов. Скоро перед экспериментами с дигитальной демократией встанут те же проблемы границ, что и перед либерализмом свободной торговли. Единство как принцип допускает некоторое сосуществование уровней единства, но с нарастанием взаимодействия - все в меньшей и меньшей степени. В современной политике США, к примеру, происходит конфликт между двумя видами либералов-защитников свободного рынка: теми, кто рассматривает этот рынок, главным образом, как модель внутренней национальной экономики, и теми, кто стремится к свободной торговле в глобальном масштабе. Первая группа - это протекционисты, вторая - экспансионисты.

Представляется, что игнорирование защитниками дигитальной демократии этой скрытой проблемы непоследовательности само по себе является частью сетевой идеологии. Рассуждая логически, никто не может сначала доказывать, что Сеть объединяет мир, а затем призвать к электронному голосованию в каждом национальном государстве. Тем не менее, в текстах киберидеологов эти противоречивые взгляды стоят бок о бок. Выбор, который делают сетисты сейчас, достаточно ясен: в реальности киберлибералы, как и прочие либералы, выбирают национальное государство. И на этом уровне Интернет прочно укоренен в XIX веке: осуществляясь на практике, гражданство и polis организуются по этнонациональному принципу. Никто из дигитальных демократов (во всяком случае, пока) не выдвинул идеи о том, чтобы позволить 600 миллионам африканцев выиграть референдум о миграционной политике у 250 миллионов граждан США.

Историческое вето

Таким образом, с точки зрения истории, пришествие Сети вовсе не является поворотным моментом. Это продолжение стародавних принципов, состоящих в том, что люди должны жить в сообществах (обществе), приклеенные друг к другу клеем самоотождествления и связанные друг с другом сетями взаимодействия, торговли, коммуникации и конкуренции. Эти структуры существовали задолго до возникновения либеральной идеологии, которая теперь их пропагандирует. Интернет их лишь интенсифицирует. Будучи структурой, Сеть грозит приравнять свободный рынок к социальному стабилизатору - по его охвату, интенсивности и результатам. Отказ от использования Сети, выход из киберпространства, станут тогда такими же нереалистичными, каким был бы бойкот денег в современной Америке...

Исторически, выбор Сети - это выбор прошлого. Его никак нельзя обосновать историческими аргументами о развитии технологии. Лишь небольшая часть физической инфраструктуры Сети имеет отношение к связыванию удаленных точек между собой, что и превращает ее в Интернет. Если убрать эти связи, реальный технологический уровень остающейся инфраструктуры практически не изменится. Политика рассредоточения каналов, "не-мультиплицирование" является настолько же осуществимой, как и единая глобальная Сеть. Это вопрос политики, а не технологии. Именно Интернет накладывает политическое и социальное ограничение - идеал единства - на коммуникационные технологии.

Сеть - это неизбежная монополия, это выбор прошлого - историческое вето. Никакая группа, элита, движение или идеология не имеют права налагать это вето на мир. Поэтому решение отключиться от Сети вполне законно в политическом и этическом смысле. Первый удар должен быть нанесен по межконтинентальному потоку данных: удар по атлантизму. Рассмотрим следующий сценарий: на первом этапе Европа (европейские государства, не ЕС) перерубает связи с Северной Америкой, прежде всего с Соединенными Штатами. В терминах этики это может быть названо пост-интерактивной политикой. Тогда появится свободный выбор, отрицаемый либерализмом и сетизмом - выбор между Сетью и не-Сетью. Если нынешний ЕС желает внести лепту в это возможное будущее, он должен начать эмиграционную программу в Соединенные Штаты для всех, кто активно пропагандирует Сеть в Европе, для киберидеологов. Если на Земле должна существовать зона для тех, кто отказывается от перехода в пост-интерактивный мир, США, будучи родиной Сети, кажется наиболее подходящим местом для этого. Физическая инфраструктура Сети все еще концентрируется именно там. Что еще более важно, сетевая культура в значительной степени остается американской: эмигранты вольются в культуру, которую они сами выбрали. Соединенные Штаты преданы свободному рынку и общим ценностям: в более широком смысле они уже являются консервативной родиной.

Весьма возможно, что сетисты в Европе отвергнут эту возможность, этот сценарий. В любом случае этот вариант будущего не очень вероятен. Суть в том, что сетизм - это универсалистская и экспансионистская идеология, и этот сценарий - хороший способ это доказать. Сетизм не желает выбора; он желает Сеть, одну Сеть, одну глобальную Сеть, одну Сеть повсюду, одно универсальное киберпространство и больше ничего. Кажется, что, так же как с идеологией свободного рынка (и либерализмом в целом), с Сетью невозможно никакое сосуществование: ты либо за Сеть, либо против. Это усиление идеологического момента указывает на растущую возможность конфликта. В широкой перспективе сейчас мы наблюдаем интенсификацию идеологии, сравнимую с той, какая происходила в Европе между 1880-м и 1914-м. В этой ситуации представляется правильным размышлять над европейскими антиинтернетовскими стратегиями и теориями, а не оставлять все на произвол сетистов.

Перевод Евгения Горного

Ссылки:

• Paul Treanor. Internet as Hyper-liberalism (оригинальный текст)
  web.inter.nl.net/users/Paul.Treanor/net.hyperliberal.html
  
• Статьи Пауля Треанора
  web.inter.nl.net/users/Paul.Treanor

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru