Ассоциации иногда возникают совершенно неожиданно - впрочем, на то они и ассоциации. Едва взял книгу в руки и прочитал заглавие, как вспомнились строчки:

Я усталым таким еще не был.
В эту серую морозь и слизь
Мне приснилось рязанское небо
И моя непутевая жизнь.

Хотя трудно представить что-нибудь более непохожее на стихи Есенина, чем этот роман. А вообще-то... Есть там и "черный человек" (эти слова даже звучат в тексте), и всеобъемлющая "зеркальность" художественного мира, и самоубийства в немалом количестве. Жизнь складывается довольно непутевая, да и мироощущение - "по-есенински" критичное. К тому же Гаррос-Евдокимов (далее - ГЕ), пожалуй, перегнули палку: 24-летний (номинально) герой-рассказчик "нагружен" таким количеством идей, воспоминаний и переживаний, что выглядит явно старше - минимум лет на 30: тоже "есенинский" возраст. И речь здесь идет о судьбах нынешнего поколения "тридцатилетних".

Вот только к Рязани роман не имеет никакого отношения. Действие происходит почти исключительно в Риге и построено целиком на латвийских реалиях - хотя, с другой стороны, вряд ли авторы имели в виду одну лишь прибалтийскую республику и стремились убедить российского читателя, будто это только в Латвии все так плохо и исключительно Латвия превращается в царство "серой слизи"...

Ну, стало быть, о "серой слизи". Происхождение этой метафоры объяснено в романе не очень внятно; между тем она отнюдь не выдумана ГЕ. Насколько мне помнится, это понятие вошло в обиход примерно двадцать лет назад. В 1986 г. американец Эрик Дрекслер в книге "Машины создания" ввел термин "нанотехнологии" - манипулирование веществом на молекулярном или даже атомном уровне ради создания веществ с заданной структурой. Этим должны заниматься специальные нанороботы, или наноботы, "раскладывающие" материю на информацию - или, путем обратной операции, "восстанавливающие" материальные объекты. Однако Дрекслер задумался и о возможном сбое программы - он построил сценарий, в котором "мутировавшие" наноботы неконтролируемо размножаются, тупо "перемалывая" все окружающее, но не создавая уже ничего, кроме однородного, неструктурированного вещества. Именно такой вариант развития событий автор "Машин создания" и назвал сценарием "серой слизи" (grey goo).

Избрав "заглавную" метафору, авторы романа жестко задали вектор интерпретации событий. Что бы здесь ни происходило - оно осмысливается как размножение "серой слизи": распад всех и всяческих структур (социальных, культурных, нравственных и т.п.) и воцарение энтропии. А чтоб читателю было понятнее (кажется, ГЕ не очень высокого мнения о своем читателе), введен еще и "роман в романе" - "вставной" текст, неизвестно кем сочиненный и внятный настолько, что дальше некуда. Называется он "Полость"; его герой, трудящийся в сфере поп-культуры, волею случая абсолютно "зациклен" на некоей свежевзошедшей поп-звезде под названием Эйнджел. Организуя ее гастроли, он в итоге похищает девушку, - а затем вдруг осознает, что смысл этого поступка ему самому совершенного непонятен и что делать дальше - неясно (помнится, Анатоль Курагин тоже не знал, куда везти умыкнутую Наташу Ростову). Амбивалентные эмоции до того овладевают героем, что он принимается сначала бить похищенное и связанное тело, затем переходит к еще более кровопролитным процедурам - и вот тут замечает, что не только крови нет, но и сама жертва относится к происходящему подозрительно спокойно. Тогда он начинает попросту резать девушку - и обнаруживает, что старлетка внутри полая. Ужаснувшись, любознательный герой переходит к более широкомасштабному эксперименту и начинает вскрывать уже всех подряд. С тем же результатом:

Он мечтает совершить убийство. Мечтает услышать оглушительный вопль настоящей боли. Мечтает увидеть цвет человеческих внутренностей. Но только раз за разом нюхает пыль. От безысходности он бьет рабочим скальпелем в подвернувшуюся каменную стену... стена расходится под лезвием. Это не камень, а раскрашенный под камень картон.

Далее, совсем как у Набокова (см. финал романа "Приглашение на казнь"), герой "Полости" выясняет, что вообще все окружающее представляет собой лишь декорацию: "...изнемогший герой забивается в какой-то угол. Поднимая голову, он замечает, что край неба - рогожка, выкрашенная голубым, с нарисованными на ней облаками - отклеился и висит". Ясно, что после столь глобальной полостной операции бедняге ничего не остается, кроме как вскрыть самого себя...

Однако это, напомним, лишь вставная новелла - "камертонная" присказка (хоть и размазанная на несколько фрагментов) к роману "Серая слизь". В самом же его сюжете "картонность" и "ненастоящесть" мира воплощены с помощью вполне узнаваемых реалий: фабула причудливо-детективна, но если и ирреальна, то разве что самую малость. Впрочем, сквозь рижский быт нет-нет да и "просвечивают" (может, опять невольные ассоциации?) хрестоматийно известные фантастические сюжеты. Допустим, вспоминается гриновский рассказ "Серый автомобиль" - в котором, если кто позабыл, говорится как раз о "кукольности" и "машинизации" мира. Да и как не вспомнить, если у Грина - инфернальное серое авто под номером С.С. 7-77, а у ГЕ - не менее зловещая розовая (по контрасту?) архаичная "Волга" ДН 1777. И так далее.

Но уж чье "присутствие" в романе совершенно несомненно - так это А. и Б. Стругацких. Я их и сам горячо люблю - поэтому при чтении "Серой слизи" улавливал "братско-стругацкие" знаки один за другим. Есть тут и про наползающую серость, перед лицом которой герой, может, и хотел бы сыграть трудную роль бога, этакого дона Руматы, - да не может; имеется сюжет про "погибшего альпиниста"; звучит намек на то, как жук разворошил муравейник (но напрасно); и про дублей из "Понедельника..." упоминается; и "Град обреченный", кажется, резонирует... Одним словом, подсказываю студенту свежую тему для курсовой работы.

Еще забавнее (хотя невеселая, в сущности, это забава) встречать в "Серой слизи" инвективы против поп-культуры с ее "пластмассовыми" критериями. Когда герой книги, написанной авторами, чей предыдущий роман "[голово]ломка" заслужил в 2003 г. премию "Национальный бестселлер" (т.е., по определению, хорошо покупался), о чем с гордостью сообщено на обложке и обороте титула; - так вот: когда их новый герой принимается размышлять, что вся нынешняя литература замешана исключительно на коммерции, зависит от рынка и т.п., - слушать не очень интересно. Звучат и более пространные рассуждения на данную тему - и, что любопытно, приписаны они уже не главному герою, а некоему автору "Русского Журнала" (!), скрывшемуся за псевдонимом Иван Рускин (фамилия, видимо, от russ.ru, а имя "Иван", сами понимаете, мне небезразлично). Подозреваю, что стилизованный критический текст (под заглавием "Упрощение строптивых") выведен авторами "Серой слизи" на уровень автометаописания и должен восприниматься то ли как автопародия, то ли как автопанегирик. Здесь говорится

о практически окончательном превращении любой литературы, хоть в какой-то мере претендующей на читательскую востребованность (без чего, собственно говоря, нет литературы как таковой - по определению), в аттракцион, развлечение - причем реестр и специфика этих развлечений становятся все более жестко определенными. В этом смысле сложный стандарт западного "интеллектуального детектива" от примитивного стандарта детектива "ментовско-новорусского" отличается лишь наличием познавательной информации ("нагрузить мозг") и цитатной игры (соблюсти правила высшего литературного общества) - но жесткость стандарта, развлекательная форма и отсутствие авторской сверхидеи те же.

Речь и об исчезновении высшей прозаической формы - "романа идей", романа, ставящего глобальные вопросы и предлагающего ответы на них, текста, рисующего более-менее полноценную версию реальности. Совершенно непредставимо, чтобы роман такой, появись он сегодня, мог стать поводом для широкой дискуссии хотя бы в "продвинутых" общественных слоях... но еще более непредставимо само его появление...

Судя по всему, авторы "Серой слизи" как раз и стремятся возродить подобное течение в литературе, и это очень похвально. Вообще-то, я не согласен, что, кроме них, никто из современных (даже молодых) авторов не стремится к "идеям"; однако не в этом дело. Дело в том, что "идеи" требуют адекватного художественного воплощения (собственно, они и "идеями"-то становятся лишь при этом условии). Что касается романа "Серая слизь", то здесь "детективная" форма, разумеется, далека от "ментовско-новорусской" (ориентиром для ГЕ, пожалуй, послужили романы Достоевского); и мыслей, в том числе довольно глубоких, тут немало; и по поводу этих мыслей впрямь можно было бы подискутировать. Но, к сожалению, в смысле воплощения не все гладко.

Не скажу, что читать было совсем уж безынтересно. Детективный сюжет в определенной степени "цепляет": хочется узнать, чем же все это закончится. Сочувствие и ответ вызывают многие рассуждения героя-рассказчика (хотя я бы не стал оценивать ситуацию столь радикально-безысходно). Однако некий художественный "недотяг", увы, ощущается. Пожалуй, основной грех ГЕ - многословие. Наверное (и закономерно), авторы стремились к тому, чтобы художественная ткань книги по-своему тоже воплотила идею "серой слизи": повествование от первого лица, "затрудненное" просторечием и жаргоном, изобилует множеством деталей, которые сами по себе кажутся многозначительными, провоцируя множество "капиллярных" связей, уследить за которыми нелегко. При этом в книге немало "обманок": пытаясь постигнуть логику событий, герой (а вслед за ним и читатель) не раз пускается по ложному пути. На рациональном уровне стилевая "сверхзадача" ясна. Беда в том, что роман не только изображает "серую слизь", но и сам опасно сползает к подобному состоянию. Глубинная причина кроется в сугубом интеллектуализме: авторы в своей книге кажутся "больно умными". Стань они чуточку "поглупее" (Пушкин, помнится, говорил, что поэзия должна быть глуповата), перестань просчитывать художественные модели и размышлять над глобальными проблемами - прочитанное вызвало бы больше доверия и сочувствия. Роман-миф, как ни крути, требует куда более свободного дыхания.

А перед нами (хотя бы по замыслу) именно роман-миф - замаскированный, как уже было сказано, под детектив. Подробно пересказывать перипетии сюжета не имеет смысла - лучше почитать саму книгу. В самых же общих чертах суть в том, что главный герой по имени Денис (Дэн) Каманин неожиданно для себя оказывается втянут в загадочную криминальную ситуацию и постепенно начинает осознавать, что практически все люди, которые на протяжении его не очень долгой жизни были ему близки, - умерли, причем при довольно странных обстоятельствах. Дэн - кинорежиссер-документалист, снявший несколько имевших успех фильмов; но особое значение в контексте происходящих событий обретает история его фильма под названием "Дезертир с "Ковчега"" - об одной из якобы тоталитарных якобы сект ("Новый Ковчег"), которая в итоге оказывается и не тоталитарной, и не сектой, а просто сообществом думающей молодежи. Основным грехом современного человечества "ковчеговцы" считают отказ от выбора, пренебрежение свободой воли: "Соответственно, Господень проект "хомо сапиенс" потерпел фиаско - в свете чего назрела некая новая редакция Всемирного потопа". Новый "потоп" видится им в образе грядущей "серой слизи" (этот образ они используют в качестве основной идеологемы).

Ощутив себя, как в воронке, в эпицентре событий, и попутно вспомнив перед читателем всю свою сознательную жизнь, Дэн уясняет и роковую роль некоего "черного человека". Честно говоря, уже с середины романа понятно, что возникнет "двойник", - прикидываешь только, кем он окажется. В итоге "двойник" воплощается в друга детства по имени Федор Дейч (кличка ФЭД) - который, оказывается, путем всяких хитроумных комбинаций (и даже не очень криминального свойства) хотел напомнить Дэну о его, Дэна, "избранности":

- ...Ты всегда умел что-то, чего я не умел. Может быть, что-то главное. Так мне казалось... Вот глядел я на тебя - так органично, без ущерба, главное, для собственной состоятельности существующего в реальности, которая всех, абсолютно всех остальных либо гнет, корежит под себя, либо, если гибкости недостаточно, просто растирает в порошок, и которая ко мне уже примеривается... <...>Смотрел и думал: может, ты - один из всех - знаешь рецепт? Способ? Если даже не умом знаешь - то как-то от природы умеешь? Думал, можно на твоем примере и с твоей помощью способ этот определить? Может, воспользоваться им?

Однако надежды, как понимает ФЭД, оказались иллюзиями: на трудную роль бога Дэн не подходит. А потому на глазах Дэна его друг детства стреляет себе в рот.

Что касается главного героя романа, после этого он, кажется, оставляет надежду противостоять меняющемуся миру и радикально меняется сам. После гибели "светлого искусителя" - ФЭДа - Дэн принимает предложение искусителя "темного" - очередного "двойника" по имени Дайнис, который уже давно предлагал ему участвовать в явно "джинсовом" проекте - делать на ТВ передачу, прославляющую успехи МВД в борьбе с оргпреступностью. В свое время Дэн решительно отказался - ибо еще со времен панковского отрочества слово "мент" вызывает у него сугубо отрицательные эмоции (к тому же, как много раз повторено в романе, именно правоохранительные органы контролируют в Латвии всю наркоторговлю). Но теперь конформизм, кажется, берет верх: во всяком случае, в интервью перед запуском новой передачи будущая ТВ-звезда утверждает, что отныне будет практиковать новую форму борьбы с "негативом" - показ "позитива".

Впрочем, после этого интервью Дэн, сидя на ограде крыши многоэтажного здания, свесив ноги, последовательно бросает вниз, в реку сначала часы, потом зажигалку, а потом - по одной - сигареты. Что последует за падающими сигаретами - остается только гадать.