В начале этого года в издательстве "Радуга" вышел двуязычный сборник стихотворений Эдгара Аллана По. Как написано в предисловии, он "воссоздает историю освоения поэзии По в России - от переводов 70-х годов 19-го столетия до новых работ, выполненных с разных творческих позиций". И действительно, "The Raven" представлен в сборнике в девяти переводах, "Ulalume" - в шести, "Eldorado" - в пяти (и это еще далеко не все варианты!). Такое многообразие настораживает, возникают вопросы: зачем столько раз переводить одно и то же? что дают читателю повторные переводы? как ранние переводы влияют на последующие?

Чтобы ответить на эти вопросы, надо вначале понять, что вообще считать переводом - требуется своего рода философия. Ведь считается, что у каждого переводчика свой творческий подход и всякий новый вариант делается как бы другой рукой. Более того, утверждают, что стихи вообще непереводимы, поэтому каждый вариант - это самоценное оригинальное произведение. (Порой доходит до абсурда: переводчикам напоминают, что есть, мол, автор оригинала, а они в ответ досадливо морщатся - какой еще автор? Вместо того чтобы развивать собственные идеи, они применяют к чужим свой творческий подход, а результат называют переводом.)

Когда спорят о сущности переводов, обычно ссылаются на конкретные примеры. Но частные случаи не могут служить доказательством. Давайте попытаемся вывести модель перевода в общем виде, как принято в математике, приняв некоторые допущения, а затем проиллюстрировать ее, рассмотрев одно из стихотворений сборника.

***

В качестве отправной точки возьмем определения поэзии, данные Кольриджем и Теодором де Банвилем. Формула Кольриджа гласит: "Поэзия есть лучшие слова в лучшем порядке". По мнению Банвиля: "Поэзия - это то, что сотворено и, следовательно, не нуждается в переделке". Нетрудно заметить, что второе утверждение следует из первого. Действительно, если мы взяли лучшие слова и расставили их в лучшем порядке, значит, мы оптимальным способом выразили нашу мысль, чувство, впечатление и ничего менять больше не нужно.

Теперь предположим, что с помощью любого достаточно развитого языка можно выразить самые глубокие мысли, самые необычные впечатления, самые тонкие оттенки чувств. Это значит, что если какой-либо поэт отыскал в своем языке наилучшую форму для воплощения своего замысла ("лучшие слова в лучшем порядке"), то и в других языках существует некая наилучшая форма. Ее надо только найти. Следовательно, теоретически перевод возможен. Почему же тогда маститые переводчики так упорно настаивают на обратном? (Пастернак писал, что переводы мыслимы, но не осуществимы.)

Дело в том, что условия появления перевода неидеальны. Переводчик неидеально владеет языком оригинала и неидеально владеет родным языком. К тому же свою печать неизбежно накладывает и его личность: мировоззрение, система ценностей, жизненный опыт. Вот почему у переводчика должна быть только одна творческая позиция - он должен думать о творческой позиции автора. Не стоит нарочно задействовать свой собственный творческий подход - к несчастью, он и так проявится. Переводчику приходится быть своего рода актером - он должен как можно глубже вжиться в образ автора. Вот почему хорошие результаты получаются в тех случаях, когда переводчик близок по духу автору оригинала. Ему меньше приходится бороться с собственным "я". Понятно, что такие совпадения случаются редко.

Итак, мы заключили, что в каждом языке можно найти наилучшую форму для передачи любого произведения. Далее, воспользовавшись следствием Теодора де Банвиля, сделаем вывод, что эта форма существует только в единственном виде, поскольку не может быть изменена. Эта мысль очень важна. О переводчиках порой говорят: "Они по-разному интерпретируют оригинал". Эти слова противоречат определению Банвиля. Согласно ему, только один вариант (в лучшем случае!) может соответствовать данному произведению данного автора. Чаще же бывает так, что в каждом из вариантов содержится только часть оригинала, остальное - щедрая переводческая добавка. В принципе, она может быть талантливой, но это будет уже несколько иное произведение, навеянное оригиналом.

Любопытно, что бывает два вида искажений: искажение произведения и искажение личности автора. В первом случае переводчик вводит в произведение слова, мысли, образы, которые в нем отсутствуют, но которые близки автору. То есть он пишет то, что автор не написал, но мог бы написать. Во втором случае переводчик пишет то, что автор не написал бы ни при каких условиях. Естественно, что искажения второго типа причиняют автору более серьезный ущерб.

Кстати, и сам автор, строго говоря, не автор, а переводчик. Только переводит он не с человеческого языка, а, скажем так, за неимением лучшего термина, с "божественного". И тоже, может быть, несовершенно. Так что формула Кольриджа описывает на самом деле идеальный случай. (Тут возникает любопытный вопрос: имеет ли право переводчик иногда "поправить" автора? Но это тема для отдельного рассуждения. А пока не будем усложнять нашу модель.)

Поскольку в каждом варианте перевода заключен определенный процент "лучших слов, стоящих в лучшем порядке" - то есть часть оригинала, - то рано или поздно они все будут использованы переводчиками. А это значит, что позднейшим переводчикам придется либо заимствовать у предшественников "лучшие слова" (кому такое понравится?), либо искать замены, которые заведомо приведут к ухудшению.

Рассмотрим пример. Из сборника Эдгара По возьмем стихотворение Eldorado:

Gaily bedight,
A gallant knight,
In sunshine and in shadow,
Had journeyed long,
Singing a song,
In search of Eldorado.

But he grew old -
This knight so bold -
And o'er his heart a shadow
Fell, as he found
No spot of ground
That looked like Eldorado.

And, as his strength
Failed him at length
He met a pilgrim shadow -
"Shadow," said he,
"Where can he be -
This land of Eldorado?"

"Over the Mountains
Of the Moon,
Down the Valley of the Shadow,
Ride, boldly ride,"
The shade replied, -
"If you seek for Eldorado!"

Самый ранний перевод, приведенный в сборнике, датируется 1899 годом. Принадлежит он Константину Бальмонту:

Между гор и долин
Едет рыцарь один,
Никого ему в мире не надо,
Он все едет вперед,
Он все песню поет,
Он замыслил найти Эльдорадо.

Но в скитаньях - один
Дожил он до седин,
И погасла былая отрада.
Ездил рыцарь везде,
Но не встретил нигде,
Не нашел он нигде Эльдорадо.

И когда он устал,
Пред скитальцем предстал
Странный призрак - и шепчет: "Что надо?"
Тотчас рыцарь ему:
"Расскажи, не пойму,
Укажи, где страна Эльдорадо?"

И ответила Тень:
"Где рождается день,
Лунных Гор где чуть зрима громада.
Через ад, через рай,
Все вперед поезжай,
Если хочешь найти Эльдорадо!"

Чтобы упростить анализ "лучших слов", давайте сузим задачу. Обратим сейчас внимание только на одну характерную особенность. Эдгар По в каждой строфе рифмует одни и те же слова: "Eldorado" и "shadow". Бальмонт по каким-то причинам отказался от этого приема и подобрал к "Эльдорадо" разные рифмы: "надо", "отрада", "громада".

Совершенно закономерно, что в 1924 году появился новый перевод, выполненный Валерием Брюсовым:

Он на коне,
В стальной броне;
В лучах и тенях Ада,
Песнь на устах,
В днях и годах
Искал он Эль-Дорадо.

И стал он сед
От долгих лет,
На сердце - тени Ада.
Искал года,
Но нет следа
Страны той - Эль-Дорадо.

И он устал,
В степи упал...
Предстала Тень из Ада,
И он без сил,
Ее спросил:
"О Тень, где Эль-Дорадо?"

"На склоны чер-
ных Лунных гор
Пройди, - где тени Ада! -
В ответ Она. -
Во мгле без дна -
Для смелых - Эль-Дорадо!"

Как мы видим, Брюсов всякий раз рифмует "Эль-Дорадо" со словом "Ада". То есть его вариант внес существенное уточнение в работу предшественника. Тем не менее "Ада" - явно не "лучшее слово" для этого стихотворения. Если температура оригинала, скажем, пятьдесят градусов, то перевод просто кипит, клокочет.

Нужно было совершить еще одно усилие и подобрать действительно "лучшее слово". Эту работу сделала Н.Вольпин в 1972 году. Она нашла слова "хлад" и "прохлада", более соответствующие тональности оригинала. Вот что у нее получилось:

С песней в устах,
Отринув страх,
В палящий зной, в прохладу -
Всегда в седле,
По всей земле
Рыцарь искал Эльдорадо.

Где юный жар?
Он грустен и стар,
Легла на грудь прохлада:
Искал он везде,
Но нет нигде,
Нет и подобья Эльдорадо.

Встала пред ним
Тень-пилигрим.
Смертным повеяло хладом.
"Тень, отвечай:
Где этот край,
Край золотой Эльдорадо?"

"Мчи грядою
Лунных гор,
Мчи Долиной Тьмы и Хлада, -
Молвит Тень, -
Мчи ночь и день,
Если хочешь найти Эльдорадо".

Понятно, что дальнейшие попытки перевода имеют смысл только в том случае, если удастся найти рифму, более удачную, чем "прохлада". Однако в 1983 году появился перевод В.Рогова:

Ночью и днем
На коне лихом,
Сверкая парчой наряда,
Рыцарь скакал
И с песней искал
Волшебный край Эльдорадо.

Но стал он сед
Под ношею лет,
Душа преисполнилась хлада:
Нигде он не мог
Найти уголок,
Похожий на Эльдорадо.

И в последний свой день
Он скиталицу-тень
Спросил, не сводя с нее взгляда:
"О тень, отвечай:
Где сыщется край,
Чудесный край Эльдорадо?"

По гребням узор-
Чатых гор,
Долиною мертвенной ада
Скачи через тьму, -
Был ответ ему, -
Если хочешь найти Эльдорадо!"

Поскольку рифмовать "Эльдорадо" в каждой строфе ни с "Адом", ни с "хладом" как бы уже неприлично, Рогов возвращается к бальмонтовскому варианту и в одной строфе рифмует с "хладом", в другой - с "адом", а в двух оставшихся вводит собственные рифмы. Строки "Но стал он сед Под ношею лет" "По гребням узор-Чатых гор" до странности напоминают брюсовские "И стал он сед От долгих лет" и "На склоны чер-ных Лунных гор".

Что нового дал этот перевод? Как мы видим, многократно переводить одно и то же произведение - все равно что из года в год засевать поле одной и той же культурой. Поле все больше истощается, запас полезных веществ в почве - "лучших слов" - уменьшается, и урожай становится все скудней и скудней.

Проблема еще и в том, что переводчик, ознакомившись с существующими вариантами, волей-неволей может попасть в одну из двух ловушек. Во-первых, у него в голове может осесть какое-то выражение (не самое удачное) и он не сумеет "оторваться" от него. Во-вторых, он может, наоборот, заменить "лучшие" слова, лишь бы получилось иначе. Недаром Михаил Лозинский дал Анне Ахматовой такой совет: "Если вы не первая переводите что-нибудь, не читайте работу своего предшественника, пока не закончите свою, а то память может сыграть с вами злую шутку" (Анна Ахматова, "Слово о Лозинском"). Фактически Лозинский предлагает конкурировать с автором (то есть пытаться сделать так же хорошо), а не с другими переводчиками.

***

Итак, мы установили, что начиная с какого-то варианта, переводчики в поиске новых слов вынуждены все дальше отходить от оригинала, либо идти на плагиат (осознанно или неосознанно). Отсюда напрашивается любопытный вывод: переводчик несет двойную ответственность за свою работу. Сделав средний перевод (именно средний, а не плохой - плохой, скорее всего, никто не заметит), он не только искажает личность автора, но и перекрывает кислород своим коллегам. (Такое случилось, например, со стихотворением Стивенсона "Реквием". Ни один перевод нельзя признать достаточно удачным, а сделать новый, не процитировав в той или иной мере предыдущие, неимоверно сложно.)

Но если перевод сделан хорошо, если он уже прижился в русской литературе, почему бы просто не порадоваться этому? Зачем растрачивать свои силы на то, что и так уже сделано? Почему новые переводчики один за другим идут по "порочному" кругу: Блейк, Киплинг, По, Рильке? И берут не малоизвестные стихи, а непременно "Тигра", "Если", "Ворона", "Сонеты к Орфею" - и плодят новые варианты?

Одна из причин, на мой взгляд, - стремление к надежности. На перевод Блейка, даже средний, точно обратят внимание - на нем можно за какое-то среднее время заработать себе среднее имя. Многих это вполне устраивает. К тому же, это просто. Чтобы в очередной раз перевести "Тигра", вообще не нужно знать английский. Изучив существующие переводы, вы будете разбираться в этом стихотворении, пожалуй, лучше самого Блейка. Неудивительно, что возникает соблазн сделать свой вариант - ведь все так просто! - и встать в один ряд с великими предшественниками. А потом говорить всем: "Я перевел "Тигра"!" А на самом деле - склонировал...

Отчасти беда, наверное, в том, что перевод стал рутиной, профессией. ВУЗы ежегодно выдают дипломы по специальности "переводчик". А раз ты переводчик, значит, должен переводить. И они переводят, не давая себе труда задуматься: зачем?

Кстати, скоро июнь, а значит, на подходе новый выпуск. Не исключено, что некоторые дипломники уже готовят очередного "полного Блейка" или очередного "полного Рильке". Но, может быть, им лучше подумать о смене профессии.