Начало - здесь и здесь.

Насколько существен страх для состояния общества сегодня? Постоянное ли это экзистенциальное переживание мира? Или порождение нынешних масс-медиа? Страх прежде и страх теперь - есть ли между ними отличия? На эти вопросы РЖ отвечают писатели, историки, журналисты, филологи.

---

Сергей Солоух, писатель:

Я думаю, что страх - самое первое чувство человека. Реакция новорожденного на свет - крик. И пока мы живы, мы боимся. Именно поэтому учимся шутить и верить в существование Всевышнего.

Кажется, что исторические эпохи различаются лишь доступными способами, набором приемов подавления базовой эмоции. Есть универсальные. Обжорство и пьянство. Мне ближе любовь. Хотя парадокс совокупления в том, что оно удваивает и утраивает страх. Но, впрочем, одновременно удесятеряет, в сто крат делает слаще иллюзию чуда. Чуда избавления от страха. Эта игра в прятки и есть жизнь.

Через пять миллиардов лет она кончится, потому что солнце станет грузным красным гигантом, а наша земля всегда свежим, с пылу, с жару, космическим пончиком. Но в это, благодаря любви, мы никогда, никогда не поверим, а значит пробежим дистанцию до конца.

Ольга Славникова, прозаик, критик:

Страх - слишком общая категория, для правильного разговора о страхе требуется хотя бы минимальная классификация. Ограничусь самым минимумом.

Есть страхи индивидуальные. Они бывают продуктивны. Детские страхи - перед темнотой, перед странно липким отсветом в сырой глубине колодца, перед огромным, каторжного вида, мужиком на вокзальном перроне - будят в человеке пред-художника. Они развивают воображение и дают прикоснуться к непознаваемому. Потом, если человек вдруг начинает писать литературные тексты, эти страхи становятся его ресурсом, его капиталом. Я в детстве боялась насекомых. Рассматривая их близко (преодолевая страх), я видела таких зверей, каких не покажут ни в одном зоопарке. Впоследствии попыталась увеличить стрекозу до размеров собаки.

Индивидуальный страх за близких, страх, прошибающий в каких-то опасных ситуациях, может мобилизовать человека на действие. Может, конечно, и парализовать. Не испытав настоящего страха, никогда не узнаешь себя. Бывают жизни очень благополучные, ровные, комнатной температуры. Тогда может развиться страх перед страхом - такое уксусное чувство, которое щиплет, но никогда не пьянит.

Индивидуальный страх - это путь человека к себе. Страх же коллективный - неизменно путь от себя. Коллективный страх - это когда человек умаляется не величиной опасности, но количеством ближних, испытывающих то же самое. Сидя дома перед телевизором, человек сдавлен толпой. Такие страхи действуют как растворители. Оказавшись в жидкостном состоянии, человек не отличает себя от других и подвергается разнообразным манипуляциям. Такие страхи продуцируют современные медиа. Но они же и впрыскивают обезболивающее, превращая трагедию в шоу. В результате мы обнаруживаем себя в странном половинчатом состоянии души: вроде бы страшно, а вроде бы и нет.

Недавняя московская трагедия должна была, по идее, побудить телезрителя проделать следующую внутреннюю работу: забыть про подоплеки и эксклюзивные картинки и вжиться в состояние одного, отдельно взятого заложника. Это надо было принимать в себя, буквально глотать. А иначе зачем мы не спали столько ночей?

Александр Мелихов, писатель, критик:

1. Насколько существен страх для состояния общества сегодня?

- Если называть существенным то, что оказывает влияние на государственные решения, то не существенен: люди тревожатся, так сказать, в микромире, а макромир движется своим чередом.

2. Постоянное ли это экзистенциальное переживание мира? Или порождение нынешних масс-медиа?

- Страх за будущее, конечно же, относится к числу неотъемлемых жизненных переживаний, но масс-медиа временами придают ему обнаженный и даже истерический характер.

3. Страх прежде и страх теперь - есть ли между ними отличия?

- Прежде было и меньше поводов для волнения, и не было ощущения, что от тебя что-то зависит. Жили по принципу "Пускай начальство волнуется".

Михаил Эпштейн, философ, критик, культуролог:

Боюсь, что страх - это растущий фактор современной истории. Человек опутывает себя сетью тончайших технологий, создает вокруг себя невидимый мир (излучений, инфекций, квантовых полей, информационных потоков), откуда чудится - и приходит - опасность. Чем более развита цивилизация - тем глубже ее дно и возможная высота падения, тем сильнее головокружение у обитателей ее небоскребов. В самом подъеме цивилизации, в отрыве от земли заключен невроз страха (как причина или как следствие цивилизации - даже З.Фрейд не разгадал).

Терроризм сейчас в развитии цивилизации приобретает ту роль, какую раньше играли "бичи Божии" - гунны, чума, кочевые нашествия и эпидемии. Но терроризм - не внешняя угроза цивилизации, а ее собственный продукт: невозможность сочетать свободу развития с тотальным контролем. Каждым новым своим усложнением, и особенно выходом в область биогенетическую и ядерно-квантовую, цивилизация расширяет потенциальный фронт невидимой борьбы против себя. Высокоразвитая цивилизация - это рычаг для усиления террора, так сказать, материал, из которого мастера террора лепят свои огненные, ядерные, бактериальные, газовые произведения.

Говорят сейчас много о терроре, но страх всегда больше источника устрашения, хоррор больше террора. По своей латинской этимологии слово "террор" означает "устрашать, наполнять страхом", а "хоррор" - "наполняться страхом, ощетиниваться, вставать дыбом (о шерсти, волосах)", то есть относится к реакции устрашаемой жертвы. Хоррор - это состояние цивилизации, которая боится сама себя, потому что любые ее же достижения: почта, медицина, компьютеры, авиация, высотные здания, водохранилища, все средства транспорта и коммуникации - могут быть использованы для ее же разрушения.

Может показаться, что террор и хоррор соотносятся как акт и реакция, но это не так, скорее, как акт и потенция. Хоррор глубже и обширнее террора, он вызывается возможностью террора, а не только (и не столько) его актуальностью. Следует осмыслить и то различие, которое русская грамматика проводит между ужасом и страхом. Страх - относителен, ужас самодостаточен. Страх имеет причину вне себя и, соответственно, сочетается с родительным падежом существительного и неопределенной формой глагола. "Страх высоты". "Страх заболеть". Слово "ужас" не позволяет таких сочетаний или придает им другой смысл, потому что "ужас" - это не психическое состояние, а свойство самих вещей. "Ужас цивилизации" - это не кто-то боится цивилизации, а сама цивилизация источает из себя ужас. Парадокс в том, что исламские фундаменталисты испытывают только страх западной цивилизации, тогда как нам, ее любимым и любящим детям, суждено испытать на себе ее ужас.

Если угроза природе, исходящая от цивилизации, окрашивала вторую половину XX в., то XXI может пройти под знаком хоррора - угроз цивилизации самой себе. На смену экологии, как первоочередная забота, приходит хоррология (horrology) - наука об ужасах цивилизации как системе ловушек и о человечестве как заложнике сотворенной им цивилизации. Хоррология, как я ее понимаю, - это теневая наука о цивилизации, это минус-история, минус-культурология, минус-политология. Все, что другие науки изучают как позитивные свойства и структурные признаки цивилизации, хоррология изучает как растущую возможность ее самодеструкции, самовычитания. Мне довелось уже писать на эту тему ровно год назад, в связи с событиями 11 сентября - "Ужас как высшая ступень цивилизации" ("Новая газета", 1 ноября 2002).

Мы вступаем в новую эпоху страха, особенно болезненную после эйфории 1990-х годов, краткой чертой отделивших "холодную" войну (фактически, Третью мировую) от нынешней "темной" (невидимой) войны (фактически - Четвертой мировой). Особенность нынешнего страха в том, что он снова становится универсальным, каким был в "темные" Средние века, когда опасность грозила отовсюду: из дальних земель, из высоты небес, из адских бездн. В Новое время цивилизация как-то "тематизировала" страх, сделала его векторным: болезни, преступность, бюрократия, тоталитаризм... И вот страх снова расползается во все стороны...

СМИ играют во всем этом скорее положительную роль: Страх Может Исцелять (на картинке, экране). Дети - прирожденные страхолюбы, они любят, когда их пугают, и мы в этом от них недалеко ушли, используя СМИ как орудие своего взрослого страхолюбства.