Тема второго заседания (10.06.02): "Единая Европа" как политико-географический образ.

Хотя идея Европы имеет огромные историософские и геософские основания, наработанные еще со времен раннего средневековья, настоящее осмысление образа Европы как такового - политико-географического и культурно-географического - началось фактически лишь после Второй мировой войны - естественно, в контексте современных, волнующих этот континент проблем. Что же такое политико-географический образ?

ПГО в целом являет собой нерасчленимое единство политических и географических представлений, что позволяет добиться концептуального эффекта и на поле практической политики, для лиц, принимающих решения, и в сфере сравнительно-политологических построений. Понятие ПГО тесно связано с понятием геополитического образа, под которым обычно понимаются целенаправленные и четко структурированные представления о географическом пространстве, включающие наиболее яркие и запоминающиеся символы, знаки и характеристики определенных территорий, маркирующие их с политической точки зрения. Геополитический образ определяется также как политический метаобраз, эффективно "впитывающий" структурные знания и образы, имеющие пространственную "подоплеку".

Политико-географический образ современной Европы, конечно, еще не сложился. Несмотря на наличие таких серьезных элементов системной политической, экономической и военной архитектуры Европы, как НАТО и ЕС, ПГО Европы не обладает пока ни достаточно четкой структурой, ни строго оформленной и понятной конфигурацией. Первый с ходу возникающий вопрос: какие страны и по каким основаниям считать Европой? Как быть с Западной, Центральной и Восточной Европой - не говоря уже о североевропейской (скандинавской) идентичности? Есть ли Южная Европа? Как выглядят границы Европы? И где вообще среди всех этих Европ Россия? Нагромождение вопросов неслучайно. В сущности, всякая идентичность обретает себя в сериях параллельных, сосуществующих и пересекающихся образов, долженствующих удовлетворять отдельную личность, группу, сообщество; становящихся основанием их целенаправленной деятельности. Региональная, или континентальная идентичность есть не что иное, как "клубок" внешне запутанных географических образов, представляющих при ближайшем рассмотрении вполне правильные структуры и конфигурации - весьма простые, достаточно эффективные и зачастую недолговременные - в силу изменчивости и быстрой эволюции геополитических, а иногда и геокультурных ситуаций.

Не подлежит сомнению тот факт, что всякая страновая, и тем более - континентальная идентичность может создаваться, конструироваться, строиться - усилиями культурных и политических новаторов, политтехнологов и имиджмейкеров. Наряду с этим существуют и броделевские исторические "протяженности", направленность которых стоит и приходится учитывать. Поэтому всякий ПГО есть, прежде всего, множество, "бриколаж" образов - разных по своей фундаментальности, сложности, длительности жизни.

Всякой стране физико-географической и/или исторической Европы, не входящей ныне в Европейский Союз, приходится (в лице ее политической и культурной элиты) задумываться: а Европа ли она? Вопрос, казалось бы, смешон, но он имеет свои основания. Глобальные политические решения 1990-х годов, несомненно, изменили ПГО Европы. Они непосредственно повлияли, в очередной раз, и на ментальную карту Европы, приведя к "съеживанию", практически - к исчезновению образа Восточной Европы (на долю которого остается, и то "нелегально", лишь Россия), а образ Центральной Европы приобрел характер некоего "чистилища" или "таможни" на пути в истинную и незамутненную никакими привходящими обстоятельствами Европу. При этом исчезает и образ Западной Европы, которая становится образным эквивалентом Европы вообще. По существу, для идеологов европейской интеграции и европейской идентичности некая культурно-историческая и политическая (не говоря уж о физической) география - это просто достаточно аморфный и безразличный в политическом отношении слой, выравнивающий некоторую условную поверхность и даже "наклоняющий" ее "вниз", по направлению идеологической (образной) экспансии Европы - на восток.

Геокультурные образы Восточной Европы смещены на периферию образно-географической карты Европы. Восточная Европа сомнительна - сомнительна в том плане, что все образы, кои должны или могут ее представлять, изначально и по преимуществу - "варяги". Восточная Европа как генеральный геокультурный образ - это "объедки с барского стола" Средиземноморья, Скандинавии, Западной Европы, Римской империи, Золотой Орды и Византии. Последнее особенно важно. Восточно-Средиземноморский по преимуществу, геокультурный образ Византии движется с юга и как бы "объюжает" весь образ Восточной Европы. Если образ Византии (пульсирующий во времени и этим живущий) становится все более жизненным и актуальным, то он оттесняет тем самым соседние, порой не менее важные в прошлом образы Восточной Европы - тот же весьма яркий локальный геоисторический образ Скандовизантии (термин, предложенный Д.С.Лихачевым).

Этно- или национально-географические образы Восточной Европы (прежде всего Руси, России, Польши) одновременно и членят, разрывают единое образно-географическое поле Восточной Европы, и формируют его "ткань", его наиболее яркие "узоры". Геокультурная история Восточной Европы естественным образом испытывает недостаток, дефицит связных цепочек, систем, комплексов устоявшихся геокультурных образов, постоянно разрушавшихся и разрушающихся в результате частых военных, политических или дипломатических вторжений. В этой ситуации геофизические образы Черного и Балтийского морей и Карпат являются, пожалуй, самыми совершенными синонимами, а может быть, и суррогатами наиболее устойчивых геокультурных образов Восточной Европы.

Память о Византии, актуализированная и географически артикулированная, - это очень органичный инструмент образно-географического "строительства" Восточной Европы. Геополитическая и геокультурная практика Византии была связана с очень тонким структурированием географического пространства, попавшего в ее сферу влияния (см. вышедшую недавно в переводе на русский язык книгу Д.Оболенского "Византийское Содружество Наций"). Парадокс заключается в том, что относительно небольшая по территории в поздний период своего существования Византия "размазывала" свой образ на большие пространства юго-западного "угла" традиционной в географическом смысле Восточной Европы. Реальная Восточная Европа как бы сжималась до масштабов византийского образно-геокультурного поля.

Серьезным противовесом этому византийскому полю могли быть лишь более локальные и менее фундированные геокультурные образы Скандинавии и Средней (Центральной) Европы. Принятый в современной политической географии термин "Центрально-Восточная Европа" является столь явным и политизированным компромиссом, что вполне четко обнажает зазор, "ущелье" между этими образно-географическими полями. Трансляция древней идеи Рима, средиземноморской по своей сути (см. также интересное исследование Вадима Цымбурского о геополитических воззрениях Федора Тютчева), привела к ее сильнейшей архаизации, с одной стороны, и значительной трансформации - с другой. Глубоко вторичная идея "третьего Рима", которая муссировалась не только Москвой, но и Прагой, есть не что иное, как явный индикатор образно-географической экспансии Византии. Византия - это Восточная Европа, облеченная в "одежды" Древнего Рима.

Действительная работа по образно-географическому моделированию Восточной Европы (коль скоро это может быть важным и даже центральным элементом самоидентификации региона) связана с точным оконтуриванием ее образно-географического поля, структурированием этого поля вокруг, очевидно, пока базового образа Византии, а затем и с активной артикуляцией "веера" наиболее ярких образов Восточной Европы - не столь автохтонных или оппонирующих географическим образам Западной Европы, сколь генетически устойчивых в историко-культурном контексте и порождающих все новые производные образно-географические "цепочки".

Процессы глобализации позволили осмыслить ПГО Европы как без- или многомерный: Европа есть открытый образ, ползущий неотвратимо на восток, сползающий в Евразию; это Евразийская Европа, видящая внутри себя и Россию, но где-то в далеком и не очень пока понятном политическом и культурном будущем. Если НАТО уже сейчас выглядит как вполне гибкая политическая конструкция, могущая при определенных условиях "заглотить" и Россию, - при не понятных пока последствиях; то ЕС выглядит похуже - как скрипящая огромными неуклюжими бюрократическими механизмами машина, которая "видит" Россию лишь фрагментарно, избирательно, "кусочками". Россия есть некая политическая отдельность, которая пока не может быть полностью осмыслена в рамках господствующего ПГО Европы. Россия сейчас лишь протообраз на периферии образа современной Европы.

Архетипические основания ПГО современной Европы складываются на наших глазах. При всей внешней непривлекательности многочисленных отрицательных коннотаций образа империи, именно этот образ может стать собирающим, фундаментальным для Европы. Империи - но какой? Европа как геокультурная и геополитическая конструкция обязана своим происхождением первородной, "самой настоящей" империи - Римской. Полуторатысячелетняя европейская "самостоятельная" история дает нам массу примеров сравнительно удачных, полуудачных и неудачных возрождений идеала Римской империи. Глобализация дает Европе шанс еще раз попробовать "на зуб" этот вечный архетип. Ибо пространства глобализации - культурные, политические и экономические - обнаружили, по мнению многих идеологов европейской идентичности, весьма важный факт: США является, несмотря на всю свою мощь, лишь национальным государством, но не империей, и с этим ничего не поделаешь. Конечно, национальные интересы США в пределе могут охватывать все реальное географическое пространство Земли, однако многочисленные сосуществующие образно-географические пространства явно не под силу прямолинейному американскому мышлению. Европейская империя есть Римская империя; Римская империя есть империя ойкумены с господствующим принципом политического гражданства, где есть место и России, и США. Но ойкумена ли Китай? В любом случае, образные пространства Европы выглядят в современной глобальной геополитической ситуации наиболее "завлекающе", наиболее убедительно; Европа есть квинтэссенция идеального географического места "под солнцем".