Нашей армии уже восемьдесят лет.

Написав такое, застываешь в недоумении. Слишком много вопросов! Какой "нашей"? Той, в которой служил отец "за Родину, за Сталина"? Той, в которой служил я сам в середине семидесятых? Или нынешней? И что такое, в конце концов, "наше"? Где оно? Так и видишь кочковатое поле, холм и на холме полосатый столб с двумя указателями, повернутыми по отношению друг к другу на 180 градусов. На одном указателе начертано "Наше", на другом - "Не наше". Под столбом же сидит печальный солдатик, грызет облепленный табачными крошками кусочек сахару да шмыгает носом.

Отец служил офицером. Он был после института, специалист, работал на строительстве крупного объекта: на Дальнем Востоке строили укрепрайоны, по-видимому, опасаясь нашествий больших армейских соединений. Солидные, прошедшие войну полковники получали от него, младшего лейтенанта, указания - куда и сколько привести людей. С лопатами - столько-то, на погрузку-разгрузку - столько-то, а еще были нужны люди с топорами.

Вечерами офицеры предавались традиционному развлечению - пили спиртные напитки. Особой популярностью пользовался напиток под названием "шимпанзе" - спирт питьевой, разведенный в пропорции один к одному шампанским. Заедали мандаринами. В гарнизонном магазине, собственно, кроме шампанского и мандаринов, нечего было покупать. Пили по-страшному. Все. Во всяком случае, мама рассказывала, что когда она приехала к отцу, то попала как раз на День Советской Армии и на торжественном ужине супруга отцовского командира протянула ей тонкий стакан, наполненный до краев водкой. "Давайте выпьем за знакомство!" - сказала первая дама гарнизона. Она думала, что мама моя была обыкновенной столичной штучкой. Была, да не штучкой, и поле битвы осталось за "городскими".

Укрепрайоны построили в срок, да помер Сталин, пришел Никита и армию начали сокращать. Отец демобилизовался, переключился на строительство гражданских объектов, а возведенное им в горах Сихотэ-Алиня постепенно обветшало. Где-то среди этих укреплений находятся и постоянно взрывающиеся склады боеприпасов, и дальние гарнизоны, солдаты, которые в сумеречном состоянии постреливают по сослуживцам, потом уходят в тайгу, и там их ловят с использованием вертолетов.

Служить срочную в мое время уже было некрасиво. Впрочем, и раньше нормальные люди пытались или косануть, или хоть как-то облегчить будущую службу. Когда я понял, что косануть не удается, то попытался устроиться в "хорошее место". Результатом стала показная часть, мытье гигантского плаца мыльной водой из тазиков, покраска стволов берез и травы соответственно в белый и зеленый цвета. Гоняли так, что засыпал, едва коснувшись головой подушки. А караул? Эти молоденькие лейтенантики с их вводными? "Атакован седьмой пост!" - орал какой-нибудь из них, наверняка нынешний генерал. Было стариковство, но дедовщины не было. Кормили хорошо. Легендарной фигурой был зампотех, любимая фраза которого "На...и мне в шапку, если я не прав!", сопровождаемая сдергиванием с головы фуражки (или действительно зимней шапки), произносилась по любому поводу и невзирая на чины. Сам слышал, как он попросил на...ть ему в шапку дважды Героя Советского Союза, генерал-полковника. И ничего, генерал-полковник не на...л, а разобравшись, признал правоту майора. Другой знаменитостью был начтыла по кличке Пуганый, который однажды, пытаясь вытащить убежавшего с хоздвора и завязшего в битуме поросенка, послушался совета обвязать животное тросом и дернуть с помощью лебедки. Несчастного поросенка разорвало пополам. Но Пуганый все равно получил следующее звание...

Еще были тяжеленные, выскользающие из рук снаряды, болтанка в башне, плохо работающий дымоудалитель. И ощущение того, что проводимое в армейских упражнениях время тратится абсолютно бессмысленно. Для тебя. Что для тебя это опыт не позитивный, не негативный. Он - никакой. И ощущение того, что те, кто утверждает, будто армия нужна для воспитания, словно люди с другой планеты. Конечно, побегав два года кроссы в полной выкладке да еще с клин-затвором на плече, ты вполне можешь стать другим человеком. Однако для воспитания существуют и иные методы. Но даже там, где армия неизбежна, не красят деревья и траву. И не строят дач своим командирам.

Через много лет, готовя материал о пятнадцатилетии начала войны в Афганистане, я наткнулся на фотографию Володи Л. Он был механиком-водителем в первой роте, собирался стать прапорщиком ("ПТУРСы рявкнули в унисон, и вот горят мои сорок тонн!" - пел он нарочито хрипло, наяривая на баяне), а в Афганистане пропал без вести: когда душманов отогнали от колонны, которую они раздолбали сначала с гор, а потом прошмонали как следует внизу, его тела не нашли.

Прошло еще немного времени, и по ящику показали захваченных дудаевцами наемников, которые вели танки оппозиции на Грозный - танки эти были почпоканы, словно воздушные шарики. Дудаевцы были горды победой, наемники жалки и изранены. Но среди наемников я заметил знакомую физиономию. Этот малый наблюдал за триумфом победителей с плохо скрываемым раздражением. "Ничего, я вам еще покажу!" - было написано на его лице. Наведя справки, я понял, что не ошибся: это был Колька П., механик-водитель из другой роты. Колька прошел Афган, уволился, потом мыкался без работы, а тут его нашли: слушай, ты же почти двадцать лет дергаешь рычаги! Подергай еще немного, а мы и заплатим! Наниматели вернувшемуся из Грозного денег не заплатили. Мол, вот если бы вы победили! А что, нормальная совковая логика...

Одно время был популярен фильм "Операция "Трест". О том, как чекисты обманули белогвардейское подполье, поймали британского резидента Сиднея О'Pейли, заманили Савинкова. Там был один персонаж, из плохих. Бывший камергер Ртищев. Он предлагал взорвать мост через Волгу и вызвать в европейской части молодой Советской России голод. А когда работающий на ГПУ аристократ-инженер Якушев возразил, что от голода умрут тысячи ни в чем не повинных людей, Ртищев махнул рукой: "Чепуха! Бабы новых нарожают!"

Формула Ртищева, надо признать, всегда имела хождение на Руси. Более того, нельзя не отметить логики некоторых "государственников", считающих, что использование этой формулы для выполнения ясно поставленных задач зачастую оказывалось успешным. Конечно, это порочная логика. Но, к сожалению, формула Ртищева продолжает оставаться одной из самых ходовых, а ее приложения мы можем наблюдать практически повсеместно. Чеченская эпопея, а также то, что последовало за ней, - леденящие душу истории с идентификацией останков несчастных солдат, на которую к тому же нет денег (лишь малая толика примеров!) - убедительно показывают: дело Ртищева живет и побеждает. А кто ответит и ответит ли вообще за то, что в бой посылали совершенно неопытных? И, наконец, кто ответит, что армию заставили расхлебывать и расплачиваться за то, что кто-то то ли не поделил квоты на нефть, то ли не поделился миллиардами на восстановление порушенного хозяйства? Во всяком случае, крайними - к этому не привыкать, и формула Ртищева предполагает именно такие следствия, - как всегда, остались старлеи, капитаны да солдаты-срочники.

Трудно не согласиться: армия - это лицо страны и ее гордость. Но чем гордиться, если нет топлива для самолетов, если офицеры не получают месяцами зарплату, а в солдаты забривают такое отребье, которое раньше взяли бы только на учет в наркодиспансер? Что же, уповать на баркашовцев, которые теперь занялись предпризывной подготовкой? Так и видишь, как какой-нибудь чин Минобороны говорит: "В их работе имеются и положительные моменты..." Желание поискать золото в дерьме поразительным образом уживается у нас с формулой Ртищева.

Да и что такое сейчас наша армия, какой она будет, мало кто себе представляет. Во всяком случае, после недавних судьбоносных выступлений министра МВД, объяснившего городу и миру, что во всем виноваты постмодернисты, а служить надо долго и всем, президентское направление на профессиональную армию, похоже, стало подвергаться сомнению.

Трудно удержаться от сравнения: армии восемьдесят, и старушка впала в детство. Хочется, конечно, верить, что все образуется, что на реформу будут выделены средства, но печальный опыт учит: средства, конечно, очень важны, но не в них основа. Основа в людях. Не в тех, конечно, кто бухтит: мол, нам наемники не нужны, они рисковать жизнью не будут, так что все отсрочки отменить, всех призвать в армию. Таких, правда, слишком много, но не они будут делать погоду.

Помню, как на полигон привезли обед, а высокое начальство все тусовалось на наблюдательном пункте, и обед безнадежно остывал. Командир роты дал приказ приступить к раздаче. С наблюдательного пункта примчался какой-то полковник и заорал на ротного: "У меня на вышке тот-то, и тот-то, и тот-то, а ты здесь кашу развел!" На всю жизнь запомнил, как ротный налился кровью, как заходили у него желваки. "Мои солдаты обедают! - сказал он очень тихо. - Снимете пробу, товарищ полковник?"

Почему-то именно этот случай я вспоминаю, когда на улице подходят солдаты и просят три тысячи. На булку.

Дмитрий Стахов, прапорщик запаса