 |
      |
 |
|
|
|
|
|
||
|
||
| / Круг чтения / Век=текст < Вы здесь |
|
Век=текст, выпуск 90: 1990 Дата публикации: 28 Апреля 2002  получить по E-mail версия для печати
Стихотворение года
А.Еременко // Добавление к сопромату. Стихи. - М. События Опубликованы: Бродский И. Газданов Г. Галич А. Домбровский Ю. Зайцев Б. Клюев Н. Мандельштам О. Оболдуев Г. Осоргин М. Пастернак Б. Ремизов А. Розанов В. Сатуновский Я. Солженицын А. Холин И. Чуковский К. Шкловский В. Шмелев И. Сборники Время колокольчиков. Современная рок-поэзия. - М. Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля. - М. Ионеско Э. Майринк Г. Пруст М. Толкин Д.Р.Р. Залыгин С. "Год 1990-й в историю нашей литературы войдет еще и как год Солженицына; множество журналов будут публиковать его произведения, множество издательств напечатают его книги. Такой сосредоточенности на одном авторе, может быть, никакая литература не знала и не узнает никогда - небывалый случай. Хотя я и уверен, что этот случай уже сейчас, а со временем еще больше вызовет недоумение, объяснять, как и почему он произошел, - нет необходимости. Иначе не могло быть - вот и все". В "Знамени" (#9) появилась подборка стихов Куртуазных маньеристов. Участвуют: В.Степанцов, К.Григорьев, Д.Быков, А.Добрынин, В.Пеленягрэ. Умер А.Д.Сахаров. Убит о. Александр Мень. 23 декабря погиб А.Сопровский Действующие лица и исполнители Рассказы из книги Чемодан // "Октябрь", 1989, #7. Филиал // "Звезда", 1989, #10. "Все повествование Довлатова - сплошная ирония, не в смысле передразнивания или насмешки, а в смысле, если угодно, философском: таков его способ видеть мир и себя в этом мире. Довлатову не с руки ни эзопов язык, ни увесистый бич сатиры. Он не разоблачает и не клеймит. Он просто владеет способностью чувствовать абсурд там, где для большинства лишь обыкновенный быт, обыкновенные отношения". (А.Зверев // "Знамя", #6). Эпилог. Мемуары. - М., 1989."Уже приходилось слышать, что "Эпилог" отменяет и заменяет прочие мемуарные работы Каверина. Это неверно главным образом потому, что хотя к "Эпилогу" автор обратился во всей зрелости ума и таланта, в целом его подцензурные воспоминания написаны с большим литературным блеском. Объяснить это можно, мне кажется, тем, что в "Эпилоге" Каверин столкнулся с чуждым его авторской личности материалом. Героев надо любить, говорил Булгаков; видимо, и изображаемую жизнь тоже надо любить. Все самое необычное, близкое, радостное, милое, все начала были описаны в других книгах Каверина, и лучшие страницы этой взяты оттуда, а лучшие новые - о тех же 20-х годах. На долю этой остались концы. Вместо странной, новой, стремительно меняющейся, перенасыщенной событиями, встречами, внезапными разлуками жизни, радостно очерчиваемой быстрым пером мастера острого сюжета, - конец тяжелых 30-х, неопределенные 50-е и неподвижно-предсказуемые 70-е. Вместо эпизодов талантливого серапионовского братства - картины ожирения некогда стремительного автора "Баллады о синем пакете", измены Слонимского, раздвоения и предательства Федина. Легкая, всегда молодая манера Каверина-беллетриста была плохо приспособлена к описанию медленного убийства Зощенко... Каверин любил это рассказывать и повторил в "Эпилоге": "Когда я бывал у Корнея Ивановича Чуковского в Переделкине, он не провожал меня до входных дверей (надо было спускаться по лестнице), а выходил на балкон, провозглашая с неизменным, поучительным выражением: "В России надо жить долго. Долго!" Он жил долго. Он дожил и рассказал то, о чем мог и хотел рассказать он, Вениамин Александрович Каверин, последний Серапион". (А.Чудаков. "В России надо жить долго" // "Новый мир", #7). Эрос и личность. Философия пола и любви. - М., 1989."Русская религиозная мысль, начиная с Вл.Соловьева, приняла вызов атеизма и охватила проблему эроса во всей полноте. Говоря упрощенно, Соловьев дал тезис для решения проблемы, В.В.Розанов - антитезис; синтез осуществил Бердяев. Первой книгой бесстрашного философа, изданной в России после семидесятилетнего перерыва, и стала небольшая, но очень представительная хрестоматия его работ по этому вопросу... Ответ Бердяева на вызов атеизма стал вызовом атеизму. Обезбоженная культура сегодня, как и в начале века, усердно обкатывает эротику, но при этом не физиология окультуривается, а культура делается плотской, раскультуривается". (Я.Кротов // "Новый мир", #3). Одноклассники. К 90-летию О.В.Волкова и В.В.Набокова // "Новый мир", #5."Олег Васильевич, это мое первое интервью. Не знаю, с какого конца взяться, и тут же прекращается сытая писательская ирония над журналистами. Нет другого пути начать разговор, как объяснить вам же, кто вы такой. За это время вы, как всегда, сумеете сохранить достоинство, а я успею его растерять. Вы, Олег Васильевич, - уникальный экземпляр рода человеческого... Вы кому угодно сегодня покажетесь не просто человеком редчайших достоинств, а - преувеличением. Всякий, кто впервые увидит вас и соединит ваш облик и повадку с наслышкой о вашей судьбе, воскликнет, как тот персонаж из анекдота: "Не может быть!" В этом восхищении есть своего рода отказ: мол, исключительное исключение, как раз и не подтверждающее правило. Что-то вроде улыбки, даже усмешки, пусть и счастливой. Не сразу и заметишь, что улыбка эта - от смущения. Потому что не мы - правило, а вы. Потому что не вы преувеличение и исключение, а мы с нашим большинством. Потому что вы - не мы. Для меня вы человек нормы, нормальный человек. Просто норма стала уникальным явлением. Надо сказать, что образ ваш заслоняет для многих и то, что вы пишете, и как вы пишете. Мне кажется, однако, что для вас последнее важнее. Вы современный писатель. Так вот, мне нравится (как человеку, многократно обвиненному в формализме), как вы пишете. Как употребляете слова. Как их ставите. У вас и не бумаге слова грассируют, как в жизни". Волков О. Век надежд и крушений. Избранное. - М."У искуснейших мастеров научной фантастики вряд ли отыщешь книгу, сравнимую по своей фантастичности с "Погружением во тьму", хоть мемуары и написаны в привычной реалистической вроде бы безыскусной манере. Фантастично уже то, что книга вышла... Вдвойне фантастично, что всемирный успех подошел, "подоспел" к девяностому дню рождения. Расщедрившись, судьба выдала награду за стойкость. За исполненный долг... Книга пронизана болью о России. Болью о судьбе мужика, русского интеллигента, русской природы... Религиозно-нравственное кредо Волкова в зерне своем родственно духовному становлению Солженицына. В широком русле тюремно-лагерной прозы "Погружение во тьму" устремляется к берегам "Архипелага", идет вослед за "Колымскими рассказами" Варлама Шаламова, по "Крутому маршруту" Евгении Гинзбург". Но идет под своим флагом... В феврале 1928 года, сдавая свой первый "экзамен", несмышленый еще арестант ощутил "веселый азарт" поединка: "Кукиш вам!"... Потом, в "минуты малодушия", Волков сокрушался, что другого выходя в тот роковой час не представлялось. "Впрочем, я всегда безобманно чувствовал: повторись все - и я снова упрусь, уже ясно представляя, на что себя обрекаю..." "Снова упрусь" - вот итог, превращающий "Погружение во тьму" в "Восхождение к свету". (М.Кораллов. К свету // "Литературная газета", #7). Гинзбург Е. Крутой маршрут. Хроника времен культа личности // Даугава, 1988, ##7-12, 1989, ##1-6."Воспоминания узников, лагерников вторглись в общественный обиход. Вероятно, они уже становятся самостоятельным жанром, автономно входящим в состав мемуарной литературы... Есть экология. А есть, позволю себе каламбур, "зэкология": наука об узниках, "зэках". О заключенных. Об особенности их мышления, прямо-таки бьющей в глаза: подлинность, эмпирия жизни тотчас же возводится к тысячелетнему религиозному мифу. Всего прежде: к образу ада (ни Панаев, ни Витте, ни декабристы или народовольцы, претерпевшие узничество, в нем не нуждались). Инфернализация пережитого была начата Солженицыным, и роман его назван был с откровенной ориентацией на миф, на бессмертного Данте: "В круге первом". И - началось: уже не знаю, читали ли "Ад" в переводе хотя бы. Вероятно, не все читали. Но все знают, что в аде девять кругов, и все это варьируют, хотя те, кто побывал в последнем, в девятом круге, молчат: убиенны они. Но оставшимся в живых восьми предыдущих кругов достаточно для создания диковинной поэтики многолетних сошествий во ад. "Крутой маршрут" Евгении Гинзбург - драгоценнейший документ для анализа инфернальной эстетики культа личности. А специфика очевидна: это - воспоминания женщины. Голос женщины-"зэка". А следовательно, голос матери... По какому-то странному полиграфическому капризу в номерах "Даугавы" главки "Крутого маршрута" то и дело перемежаются прямо вовсе к ним не не относящимися цветными вклейками: то "мозаика на Часовне Покровского кладбища в Риге" художника Клишова, и на ней - изображение Матери-Девы (1988, #8); то "Икона Богородицы Знамение" (1989, #4). И такое сопряжение, оно что же, случайность? Может быть, но учит же нас истмат, что случайность есть форма проявления необходимости". (В.Турбин. Долюшка женская // "Знамя", #4). Невозвращенец. Киноповесть // "Искусство кино", 1989, #6.Заведомо ложные измышления. Повести. - М., 1989. Бульварный роман // "Знамя", #4. "Политико-экономические импровизации Александра Кабакова, при всей их пугающей конкретности, не очень-то фундаментальны: здесь не сходится, там торчит. И тем не менее... "Невозвращенец", на живую нитку сметанный, прокладывает Линию Связи: прочти, дескать, и передай другому. В чем тут секрет? Как сложится жизнь Александра Кабакова в искусстве? Подтвердит ли он свой рекорд популярности 1989 года? Не знаю. Что же касается его новой, любовной повести ("Бульварный роман"), боюсь, что наших больших ожиданий она не оправдает. И не потому, что нам, заполитизированным, не до странностей любви. А потому, что плакатно-коллажная приблизительность, так славно приспособленная к нуждам политической злободневности, тут, в пространстве страсти, нас не устраивает... Не утверждаю, что "Бульварном романе" нет ну ничего-ничего достойного внимания... Оказывается, и ПРО ЭТО можно писать, не избегая самых рискованных поз и положений, но и не оскорбляя человеческое в человеке". (А.Марченко. Не только "про это" // "Литературная газета", #12). "Кризис перестройки - именно это психологическое ощущение передает "Невозвращенец". Но не только этим он интересен. Сейчас кооператив "Копирайт" при издательстве "Книжная палата" выпустил - за счет средств автора - первую книгу прозы. Появился, таким образом, повод поговорить о том, что вообще привнес А.Кабаков в нашу литературную жизнь... С точки зрения "общечеловеческих ценностей", "гуманитарного мышления" и т.д. подобного рода литература как бы и не литература вовсе. Она не ставит глобальных философских задач. Она не учит жить и не занимается воспитанием чувств. Если это и литература, то в ином (может быть, более правильном?) понимании... Кабаков... не умеет и не любит писать долго, потому и работает в коротких формах, которые читатель способен освоить за один вечер. Но это отнюдь не значит, что перед нами циничный представитель масскульта, пошлый беллетрист, манипулирующий вкусами толпы. То, что он сочиняет, - это, по его собственному определению, "утешительные сказки для взрослых", которые мне видятся также чем-то вроде коллективных мечтаний. Мечтаний на легендарно-исторические, ностальгические и - почему бы и нет? - перестроечные темы... В этом подходе есть известный прагматизм, но гораздо больше честности... Лирическая энергия Кабакова, копившаяся долго и тайно, выплеснулась из сосуда психологического реализма, презрела эстетские формы и образовала коктейль, который мы рискнули бы назвать постмодернистским, если бы это модное слово не применяли сегодня к чему угодно и как угодно". (А.Плахов. Коллективные мечтания, или Подход Кабакова // "Знамя", #3). "Да, конечно, Солженицын, конечно, "Архипелаг"... А все-таки самой горячей книгой минувшего года, бестселлером номер один (к Солженицыну это слово вряд ли применимо) стал "Невозвращенец" почти неизвестного доселе А.Кабакова. Возвращение книг великого изгнанника было событием символическим, но - ожидаемым. А повесть Кабакова явилась как бы ниоткуда - острая, злобо- (буквально злобо-) дневная. Поэтому, наверно, и рвали ее из рук, ксерокопировали, "зачитывали"... ...Автор то и дело не выдерживает серьезно-мрачного тона (напускного, ибо описывает все с заметным азартом), и тогда то упоминается Василий Аксенов в явно пародийном контексте, то "черноподдевочники" с кольями в руках, выявляющие в толпе сомнительных инородцев, заставляют прохожих читать наизусть "Слово о полку..." Так он (автор) смеется, что ли? Над чем? Над нашими страхами, томительными предчувствиями? Но, быть может, грешно над этим смеяться..." (А.Василевский. Опыты занимательной футуро (эсхато) логии. II // "Новый мир", #5). Душа патриота, или Различные послания Ферфичкину // "Волга", 1989, #2."Одна из самых заметных публикаций минувшего года - "Душа патриота, или Различные послания Ферфичкину" Евгения Попова... Вот уж где автор не церемонится с читателем! С первых же шагов в этом необычном художественном пространстве мы теряем всякую ориентировку, пытаясь уследить за бессмысленной вроде бы суетой пародийных подмен, превращений, раздвоений Евгения Анатольевича Попова, уверяющего нас, что он не имеет отношения к тому человеку, который "как бы пишет", а впрочем, уже и не пишет "художественные произведения" и которого тоже зовут, вернее, он утверждает, что его зовут Евгений Анатольевич Попов. Мы не успеваем рассердиться или заинтересоваться таким феноменом, как нам заявляют, что это вообще "неважно". А что важно? "Важен адресат посланий - Ферфичкин". На любое наше предположение найдется опровержение в тексте, любая попытка типологизировать и классифицировать строптиво осмеивается, оказывается за рамками поведения, принятого и приличного в данном художественном пространстве... Куда же это мы попали, Ферфичкин? Опереться не на что, всякая фраза подмигивает и переворачивается, едва успеваешь в нее вчитаться, намерения Е.А.Попова (которого из двух?) неясны. А попали мы в школу юмора. Евгений Попов очень хорошо знает, что на пафосе нас и ловят, он совершенно безжалостен, освобождая нас от этих одежд. Даже давно-давно привычных, ставших, как нам кажется, неотъемлемой частью чуть ли не культуры... Главная же тяжба в "Душе патриота..." ведется, конечно же, с ИСТОРИЕЙ. Не с историей, в которой все мы так или иначе пребываем, мучаемся и радуемся, бездельничаем и трудимся, а именно с ИСТОРИЕЙ, с пышным спектаклем, часто - фарсом, не имеющим к нашей жизни и к жизни вообще ни малейшего отношения". (А.Агеев. Превратности диалога // "Знамя", #4). Облава. Повесть. Авторизованный перевод В.Тараса // "Новый мир", #1."Под пером Василя Быкова происходит своего рода сращение и двух глубинных пластов народной истории, и двух тематических ветвей современной прозы - "военной" и "деревенской". Что обещает это соединение, даст ли деревенской прозе необходимое "второе дыхание", покажет будущее. Но уже сейчас ясно, что плодотворные усилия писателя возвращают этой прозе ослабленный было историзм художественной мысли, оттесненное социально-аналитическое начало реализма. Вполне может статься, что это предвестье новой волны "деревенской прозы". Какой по счету, если, ограничившись послевоенными десятилетиями, вести его от "Районных будней" Валентина Овечкина? Первой! "В потоке новых захватывающих публикаций отечественной литературы почти незамеченным остался первый полный перевод джойсова "Улисса". Знакомство с русским переводом романа Джойса поможет нашим писателям обрести некоторые ориентиры в безбрежном море современной романной прозы. Они увидят, что в вершинных своих проявлениях модернизм - это не хаос и не набор отдельных приемов вроде того же "потока сознания", а некая, пусть и с великим трудом достигаемая, целостность, в которой тяжеловесность и герметичность многих образов, их натуралистичность или, наоборот, экзотичность уравновешиваются особыми глубинными эффектами: виртуозно строгой ритмикой повествования, его символической сверхконцентрацией, позволяющей автору в одни сутки романного действия, в пределах одного города втиснуть почти всю историю человечества... Что касается перевода В.Хинкиса и С.Хоружего, то прежде всего надо отметить колоссальность проделанного ими труда... Есть правда, в новом переводе один существенный недостаток, вызванный таким объективным обстоятельством, как большая краткость английских слов по сравнению с русскими. Поэтому русский Джойс подчас звучит более вяло, чем в оригинале". (А.Вахрушев // "Новый мир", #6). Избранные произведения. В двух томах. - М.Горсть. Книга стихов. - М. "Сборник "Горсть" (куда вошли стихи, написанные в 1985-1987 гг.) представляет самый свежий срез лирики Самойлова, новые годовые кольца его поэзии. Когда же читаешь двухтомник "Избранного", куда "Горсть" вошла как один из разделов, то видишь, насколько она естественно продолжила сделанное поэтом раньше, как упрочила уже сложившийся в читательском сознании образ Самойлова". (Е.Степанян. "Каков я прежде был..." // "Знамя", #6. Избранное. - Мичиган, 1988.Возвращение к морю. Лирика. - Л., 1989. "Что касается современных авторов, мне кажется уместным соотнести Соснору с Геннадием Айги: поэзия их есть муки воплощения живого, не вписавшегося еще в языковую гармонию слова. "Черно-белый" Айги и язычески "цветной" Соснора... предельная внешняя "опрощенность" и почти барочная чехарда деталей - вот, на мой взгляд, два полюса, между которыми осуществляются искания в той области поэтического творчества, где создается новый мир из распавшихся его фрагментов. Но разговор о "месте" Сосноры в русской поэзии еще, надеюсь, впереди. Ведь - "Я Альфа и Омега есть. - Я - дан". Он - дан". (В.Курицын. Седьмая или тринадцатая? // "Знамя", #7). Избранное. - М.Бормотуха. - М. "Бормотуха" - здесь не только кличка дешевого хмельного суррогата, а и обозначение вольного бормотания старого поэта о чем хочется и как хочется. Впрочем, он освободился не только от колючей проволоки формы, но, кажется, и от всех препон и страхов ("...духом нищ и нечего терять"), кроме страха стыда перед людьми и своей собственной бессмертной душой. Литература не дает уроков, что бы ни говорили непереводящиеся поклонники эстетик утопии и казармы. Но никому не возбраняется уроки у нее брать. Один из важных уроков, который можно усвоить из того, что отразилось и выразилось в поэзии Межирова, - тот, что совесть, стыд взмывают над руинами человека и собирают, восстанавливают его, что душа, уже потерявшая веру в себя и в мир, боящаяся себя самой, может снова трепетать и надеяться". (Ю.Болдырев. Жестокое счастье жить // "Литературная газета", #5). Стихи из журнала. - М."Это речь, из которой вырываются самые банальные, простейшие слова, но несут они нагрузку психологического жеста, окраску досады, раздражения, ерничества... откровения. Не со словами, по существу, работает поэт, а с импульсами ощущений, пауз и изломов между ними. Кажется, что мысль приходит в голову неожиданно и для самого автора - и энергетическая отдача, привкус неспровоцированного озарения делает стихи уникальными при видимой безыскусности... Всеволод Николаевич Некрасов - поэт, которого тридцать лет не печатали в нашей стране. Абсолютный чемпион по умолчанию. В прошлом году появились первые журнальные публикации - в "Дружбе народов" и "Пионере". И вот вышла первая книга... Но главное - что любители поэзии могут теперь беседовать с этими удивительно живыми, беспрецедентно свободными стихами. Этой свободе завидуешь, ею хочется дышать, она - завоевание мужества поэта... Это совсем новые стихи... В них нет позы. Ими можно разговаривать легко. И о самых тонких вещах". (Ю.Нечипоренко. Некрасов третий // "Литературная газета", #13) Другие произведения Аверченко А. Азольский А. Алейников В. Аннинский Л. Асадов Э. Астафьев В. Бабель И. Байтов Н. Белов В. Белый А. Битов А. Булычев К. Ваншенкин К. Васильев Б. Вахтин Б. Величанский А. Вознесенский А. Войнович В. Володин А. Гальперин Ю. Городницкий А. Гумилев Н. Драгомощенко А. Евтушенко Е. Еременко А. Ерофеев В. Ерофеев Вик. Жданов И. Золотусский И. Кабаков А. Ким Ю. Кольчужкин Е. Кормильцев И. Кропивницкий Л. Кторова А. Кублановский Ю. Кузмин М. Кушнер А. Лен С. Лиснянская И. Маканин Вл. Мандельштам Н.Я. Мариенгоф А. Мелетинский Е.М. Мережковский Д. Набоков В. Нарбикова В. Нарбут В. Некрасов В. Олейников Н. Охапкин О. Песков А. Пикуль В. Пильняк Б. Попов Е. Пригов Д. Проханов А. Пьецух В. Радзинский Э. Рейн Е. Сапгир Г. Северянин И. Сологуб Ф. Солоухин В. Стругацкий А., Стругацкий Б. Тэффи Н. Филатов Л. Хазанов Б. Черный С. Чичибабин Б. Чупринин С. Шварц Е. Шефнер В. Шкляревский И.  поставить закладку
 написать отзыв
|
|
otr@russ.ru |
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
предыдущая
|
||
|
|
||
|
||