Russian Journal winkoimacdos
6.10.98
Содержание
www.russ.ru www.russ.ru
1/8 мира архивпоискотзыв

Город с европейским прищуром

Александр Попадин

Кенигсберг и Калининград - суть орел и решка одной монеты на ладони музы истории Клио. Рассказывая про один из этих городов, нельзя не вспомнить второй. Так и блестит эта странная монета, служащая то ли для гадания, то ли для расплаты с туземцами на краю ойкумены, то ли для назидания потомкам. Если они, потомки, вообще имеются.

Предыстория 1

Всякий нормальный город, история которого уходит в древние века, имеет легенду о своем возникновении. Рим начался с братьев Ромула и Рема, Киев - с Лыбеди Белой, Кия, Щека и Хорива... Века были древние, летописцы явились гораздо позднее, потому потомкам остаются одни легенды. Впрочем, так даже интереснее.

Только в Калининграде не так-то просто указать пальцем на историческую и родовую преемственность. Впрочем, с историей проще - и гора есть, и показать есть что, а вот про род так не скажешь. Потому что, если быть последовательным, сначала был Кенигсберг.

В 1231 году с благословения папы римского Тевтонский рыцарский орден предпринял богоугодную акцию, участие в которой способствовало духовному спасению, а для знатных воинов к тому же оплачивалось немалым земельным наделом на завоеванных территориях.

Технология крестовых походов была отработана за многие годы: высаживались на оконечность подконтрольных территорий и на расстоянии дневного перехода всадника основывали крепости. Но перед началом военных действий определились, как водится, с интересами сторон. Сторон было три. Вольный город Любек, сильный своими купцами, мечтающими присоединить к сфере своего влияния ничейные пока (язычники-пруссы не в счет) источники янтаря и вообще распространиться далее на Балтику. Тевтонский орден, изгнанный из Палестины и желавший обрести если не землю обетованную, то хотя бы земельную собственность. И новоизбранный архиепископ Пруссии, Ливонии и Эстляндии, который хотел организовать центр архиепископата на этой территории. Все христианские ордены обладали развитым бюрократическим аппаратом и опытом политической борьбы, поэтому неудивительно, что путем ряда уступок орден выиграл раунд: оттеснил архиепископа в Ригу, а с Любеком договорился. Суть соглашения сводилась к следующему: орден основывает пока что безымянную крепость (главную в этой части Балтики), а Любек, если уж ему так хочется, пускай около крепости закладывает город, но не прямого подчинения и не с любекским городским правом.

Собственно к строительству крепости орден приступил после десяти лет переписки и интриг. Можно сказать, что, как и Санкт-Петербург, Кенигсберг возник в результате "геополитического воления".

Имя

Итак, в 1231-м, начав свой путь из Эльбинга, на земли языческие вступил первый отряд крестоносцев и сразу же основал крепость Бальга на берегу залива, носящего сегодня имя Висленский-Калининградский. Порыскали в глубь территории и уже на следующей неделе основали крепость Бранденбург - в честь германского Бранденбурга, выходцев из которого в отряде было немало.

Возглавлял войско крестоносцев рыжебородый богемский король Оттокар Пшемысл, внук императора Фридриха Барбароссы. Пройдя походом Самландию и совершив краткосрочную разведку местности, он возвращался через верхнее устье Прегеля. Когда Оттокар высматривал место, удобное для основания крепости, взгляд его остановился на холме у излучины, где река делала поворот и два ее рукава соединялись в один. Не беда, что здесь как раз располагался поселок пруссов Твангесте. Пруссы потеснились. Вот и вышло: пришел, увидел, заложил.

Кстати, о названии города. Гофмейстер ордена официально назвал крепость в честь своего сподвижника - короля Оттокара, руководившего походом, что было, безусловно, актом дипломатической вежливости. Но имя Кенигсберг - Королевская гора - имело и более глубокий подтекст. В свое время орден владел в Сирии крепостью Mont Royal (Королевская гора), но потерял ее в ходе войны с арабами. В Сирии потеряли, в прусских землях приобрели, на маркграфа намекнули. Тройственный дипломатический жест. С подобной проблемой сталкивается любой отец при крещении своего новорожденного сына: надо учесть мнение жены, тещи, да и про свою родню не забыть. Так был "основан город во славу Христа и для защиты только что обращенных в христианство".

Становление

Начиналась крепость Кенигсберг со скромного деревянного укрепления, возведенного рыцарями и крестившимися пруссами. Орденская крепость явилась ядром, вокруг которого рос и приумножался город со свободными жителями и торговцами. 28 февраля 1286 года ландмейстер Конрад фон Тирберг в торжественной обстановке вручил горожанам грамоту об основании города. Тотчас по немецкой традиции сформировалась администрация с бургомистром, муниципальным советом и судом, и первым ее постановлением стало введение штрафов за воровство.

Границы Альтштадта быстро расширялись. В средние века представление о том, каким должен быть город, отличалось обаятельным бюрократизмом. Город должен был иметь определенное количество граждан, территория заранее делилась на дворовые участки, и когда на плане все клеточки оказывались заполнены, город считался построенным. Новоприбывшие могли или снять жилье внаем, или поселиться непосредственно у ворот, причем гражданских прав они не получали.

Потому уже, через 14 лет, возникла надобность в основании нового поселения рядом с Альтштадтом. Им стал Лебенихт.

Клеточек в очередной раз оказалось недостаточно, и еще через 27 лет на острове, в непосредственной близости от замка, возник третий город - Кнайпхоф.

Как и во всякий город, прираставший переселенцами, в Кенигсберг социальные устои были привезены колонистами с прежних мест проживания, со своей старой родины. Купцы образовали гильдии, ремесленники - цехи. Каждый мог добиваться своих прав, только если состоял в каком-либо "профобъединении". Например, в 1500 году на основе специального "Закона о попрошайничестве" семидесяти бродягам была предоставлена концессия. Заплатив налог, они могли осуществлять сбор подаяний на улицах, у городских ворот и перед замком.

Столица и провинция

Начиная с XVI века Восточная Пруссия, а с ней и Кенигсберг прошли множество ступеней становления прусской государственности. Последовательность в мелькающем историческом календаре выглядит так: орденское государство - светское курфюршество - герцогство - королевство - объединение Восточной Пруссии с Бранденбургом в личной унии, с переносом имени Пруссия и на бранденбургские земли: снова королевство, но уже со столицей в Берлине.

Все это время три средневековых города теснились внутри крепостных стен и только после переноса столицы, в 1724 году, следуя приказу короля Вильгельма I, объединились под общим именем Кенигсберг. При сем образовалась значительная выгода: вместо трех равноправных судов, бургомистров и муниципальных советов сформировалось всего по одному каждого наименования с общей казной, но и с общими же проблемами.

Столицей Пруссии стал Берлин, но Кенигсберг сохранил неизгладимую печать столичного города. Уже не столица, но с непреходящим столичным честолюбием на лице, помеченном шрамами от студенческих дуэлей, и странным казарменным духом. Казарменный дух этот невзлюбил король-философ Фридрих II, предпочитавший военной муштре изящную словесность.

Несмотря на уверения Фридриха "в непроизводстве мыслящих существ", земля эта родила много достойнейших сынов - от Иммануила Канта до писателя и музыканта Э. Т. А. Гофмана. Помимо выдающихся личностей родилась в городе детская задачка: как можно пройти по семи кенигсбергским мостам, не ступив при этом ни на один из них дважды? Эйлер доказал теорему о невозможности решения этой задачи. Кенигсберг устроен так, что "единожды" не ступается.

Во время объединения германских земель Восточная Пруссия как примерная дочь немецкого народа отдала все свои силы новообразованному государству. Окончательно утратив стать столичного города, сняв бремя начальственных забот, Кенигсберг спокойно застыл родовитым провинциалом на периферии европейской истории. Отныне он становится исключительно военным форпостом, смотрящим на Восток, что и определило его дальнейшую судьбу.

Провинциальная жизнь имеет другие берега и заключает в себе иные течения. И вот с середины прошлого века Кенигсберг строится одновременно как город-крепость и как город-сад. Многочисленные форты и заградительные сооружения, кольцом окружившие город, утопали в зелени; парки и скверы разбавили тесные улицы градостроительными перспективами новейшего времени. Из-под земли забили минеральные источники.

В других землях Германии пруссак распознавался в две секунды по акценту и по лицу, на котором отпечатались радикальный канцеляризм военной закваски и любовь к тому, чтобы все на свете было расставлено по полочкам. Процветало чисто немецкое своеобразие и претворение в жизнь немецкого же идеала мещанской (читай - городской) жизни: озеро, на берегу стоит маленький замок (читай - усадьба), а из окон замка выглядывает принцесса (читай - Гретхен с роскошным приданым). Отороченный форменными военными пуговицами, данный сюжет беспрепятственно царил в Восточной Пруссии вплоть до самой Второй мировой, а после нее перебрался из сферы реального в область желаемого, а именно на бессрочные плюшевые ковры шестидесятых годов, которые моряки Калининграда привозили "из-за бугра". На плюшевом этом коврике все то же озеро, тот же замок, из леса выезжает рыцарь, а посреди озера плавает лебедь.

Но, повторяю, в реальности этого уже не было. Потому что город настигла трагедия меча и огня.

Слом истории

К концу тридцатых годов в Кенигсберге, как и во всех городах Германии, военный человек перечеркнул бюргера: вместо масла отливались пушки. Восточный форпост, город-крепость стал значимым винтиком немецкой военной машины. Как и всякая машина, она выдавала свой продукт. Этим продуктом была война.

В конце Второй мировой войны рейхсминистр пропаганды доктор Геббельс "назначил" Кенигсберг "неприступной крепостью", и для красных командиров стало делом воинской чести эту неприступную крепость взять. 6 апреля 1945-го начался штурм Кенигсберга. За три часа артиллерийской подготовки по врагу было выпущено 1308 вагонов артиллерийских снарядов и мин. За три дня штурма линия судьбы города расплавилась, перетекла в другое русло, застыла букашкой в янтаре и очутилась на ладони русского человека - ладони, исполосованной только что прошедшей страшной войной.

В результате военных действий Кенигсберг был разрушен на 90 процентов. От старого города Калининграду достались обугленный остов и обширная история. Обломки Кенигсберга плавают в теле Калининграда, иногда вросшие в него, имплантированные, а иногда чуждые, как осколок в теле солдата.

...И потекла жизнь дальше. Только оказалось, что у Калининграда нет истории - во всяком случае, сравнимой по значимости с кенигсбергской. Другое дело, что у Кенигсберга есть только история. И преимущество Калининграда в том, что он жив, а Кенигсберг остался в прошлом.

Переселенцы

Как в свое время Кенигсберг, так и совсем недавно Калининград прирастал за счет переселенцев. И так же, как в XIV веке, они принесли в город свое социальное устройство и свои законы общежития.

Первая волна переселенцев (1946 - 1956 годы) в основном состояла из людей, которым нечего было терять. Приходит солдат с фронта, а от родной деревни одни печи остались да собаки на пепелище воют. Родню кого куда разметало, кругом голод. А тут вербовщик обещает жизнь поистине райскую: жилье без очереди, подъемные, паек, налоговые послабления, отрез ситца. Солдат соглашается, приезжает в город, который летом 1946-го переименовали в Калининград, выходит из вагона, а вокруг одни развалины. Где жить? Однако назад вагоны не идут, ситец уже выдан, а деньги потрачены, и наш первопереселенец остается.

Если вглядеться в первое послевоенное десятилетие, то обнаружится самозабвенная оголенность общественной жизни. Люди жили единым дыханием, одним вздохом. Отработав шестидневку, по воскресеньям выходили на воскресники расчищать завалы - жить ведь где-то надо.

В 1964-м расчистили последнюю "развалку" в центре города, посадили на ее месте деревья. Сами остовы разрушенных зданий остались, похожие на гнилые зубы старой нищенки, однако битый кирпич и покореженный бетон больше не валялись по улицам, и руины обрели вид сиротливо прибранный. Тлен разрухи заслонился зеленью деревьев, город стал чистеньким и новеньким, как после дождя, прибившего пыль и добавившего краскам яркости. Появился первичный, самый что ни на есть мало-мальский достаток: покупалась мебель, устраивались соседско-приятельские сборы перед открыточным экраном телевизора с увеличительной линзой.

Закрытый город

Кроме общественно-бытового был у калининградской жизни и аспект общественно-политический. Хотя надо признаться, что именно общественно-политические и - шире - исторические катаклизмы обходили Калининград стороной по причине конфиденциального характера существования самого города. Не только Калининград, но и область до 1952 года были закрытыми. Въезд сюда запрещался не только иностранцам (что по логике тех дней естественно), но и жителям Советского Союза. Приехать можно было только в командировку, по оргнабору, по вызову или по приглашению родственников. В 1952-м термин "закрытый" сменился на "режимный", то есть с ограниченным доступом. Иностранцам так и запрещалось в него приезжать вплоть до конца 1991-го.

Если Кенигсберг был военным форпостом на Восток, то Калининград стал военным форпостом на Запад. Стрелка сменила свое направление. Город и область обрели некий неопределенный статус полувоенной и полузакрытой зоны. А в зоне, сами понимаете, не бунтуют, не расшатывают основы строя, а в лучшем случае слушают радио и читают газеты, в которых многого не начитаешь.

В Калининграде был "чуждый элемент". Ненависть ко всему немецкому, замешенная на ужасе и горе, жила на дне души всякого русского, ибо всякий русский хлебнул в войну страданий. Однако опыт жизни, а не войны делал свое дело, рубцевал раны; желание мстить вытеснялось желанием жить мирно и спокойно. И поэтому со временем жители попривыкли к виду кирх, торчавших среди развалин: ни кирхи им не мешали, ни они им. Но нерастворимый осадок ненависти, переплавившись в руководство к действию, вылился в политическое преследование осколков Кенигсберга в теле Калининграда.

Политикой заведовали секретари райкомов-обкомов, и они четко понимали, "чего нельзя, а чего можно". Стоять почти целым кирхам по всему городу нельзя, но и сил, чтобы их взорвать быстро, нету. Но ничего, одну за другой - так постепенно все взорвем и очистим город от напоминаний, от следов гнезда тевтонских и прусских завоевателей. Сначала взорвем замок, потом кирхи.

Взорвали.

Но упустили из виду один нюанс, который проявился десятилетия спустя и никак не был предусмотрен теми, кто заведовал политикой. Все эти годы Калининград строился, брал целым то, что уцелело, а лежащее под ногами использовал как строительный материал. Старый город входил в плоть и кровь нового. Для тех самых первых уроженцев Калининграда, что народились в 1956 -1964-м, и кирхи, и форты являлись само собой разумеющимся фрагментом жизненной среды. Старый город проникал в уголки глаз, в поры, запечатлевался в памяти как само собой разумеющийся фон. Мы жили в городе, самое интересное в котором было табуировано. Кирхи и их развалины - табу, бомбоубежки, дзоты и доты - табу, форты и погранзона, земля которой сплошь начинена ржавым оружием, - табу.

Сегодня эти дети выросли.

Попытки отрицать или замалчивать историю Кенигсберга вызвали подспудный интерес к прошлому края. Пик его пришелся на 1990 -1992 годы. Горожанин с удивлением обнаружил, что во-он тот холм послужил местом рождения города. И еще - что ныне от старого города, кроме 10 процентов зданий, остались планировка дорог и улиц, системы коммуникаций, дендросфера и шлейф исторической памяти о былой его славе - шлейф, никак не сравнимой с 50-летней историей Калининграда.

Вся Россия в те времена кинулась обнаруживать свое прошлое, а калининградец вместо своего прошлого обнаружил чужое...

Тайны

Всякий нормальный город имеет свои тайны, а если тайн нет, то взыскующие граждане отыскивают их по всем закоулкам, потому что, посудите сами, что за старинный город без тайны? Как всякая старинная фамилия, по выражению англичан, "имеет свой скелет в шкафу", так и город, история которого насчитывает больше ста лет, должен иметь свою тайну или целую их россыпь. Если очевидных тайн нет, их надо раскопать.

Сведущие люди говорят, что неповторимая загадка бывает как у отдельных городов, так и у целых наций. У Белоруссии - это крест Ефросинии Полоцкой, у Польши - картина Леонардо да Винчи "Дама с горностаем". В Москве есть тайна "второго метро", "в котором катался Лужков и которое издалека видели некоторые диггеры". И в Калининграде есть Тайна, достойная Большого Пера: Янтарная комната. Несколько раз Большое Перо уже писало про то, как в самом конце войны в Кенигсберг была привезена выкраденная гитлеровцами из Царского Села Янтарная комната. Комнату эту подарил Фридрих I Петру Великому, когда тот посетил Кенигсберг. Некоторое время Янтарная комната находилась в подвалах Королевского замка, а потом...

Загадка. Тайна.

Мнится мне, что главный персонаж, который действует в этой истории, - это сам город Калининград и что вторит ему сюжет с фрейдовским двойником его Кенигсбергом. Пропала комната в Кенигсберге, а ищут ее в Калининграде. Потому и не найдут. И дело здесь не в исторических реалиях, а в мистических несоответствиях. Вот переименуют город назад в Кенигсберг - и живо отыщется родимая Янтарная комната, и засохнут Большие Перья, и отвернутся Хрустальные объективы, и перекинутся на "второе метро". Но не возвратится имя Кенигсберг на свою историческую родину, потому что город хоть и не русский, но российский.

А пока - ищут писатели, ищет милиция, ищут простые граждане. Янтарная комната растет посреди города пышным древом, на развесистых ветках которого приютилось несметное множество легенд, домыслов и гипотез. Некоторых вирус поисков поражает опасно и навсегда. Они начинают копать ямы, потом их закапывать, потом копать новые. Так что перекопанные улицы - это их лопат дело, а не коммунальных служб города.

Я полагаю, что, найди сейчас кто-нибудь Янтарную комнату, город вздохнет с сожалением. И быстренько откопает в своих исторических подвалах другую тайну, не менее заманчивую: сокровища Гогенцоллернов, например.

Краевая Россия

В 1990-м Литва объявила о своей независимости, и Калининградская область оказалась отрезанной от остальной России. Возникла геополитика - как факт не теоретический, а самый что ни на есть практический. Калининград стал экзотичен сверх всякой меры: чтобы до него добраться, необходимо теперь преодолеть две границы - с Литвой и с Белоруссией. И чтобы выбраться - опять же эти две границы.

С открытием врат граничных оказалось, что к слову "провинция" у города есть что добавить. А именно - европейская, скажем, провинция. В 1989-1991 годах, когда взгляд калининградцев обращался в близкое будущее, грезилось, что Европа - пышногрудая дева в венке - едет спокойным шагом на быке, роняя из венка на городские мостовые цветы, и лепестки оных осеняют жителей европейскими благами.

Все оказалось намного проще. Сегодня в наших магазинах две трети продуктов импортные, в Варшаву съездить оказывается ближе и дешевле, чем в Москву. За последние пять лет я ни разу не выбрался на "материковую" Россию, зато раз десять был в дальнем зарубежье. Отсюда тянется все остальное.

Приезжает гость из России, дивится на город, на его жителей, и сразу вспоминается одна кенигсбергская сага.

Сидел старик Десауэр у окна, курил трубку, и пристал к старику студент: что делаешь да что делаешь? "Что делаю, трубку курю, оленя ваяю", - отвечает старик и мастерит из клубов дыма ветвисторогого оленя. "Точно, олень!" - удивляется студент и пытается оленя у старика купить, а тот не продает: мол, самому нужен, на развод. "Вот рога оленьи продать могу, а самого оленя - ни-ни". Заплатил студент за рога десять монет, и разошлись они со стариком, оба довольные совершенной сделкой.

Мы, калининградцы, любим рассказывать подобные истории приезжим. И чем непросвещеннее приезжий в вопросах европейского средневековья, тем ветвистее рога у калининградского оленя.

Потому что краеведение калининградское многослойно, как торт "наполеон" - из-за того, что такова сама история. Потому что поспорила однажды Европа с Россией, кинули они пятачок: орел или решка? Вышел орел, и с тех пор лежит пятачок в центре Европы, блестит российским блеском.

Приезжайте, посмотрите. Если проберетесь через две границы.

Ссылки:


Примечания:


Вернуться1
Данная статья перепечатана с сокращениями из "Краеведения", приложения к газете "Первое сентября", с согласия автора и редакции.


© Русский Журнал, 1998 russ@russ.ru
www.russ.ru www.russ.ru