Дискуссия об образовании гремит, шумит, а иногда и шипит последние лет этак пятнадцать, то есть фактически с начала перестройки. Правда, в последние годы она приобрела совершенно определенное направление.

О чем спорим? О том, сколько лет учиться или как поступать в университет, кому давать или кому не давать взятки. Безусловно, темы важные, но, как бы это сказать, практические и внешние по отношению к самому образованию. Значительно более редки споры о содержании образования, и касаются они в основном истории. Что писать о советском периоде? как оценивать перестройку? В действительности же, проблема эта общая - затрагивает она все предметы. Примеры же проще приводить из гуманитарных областей. Так интереснее и как-то понятнее.

Итак, чьи стихи учить в школе: Лермонтова или Бродского (или, для большей наглядности, - Пригова)? Кого проходить: Тургенева или Пелевина? Чью деятельность подвергать исторической оценке: Петра, Ленина, Горбачева или Путина? Преподавать латынь и древнегреческий или разговорный английский (лучше - американский вариант)? На уроках русского сообщать количество падежей или учить писать рекламные тексты?

Короче говоря, чему учить: вечному или актуальному, ценному (точнее, бесценному) или полезному? Ответ романтиков и идеалистов: "всему" следует отбросить сразу. Программа не резиновая, и все в нее не влезет. Хотим актуального - придется пожертвовать чем-то вечным. Хотим вечного - придется обойтись без актуального.

Так что выбор - хочешь не хочешь - придется делать. Как ни странно, с вечным дело обстоит гораздо проще. Оно за многие века, да простят мне неудачное выражение, как-то отстоялось. В культуре и в гуманитарных науках сложилась определенная система ценностей и определенная иерархия. Ну, глупо спорить, Пушкин ли первый поэт России и наше ли Александр Сергеевич все, даже если вы больше любите стихи Лермонтова или Пастернака. Глупо спорить с тем, что Шекспир - это Шекспир, а Гомер - Гомер, именно в том смысле, как их интерпретирует культура, пусть даже на самом деле Шекспир - это Бэкон, женщина или два, а то и три человека, а Гомера вообще не существовало.

Мировая культура достаточно устойчива, и переоценивать с эстетической точки зрения ее компоненты и фрагменты не имеет большого смысла. Как говорила Фаина Раневская о Джоконде, она уже сама может выбирать, кому нравиться, а кому не нравиться. Доказать миру, что Джоконда не имеет эстетической ценности, а Лермонтов лучше Пушкина, по-видимому, уже не удастся.

Для школьного образования эта ситуация подходит почти идеально. Известна сумма знаний, признанных ценными, и есть сложившая иерархия ценностей. По существу в культуре, хотя это не спорт, существует первый поэт, первый художник, первый романист, первая тройка поэтов, или, говоря более корректно, - поэты первого ряда, второго и т.д.

Временем отобраны лучшие деятели культуры, наиболее значительные произведения и, наконец, сформировано устойчивое мнение о них. Чего еще желать педагогу! Культура сама пишет программу и подсказывает учителю нужные слова.

С вечным и высоким есть только одна проблема. Чем менее актуально знание, чем дальше оно удалено от нас по времени, тем меньше мотивации им овладевать. То есть если человеку нравится учить языки, он и древнегреческий, и санскрит выучит с огромным удовольствием, а если ему нравится поэзия, то будет сам читать и Тютчева, и Пастернака. А вот если ученик равнодушен к некоторой деятельности, то без мотивации актуальностью или полезностью он к знанию и не притронется. Вот и читают Толстую больше Толстого, потому что первая в моде, а второй всего лишь вечен. И английский такой школьник будет учить, превозмогая нежелание, потому что без английского теперь никак.

Однако очевидно, что просто заменить все общезначимое на актуальное невозможно. Во-первых, так мы потеряем культуру. Во-вторых, актуальное труднее отбирать. В-третьих, актуальное и преподавать, и учить, как ни странно, сложнее.

Отбирать актуальное трудно потому, что не всегда есть четкие критерии отбора. Скажем, с английским языком все ясно. Он практически стал международным и необходим очень многим людям. А вот современные литературные вкусы у всех разные. Кого же счесть достойным школьной программы? Еще сложнее с историческими персонажами. Уместно ли нам сейчас оценивать президента Путина, а американцам - президента Буша, или стоит подождать пару десятилетий, а лучше - лет сто? История, как и культура, должна "отстояться". Политическая, литературная или любая другая мода скоротечны, и оценивать человека или явление лучше, когда мода на них прошла. Следуя политической моде, Клинтона следовало то хвалить, то страшно ругать (равно как и Горбачева с Ельциным), а следуя моде литературной - то вставлять в программу, то выкидывать из нее Толстую, Сорокина, Пелевина, а может, и Липскерова.

И преподавать актуальное, как я уже сказал, чрезвычайно трудно, поскольку по поводу актуального не существует единого и общепринятого мнения. Навязывать оценку вечного - это культурная норма, навязывать же оценку чего-то близкого - это насилие над чужим вкусом. Все это означает, что каждый учитель должен формировать собственное мнение, а это в целом принципиально невозможно (не всякий учитель литературы следит за современным литературным процессом), а в отдельных случаях просто опасно (в одной школе учитель истории за Ленина и коммунистов, в соседней - за Ельцина и демократов). Преподавать актуальное школа далеко не всегда готова.

Тем не менее актуальное потихоньку теснит вечное, но важно, чтобы этот процесс был медленным. Упреки, что школа отстает от жизни, безусловно, справедливы, но в то же время, на мой взгляд, неверны по сути.

Школа и должна отставать от жизни. Она должна быть консервативнее жизни, особенно такой стремительной, как сейчас. Иначе порвется связь между жизнью и культурой и между поколениями, что, впрочем, сейчас отчасти и происходит. Кроме того, надо помнить, что актуальным знанием дети и взрослые овладевают не только и не столько в школе. Оно приходит из разговоров с друзьями и родственниками, из телевизора, из газет. Никто не учит наших детей в школе року и рэпу, а они знают про это лучше, чем про Чайковского и Бетховена. Вечное же существует постоянным фоном, оно есть, но про него почти не говорят. Действительно, часто ли взрослые люди обсуждают между собой стихи Пушкина (речь не идет о пушкинистах, это особая статья), а вот что-нибудь лестное или нелестное о Марининой или Пелевине в читающих семьях обязательно скажут. Потеря фоновых знаний - вещь крайне неприятная в культурном отношении, это и называется "терять свои корни". С другой стороны, существовать только за счет фоновых (вечных) знаний умеют очень немногие. Необходим компромисс, достичь который чрезвычайно сложно. Банальность состоит в том, что школу и содержание образования необходимо менять, но делать это следует медленно, хотя бы ради учителей и ради нас самих, чтобы мы понимали наших детей, а они - нас.

P.S. Конечно, слова "вечное" и "актуальное" весьма условны. Иногда "вечное" - это просто привычный элемент культуры или быта, который неизбежно вытесняется техническими достижениями или новинками. Например, я был рад, когда мне, наконец, разрешили писать шариковой ручкой и когда в школе отменили уроки правописания. Действительно, русская культура сильно отличается от китайской, и, по-видимому, каллиграфия не является для нее важной и обязательной составной частью. Хотя я знаю многих людей, расстроенных и раздраженных исчезновением культуры письма.

Теперь же, когда меня спрашивают, чему учить детей в первом классе на уроках русского языка, я уверенно отвечаю:

- В Москве - печатать на компьютерах. Хотя... Может, и не надо. Либо уже умеют, либо потом сами научатся. А вот где их, кроме школы, научат писать ручкой?