ОБ ЭМИГРАЦИИ | СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА | КНИЖНАЯ ЛЕТОПИСЬ | МАНИФЕСТ ПИСАТЕЛЯ

Об эмиграции

"История знает много примеров массовой экономической эмиграции. Как правило, такие "переселенцы", оторвавшись от своих корней, быстро денационализируются.

Наша политическая российская эмиграция далеко перешагнула сроки обычного растворения чужеродных этнических групп в местной среде. Интересно разобраться в этом факте.

Очевидно, большое значение имела массивность русского исхода. Она позволила образование эмигрантских колоний, последовательно возникавших: русского Константинополя, Белграда, Берлина, Парижа, так ярко запечатленных Сашей Черным, Аркадием Аверченко и, в особенности, несравненной Тэффи в их шаржах, все же уступающих непередаваемой фантастике нашего быта...

Русские за границей долгие десятилетия, а многие и всю жизнь прожили в своем замкнутом мирке.

Но это только фон повседневности, важнее то, чем духовно питается российская эмиграция...

Сохранились культурные деятели и организации, сохранилось и немало семей, сумевших не только обучить своих детей русскому языку, но и передать им дыхание русской культуры. И как отрадно убедиться в том, что Дон-Кихоты сражались не с мельницами! Они дали идущему им на смену поколению могучее оружие..." (Н.В.Станюкович. "Возрождение", #205).

Судьба человека

"10 июля скончался талантливый сказочник и поэт Иван Иванович Новгород-Северский... Он писатель весьма плодовитый, издал много книжек стихов и прозы...

Стихами Новгород-Северского восхищался известный писатель Иван Шмелев, называя его "певцом ледяной пустыни", находил у него "углубленность, насыщенность - "от духа" - ценнейшее свойство поэзии вообще: оно воспитывает душу читателя".

Лучшие его стихи, мне кажется, связаны с Дальним Севером, с тундрой, сибирской тайгой. Простор снежных далей, тишина и пустынное величие степей и ледяных морей близки душе поэта-охотника и искателя приключений..." (О.Можайская. "Грани", #75, 1970).

17 января в Калифорнии умер поэт Дукельский В.А.

6 июня в Праге умер В.М.Лебедев.

28 октября в Нью-Йорке умерла поэтесса Г.С.Лахман.

Книжная летопись

Айги Г.
Стихи. "Грани", #74.

Александрова В.
Литература и жизнь. Статьи. - Нью-Йорк.

Алданов М.
Повесть о смерти. - Франкфурт-на-Майне.

Аллилуева С.
Только один год. - Нью-Йорк.

Анатолий А. (Кузнецов)
Бабий Яр. "Новый журнал", #97.

"Эти главы впервые публикуются в том виде, в каком они были написаны. Курсивом выделены места, которые не могли быть напечатаны в СССР (журнал "Юность", #8,9,10 за 1966 год) по цензурным условиям.

В частности, здесь впервые рассказывается о значении взрыва Крещатика в Киеве. Это была умышленная провокация НКВД с целью вызвать немецкие репрессии... А.Анатолий (Кузнецов)".

Аргус (Железнов)
Другая жизнь и берег дальний. - Нью-Йорк.

Ахмадулина Б.
Стихи. "Грани", #74.

Бобринский П.А.
Стихи. - Париж.

Бродский И.
Стихи. "Новый журнал", #95.
Анне Андреевне Ахматовой. Остановка в пустыне. "Грани", #72.

Булгаков М.
Зойкина квартира. "Новый журнал", #97.

Войнович В.
Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина. Роман-анекдот. "Грани", #72.

Воробьев Н.Н.
Стихи о разном. - Калифорния.

Газданов Г.
Эвелина и ее друзья. "Новый журнал", #94-96.

"Я впервые услышал игру этого удивительного пианиста - это был пожилой человек с круглой головой, бритым лицом и выцветшими глазами, - в маленьком ресторане с огромными, во всю стену окнами, над морем во французской Ривьере. На берегу росли неподвижные пальмы, под рестораном тихо плескались невысокие волны. Был уже довольно поздний час, и кроме моего столика был занят еще только один, за которым сидели двое влюбленных... Пианист играл, явно не обращая на нас никакого внимания. Я думал потом, что если бы его попросили повторить еще раз ту же самую последовательность мелодии, он конечно бы не мог бы этого сделать - это была наполовину его собственная импровизация. Время от времени я узнавал обрывки знакомых мотивов, но они тотчас же сменялись новыми сочетаниями звуков, которых никто не мог предвидеть. Я сидел перед стаканом оранжада, в котором давно растаял лед, и тщетно старался себе представить, что именно, какое чувство непосредственно предопределило в этот вечер ту смену звуков, которой я был единственным слушателем - потому, что двое влюбленных были настолько явно поглощены иллюзией своего собственного счастья, что их впечатления были, вероятно, просто автоматическим раздражением слуха, лишенным иного значения. В небольшом заливе отражались огни извилистой дороги, на поворотах которой вспыхивали и гасли фары автомобилей. Все окна ресторана были отворены, струился теплый, ночной воздух, и во всем этом была обманчивая убедительность, так, точно мир, в котором мы были осуждены жить, был чем-то похож на этот вечер над морем - пальмы, вкус холодного оранжада, запах воды и это звуковое движение под смеющимися клавишами рояля..."

Галич А.
Песни. - Франкфурт-на-Майне.

Герлах В.
Изменник. Роман. - Канада.

Гиппиус З.
Варшавский дневник. "Возрождение". #214.

Горбов Я.
Немилость. Роман в 2-х частях. "Возрождение", #205.

Грот Е.П.
Избранные стихи и очерки. - Мадрид. (Посмертно).

Дартау О.
Стихи и рассказы. - Колумбус.

Дубнова С.С.
Мать. - Тель-Авив.

Иваск Ю.
Цветаева - Маяковский - Пастернак. "Новый журнал", #95.

Кленовский Д.И.
Певучая ноша. - Мюнхен.

Корвин-Пиотровский Вл.
Поздний гость. Т.2. Поэмы. - Вашингтон.

Кротков Ю.
Рассказы о маршале Берия. "Новый журнал", #95.

Кторова А.
Лицо Жар-птицы. - Вашингтон.

"Свою книгу... Алла Кторова назвала "обрывками неоконченного антиромана". Это, конечно, уловка, вероятно, рассчитанная на то, чтобы "завлечь читателя". На самом деле в книге нет решительно ничего, хотя бы отдаленно напоминающего современный антироман. Перед нами скорее традиционная законченная повесть, которая именно и хороша свое законченностью...

Кторова умеет наблюдать и живо, то весело, то грустно, рассказывает о том, что пережила и перечувствовала...

Алла Кторова хорошо пишет о переживаниях двух молодых советских женщин. Пишет так, что перед читателем проходит вся их жизнь - от впечатлений детства до последних курсов ВУЗа. В вихреворот этой жизни втянуто много людей: одних Кторова описывает детально, других изображает лишь мельком. Но в целом перед нами - галерея советских характеров, показанных в свете беспощадной правды, без приукрашивания и без ненужного охаивания..." (Вяч. Завалишин. "Новый журнал", #99, 1970).

Ланков В.
Русалка. Рассказы. - Нью-Йорк.

Марченко А.
Мои показания. - Париж.

Морт В.
Хэппи Энд. Невыдуманные рассказы. - Вашингтон.

"Называя эту книгу сборником "невыдуманных рассказов", Виктор Морт как бы отмежевывается от профессиональной - "выдуманной" - литературы или, быть может, извиняется перед читателем в своей мнимой литературной неискушенности. В какой-то мере каждая тема - будь то "невыдуманная" или "выдуманная" - берется из жизни, а не просто выдумывается, но при этом автор взвешивает и оценивает свой материал, компонует и перекраивает, оттеняет несходство контрастами...

Старость, болезни, смерть, а главное, неблагодарность, одиночество и сознание полной ненужности старых людей - вот основные темы скорбной книги Виктора Морта..." (Вл.Нежданов. "Грани", #77, 1970).

Нарциссов Б.
Подъем. Четвертая книга стихов. - Лувен (Бельгия).

"В "Подъеме" можно различить две основные темы: тема Рока и - вторая - преодоление Рока или творческий путь.

"Бессмысленность и боль существования" гнетут поэта. Он ищет забвения в "бездонном ужасе темноты", прислушиваясь к хору "далеких звезд", созерцая их "хрустальный свет". Он вступает в беседу с памятью, с ночными призраками.

А ведь нежить она-то живучая,
А ведь память о старом не старится!..

Тема смерти связана с темой Рока. Поэт одержим ею. Присутствие смерти чувствуется во всех его стихах...

Преодолеть Рок почти невозможно человеку, и все же надо бороться из последних сил! Путем борьбы с жизнью, путем творчества и любви... Тема эта мужественна и оправдывает название книги..." (О.Можайская. "Грани", #77, 1970).

Пантюхов О.
О днях былых. Семейная хроника Пантюховых. - Меплвуд.

"Не легко писать на такую избитую тему, как "О днях былых". Казалось бы, появление очередной книги с таким названием не должно бы было обратить на себя внимание. Но это неверно. Почти во всех органах русской зарубежной печати появились положительные отзывы на книгу...

Русский читатель, к какому бы поколению он не принадлежал, найдет много интересного в этой книге. У О.И.Пантюхова богатый русский язык...

Книга была написана давно, "когда наше русское прошлое было еще свежо в памяти" - как говорит автор. В этом ее ценность для историка. К тому же книга написана исключительно объективно..." (Р.Полчанинов. "Новый журнал", #99, 1970).

Платонов А.
Котлован. Повесть. "Грани", #70.

Померанцев К.
Добро и зло у Солженицына. "Новый журнал", #95.

Окуджава Б.
Фотограф Жора. Маленький роман. "Грани", #73.

Ржевский Л.
Творческое слово у Солженицына. "Новый журнал", #96.

Седых А.
Иерусалим, имя радостное. - Нью-Йорк.

Солженицын А.
В круге первом. Роман. - Париж.
Свеча на ветру. Пьеса. "Грани", #71.
Олень и шалашовка. Пьеса. "Грани", #73.

Сумбатов В.
Прозрачная тьма. - Ливорно.

"Прозрачная тьма" - стихи разных лет - прекрасная книга. Поэт оглядывается на свою жизнь, вспоминает - просто и без лукавства - свое детство ("Где ты, рыбка моя золотая? Ты в какие края уплыла?"), школьные годы ("Кадет"...), свое "первое гнездо" ("Дом времен Елизаветы, - Прихотливо выгнутый фасад"), свою юность, с которой он "до срока Расстался в первый год войны"...

В.Сумбатов целомудрен в слове. Он меньше всего хочет "расписывать и рассусоливать". Тем более обжигают ее скупые, почти веселые - "разудалые" - слова о выступлении войск в поход, ибо каждый солдат - носитель страшной судьбы, огромной боли. Мечта о славе оборачивается горькой насмешкой... ("Конец полета"). Человеку свойственно мечтать, но как мало у него данных, чтобы как-то зацепиться в иллюзорном мире! Да, в каком-то плане поэт переживет свое бренное существование, ибо стихи его будут читаться и волновать еще долго, но с присущей ему зоркостью - и притом без всяко горечи - В.Сумбатов замечает ("Памяти поэта"):

Вынесли гроб отпетого,
Зароют в землю потом...
Жил-был поэт - и нет его,
И вянут цветы под крестом...

Книжка стихов останется
И долго еще будет жить, -
К ней от могилы тянется
Бессмертия хрупкая нить..."

(В.Перелешин. "Грани", #75, 1970).

Филиппов Б.
Ветер свежеет. Стихи и проза. - Франкфурт-на-Майне.

"Совсем коротенькая книжечка эта, почти тетрадка, и немного надо времени, чтобы ее прочесть... Но прочтя, о прочитанном думаешь долго... В чем же секрет Филиппова, сумевшего в такой краткой и стиснутой форме так много и так требовательно высказать? Ответ: в том, что он сам все описанное в себя впитал, что слова, фразы, замыслы его рассказов, строки и строфы его стихов ни в малейшей степени не вымысел, что это не плод умствований... А нечто такое, что ему писать было - одновременно - и нужно, и больно, и наверно еще и успокоительно потому, что высказываясь он, с некоторыми, по крайней мере, из читателей, внутренней своей болью и внутренней своей надеждой на приближение решающей перемены делился. В роде посвящения или введения, которое само посвящено Лесному Зверю, строчки:

любимая, подыми свой сверкающий парус,

и ниже:

дряхлая лодка, но парус влечет ее в море:
любимая, ветер свежеет...

уже предупреждают читателя, что все, что будет предложено его вниманию, не спокойным будет, не объективно убедительным, не еще одним репортажем, или пересказом виденного, и даже не живым свидетельством - а такой "напруженной страстью", за которой не угнаться "бескрылому телу"..." (Я.Н.Горбов. "Возрождение", #214).

Чиннов И.
Метафоры. Третья книга стихов. - Нью-Йорк.

"Небольшой сборник стихов Игоря Чиннова требует внимательного чтения и полностью его заслуживает. Не то чтобы в нем "словам было тесно, мыслям просторно", нет. Чиннов любит слова, даже как будто наслаждается ими, дает им в своих стихах раздолье, не скупится на цвета, на переливы оттенков, на образы и на причудливые их сочетания. Ни малейшего расположения к словесному аскетизму у него нет. Но далек он и от все шире распространяющегося теперь представления о поэзии, как о самодовлеющей игре слов, в которой то, что можно назвать "содержанием", исчерпывается языковыми формами, именно в них заключено и возникает непроизвольно.

Игорь Чиннов - редкий, тончайший мастер, особенно в области стилистической. Некоторые его эпитеты, некоторые сравнения так же необычны, как и убедительны: поэт не только отталкивается от избитых литературных условностей, от "штампов", но и с безошибочным чутьем, со сдержанной смелостью... находит им замену..." (Г.Адамович. "Новый журнал", #96).

Шаршун С.
Без маяка. Четыре пейзажа. - Париж.
Шопотные афоризмы. - Париж.

Манифест писателя

Манифест

Я, Одоевцева, громогласно -
Всем правительствам и всем народам -
Заявляю о своих правах
На владение луной.

Мне принадлежит луна,
Мне и никому другому!
Кто бы первый ни ступил на луну
И чей бы флаг ни взвился на ней - Луна моя!

Это ясно и бесспорно,
В этом и сомненья нет -
Ведь луну мне Гумилев
Подарил в морозный вечер
В девятнадцатом году...

А к кому - законно и неоспоримо -
По моей последней воле
Перейдет луна
Я еще пока что не решила.

Все же обещаю скоро
Обнародовать мое решение.

Ирина Одоевцева. "Новый журнал", #95.