Бессюжетное чудо

Гайто Газданов. "Вечер у Клэр"

Как ни стыдно в этом признаваться, с творчеством Газданова я до самого последнего времени не был знаком: "Вечер у Клэр" – это первый и пока единственный его роман, который я прочитал. Конечно, сложно судить о писателе по единственному тексту, тем более – по первому небольшому роману. Но я предчувствую, что это поверхностное знакомство может стать началом длительных и серьезных отношений.

Эмигрантская критика Газданова не поняла. У него пытались искать фабулу, сюжетность, собственную тему – и не находили, а не находя, начинали злиться. Даже тончайший Ходасевич недоумевал (по поводу повести "Бомбей"): "Чудесно написанный рассказ о том, чего не стоило рассказывать"). А уж Адамович и вовсе заливался соловьем: "Небольшой рассказ Г.Газданова "Воспоминание" представляет собой необычное соединение банально искусственного, шаблонно-модернистического замысла с редким даром писать и описывать, со способностью находить слова, будто светящиеся или пахнущие, то сухие, то влажные, в каком-то бесшумном, эластическом сцеплении друг с другом следующие"... Вот она, литературная критика, во всей красе, вот за что я этот жанр – в этом виде - так не люблю. Замечу еще, что поэтесса Зинаида Шаховская в своих мемуарах "Отражения" говорит о Газданове: "Мне кажется, он первый написал роман с французскими персонажами, "Вечер у Клэр". Если можно максимально неправильно и не по делу высказаться об этой книге – то вот это оно. Если вам повезло и знакомство с "Вечером у Клэр" вам еще только предстоит, поясню: никаких французских персонажей там нет; а если считать Клэр и ее мать француженками – что спорно – то соотношение французских и русских персонажей будет, наверное, примерно 2:100.

Но вернемся к критикам. Во-первых, попрекать автора за бесфабульность, бессюжетность и отсутствие "своей" (надо думать, социальной) темы в 29 году XX века по меньшей мере наивно. Но уж такова традиция русской литературы и критики, время от времени поднимающая голову даже в наши дни. Во-вторых, чтобы сделать из "Вечера у Клэр" роман с фабулой, всего-то только и нужно, что поменять местами экспозицию романа – первые страниц тридцать – и оставшуюся его часть. Получится довольно банальный, но вполне годный к употреблению сюжет, действия героя приобретут осмысленность и некоторую конечную цель – и буквально вся ткань романа тут же расползется, разрушится, опошлится. Выйдет что-то вроде "Молчания ягнят". Оно вам надо?

Газданова сравнивали и сравнивают с Набоковым. Действительно, такая аналогия первой приходит на ум. Это особенно поражает, если учесть огромную разницу между детством и воспитанием двух писателей. Понятно, что Набоков даже в ранних своих вещах, даже в "Машеньке" больше играет своим барством, своей культурой, разными, как сказали бы позже, постмодернистскими подтекстами. Но тонкость восприятия, но реальное, а не показное знание, но стилистический блеск, но глубина проникновения в человеческую душу и в тайны бытия – вполне сравнимы. А ведь Газданов хотя и вырос в интеллигентной семье обрусевших осетин, но ни в коей мере не принадлежал к той creme de la creme дореволюционного общества, из которой вышел Набоков. И их эмигрантские судьбы различны чрезвычайно: в Европе Набоков зарабатывал на жизнь типичными интеллигентскими занятиями, типа уроков тенниса, иностранных языков и переводов, после "Лолиты" же стал богатым американским писателем, а Газданов почти всю жизнь провел за баранкой парижского такси: доходов от литературной деятельности на жизнь не хватало.

В романе "Вечер у Клэр" удивительный герой-рассказчик, я такого не встречал ни в одном произведении русской литературы. У него свои, совсем особые, отношения с миром; он воспринимает окружающие предметы и окружающих людей посредством весьма нетривиальной душевной оптики; он рефлексирует так, как Пьеру Безухову или героям Достоевского и не снилось (то есть совсем иначе; Николай Соседов – человек XX века до мозга костей). Как правило, такие люди совершенно невыносимы в общении. А тут очевидно, что это не так. Постоянная рефлексия и внешняя сдержанность, даже холодность – еще один признак, роднящий Соседова с набоковскими героями. Но Набоков все знает про своих персонажей, он – демиург, которому все известно и подвластно в творимом мире. А Газданов ищет истину и перевоплощается вместе со своим героем, поэтому невозможно отделаться от мысли, что Николай Соседов – это второе "я" самого писателя. Тем более автор, по доброй традиции первых романов, подарил ему свою – довольно бурную – юношескую биографию.

Трудно подступиться к главному, что завораживает в "Вечере у Клэр", – к стихии языка. Трудно проанализировать свое восхищение бесконечно свободным и одновременно тщательно выверенным строением фразы, подбором слов и при этом не превратить Газданова в двойника Бунина или того же Набокова – а он на них совсем не похож. Разве что наблюдательностью. Дурной ("порнографический и глупый") роман, который читает в подростковом возрасте герой, называется "Женщина, стоящая посреди". Рассеянный отец, страстный охотник, говорит про знакомую (имя которой постоянно путает): "И муж у нее симпатичный; а вот пойнтер у него неважный". Однокашник Николая по кадетскому корпусу читает Молитву Господню с интонацией "...Уж раз Ты на небе" (произнесите с этой интонацией "Отче наш! Иже еси на небесех", и вы поймете, как это забавно). "А что такое этюд?" – "Видите ли, - ответил Северный, подумав, - это такое французское слово". Главный герой удивительно тонок и остроумен – только, к сожалению, редко кто его понимает: например, у Клэр над диваном висит акварель, изображающая толстую Леду и грязновато-бурого лебедя – "наверное, помесь обыкновенного лебедя с австралийским", - говорит Коля, но его шутка явно пропадает втуне.

Течение речи Газданова то льется почти со стихотворным ритмом ("И, медленно скользя на лыжах, я с бессознательным вниманием смотрел на снег, точно искал ее следы"), то взрывается такой точной и одновременно необычной характеристикой ("сквозь которую были видны круглые томительные пятна, окружающие соски"), что по спине бегут мурашки катарсиса. Но это – тот уровень текста, который в любом пересказе недоступен, потому что воспринимается почти физиологически, а это вещь сугубо индивидуальная. "Все, что я произносил, было неправильно и не соответствовало моим чувствам". Поэтому я ставлю точку и иду читать "Призрак Александра Вольфа".

Виктор Сонькин


Web-присутствие

Текстов Газданова в Интернете практически нет (вот, впрочем, короткий рассказ "Пленник"), а информации о нем - даже если исключить однофамильца-футболиста - сравнительно много. Сергей Федякин в давнем выпуске "Независимой газеты" рассказывает о документальной книге "На французской земле", которую Газданов написал на основе собственного опыта борьбы в рядах французского Сопротивления. Он же, там же - рецензия на трехтомник писателя. Александр Вяльцев в журнале "Постскриптум" сравнивает Газданова с Хемингуэем: "Газданов чуть ли не единственный в русской литературе - не сентиментальный писатель. Как абсолютно не сентиментален Хемингуэй, еще более Генри Миллер и Селин". Не поручусь за Селина, промолчу про Газданова, но, по-моему, в американской литературе немного столь сентиментальных писателей, как Миллер и тем более Хемингуэй, у которого сантимент на сантименте сидит и сантиментом погоняет. А что это наспех скрыто за стеной показной мужественности и брутальности, - так кого ж это может обмануть? Вот, кстати, еще интересный пассаж: "И у Набокова, и у Газданова на уме английское воспитание. Один сам учился в Оксфорде, другой - посылает туда учиться своих героев". Как говаривал Пушкин, "для девиц что Кавказ, что Персия - все равно". Для А.Вяльцева, видимо, Оксфорд и Кембридж тоже не сильно различаются.

Еще: библиографическая карточка книги С.Кабалоти "Поэтика прозы Гайто Газданова 20-30-х годов". Михаил Шульман в "Дружбе народов", статья "Газданов: тяжелый полет". Автор рассказывает, как захватила его проза Газданова и добавляет: "Но вместе с тем немного совестно признаваться в том упоении. Это все равно что сознаться в увлечении Толкиеном или какой-нибудь агиографией". Как говорится, huh?

Игорь Кузнецов в "Иностранной литературе" пишет "О подлинной реальности Мирчи Элиаде и Гайто Газданова". Юрий Нечипоренко в "Знамени" рецензирует трехтомник писателя, записывая его в мифологисты и - вслед за Вячеславом "Комой" Ивановым - в магические реалисты. В "Новом мире" - рецензия Сергея Кабалоти на это же издание. Писатель Олег Постнов в интервью Максу Фраю (из которого трудно понять, кто кого интервьюирует, потому что текста примерно поровну) признается в трепетной любви к Газданову. В ней же, пусть и косвенно, признается Елена Мулярова, делая Газданова любимым писателем своей героини-alter ego Жени Д.

Предыдущий выпуск Предыдущий выпуск Следующий выпуск