14.12.98

Магия современного города

Алексей Плуцер-Сарно

Оусохните ти роуки
Граффити XI в.

Да вырвет ... тому Аллах, кто пишет мелом на стенах
Граффити ХХ в.

В исследовательской литературе граффити рассматриваются как источник информации о социальной группе, как средство коммуникации молодежной субкультуры (Bushnell), как территориальные знаки, помечающие пространство (Ley, Cybriwsky), как феномен культуры постмодернизма (Kozlovska), и т. п. Мы же попытаемся показать, что подавляющее большинство современных граффити имеют настолько явственную магическую природу, что речь должна идти не столько о "территориальных знаках", сколько о магических ритуалах, христианствующих язычниках, о мире как храме и о граффити - как священной магической книге современного города. Между тем, традиционно настенные надписи в книжной культуре имеют предельно низкий статус: Туалетные писаки, вы не блещете умом, - / Ваши рожи, ваши руки перепачканы говном (надпись на стене дамского туалета. СПб., Школа # 489). Нужно заметить, что "туалетный писака" - это весьма популярный фольклорный персонаж, дальний "родственник" "кабацкого поэта" барковианского типа, пишущего свои стихи мелом в простенках кабака. На самом деле, роль всех этих "каракулей", испещряющих стены тысяч домов, подъездов и заборов, трудно переоценить, поскольку типологически они относятся к числу культурных метатекстов, упорядочивающих жизнь современного города, организующих общественные системы.

Русские любовные граффити

В городах есть места, где традиционно оставляются исключительно любовные граффити. Таковы, например, питерские сфинксы. Вот тексты, изуродовавшие тело бессмертного мифического зверя: Ч+Б=Л / CRUZ+IDEH=LOVE / Вадик я тебя люблю / Душа 10А / Меисон+Чери=LOVE / Слава - дурак / Антон я тебя люблю Настя Бондаренко / Я тебя <нрзбр.> / Люблю тебя Женя Света / Катя Андрей (имена в "сердцах") / Лучше тебя нет <"сердце"> / Тебя нет лучше / Люблю / Комиссар 12.06.90 / Без тебя нету... / Люблю / Леша / Без тебя не могу / Натали люблю тебя / Валя я тебя люблю 3.05.92 / <на левой щеке:>) Валя я тебя люблю / <на груди:> 1892.IX.16. Мифические сфинксы тоже превратились в магических защитников влюбленных, заменив услуги бабки-знахарки.

Специалистами любовные граффити тоже воспринимаются предельно упрощенно. Эротический текст с отчетливо выраженными ритуальными коннотациями может интерпретироваться как простое описание природы: "Довольно распространены "осенние" настроения, что характерно для всех групп граффити... Осень - начало первого семестра, поэтому настроения, отражающиеся в надписях, грустны: Наступила осень, / Отцвела капуста, / У меня увяли / половые чувства. / Выйду на дорогу, / положу х.. в лужу. / Пусть его раздавят, / больше он не нужен!" (Шумов, 468-470). Выход на улицу, опускание члена в воду, наезд на член телеги - мотивы, близкие к любовным заговорам. "Лужа", "грязь", "омут", всякая "плохая вода", часто упоминаемая в заговорах, соотносятся с мертвой водой: "...мертвая или целющая вода заживляет нанесенные раны, сращает вместе рассеченные члены..., она исцеляет труп..." (Афанасьев, 315). Текст, цитируемый К. Э. Шумовым, опосредованно соотносится с заговорами от "невстанихи" или, лучше сказать, с описанием ситуации исцеления полового органа от болезни. При лечении "невстанихи" предполагаются те же ритуальные действия, использование воды. Ряд заговоров от "невстанихи" ничинается теми же словами: "выйду я на улицу". Затем необходимо "сходить за водою", причем "воду выливают", "больной переливает воду через тележную ось". Упоминаются "омуты", "мелкие источины". Частый мотив - соприкосновение полового органа с деталями телеги (Кляус, 354-357). Бросание в лужу предмета, на который читался заговор, - обязательный элемент многих любовных заговоров: "Читают на..., которое потом бросают при дороге, и лучше в грязь", "читают на..., которую затем бросают в воду на улице" (Степанова, 196). Не случайно в полном варианте этого текста герой вновь обретает сексуальную силу: "Вот весна настала, / Зацвела капуста, / Снова появилось / Половое чувство. / Выйду на дорогу, / Выну х.. из лужи - / Не дави, машина, / Он мне снова нужен." (Лурье, 449). Мы не хотим сказать, что данный текст является заговором, нет, но генетически он, несомненно, связан с какими-то ритуальными текстами и не являетcя простым "описанием природы".

Как известно, центральная и классическая формула любовных заговоров и присушек постулирует слияние и объединение сердец: "...так бы сливалось и слипалось сердце у сей рабы (имя) с тем рабом (имя) во единое место..." (Русский эротический фольклор, 346). Между тем одна из самых распространенных формул любовных граффити - "А + Б = любовь" - почему-то интерпретируется исследователями просто как "признание в любви", хотя их соотнесенность с современными любовными заговорами просто очевидна.

Текст "любовного" граффити может приравниваться их автором к событию, факту жизни. Это - слово, воздействующее на жизнь. Интересна в этом отношении надпись, обнаруженная в одном из петербургских лифтов: "Я люблю Марину!" <далее приписано другим почерком:> "Ты Артур люби ее в сердце, а не на стене", <далее приписано:> "Идите на х..". (1994. СПб., Пулковское ш., д. 13, кор. 2). Создание текста "о любви" воспринимается как "творение" любви.

Близки к формуле "А + Б = любовь" всевозможные изображения сердец, пронзенных стрелой, сердец, объединенных знаком плюса, нарисованных друг в друге, и другие тексты сексуальной магии. Любовные заговоры до сих пор широко распространены в городской культуре: "...в наши дни и не где-нибудь, а в Москве ...распространены... любовные заговоры и магические средства..." (Киселева, 23). Исследовательница приводит примеры заговоров, широко распространенных в сегодняшней студенческой среде: "Сигарету закуриваешь, затягиваешься, говоришь: Царь дым-дымок <...> Сделай милость (затяжка), Приворожи раба Божьего (и.о.ф.) <...> Чтобы слово мое крепче камня было (затяжка). Аминь (затяжка). Аминь (затяжка). Аминь..." (Киселева, 23). Существование любовной магии - реальность современного города, а не плод сознания ученого, увлеченного архаическим фольклором. Конечно, некорректно было бы ставить между текстами граффити и ритуальными текстами знак равенства. В подобных случаях мы иногда имеем дело с внеритуальным употреблением ритуальных формул. Однако с изменением функции текста его семантическая привязанность к ритуалу остается незыблемой.

Приведем один "любовный" текст в распространенном в фольклоре жанре "письма", демонстрирующий, насколько природа таких текстов сложна и далека от простой "реалистической", "бытовой" информативности. Граффити было нанесено на стене дома фломастером на высоте не более 1 м от земли: Пое.ись сомной / Помнешь как / Мы стобой, / В помойной / Яме нашли / Призервотив / И трахал я / тебя 2 суток / без передыху / и пыхтели / мы, / А помнешь / как нас засту - / кали и твой / Папаша вытрахал / тебя в п...у / и в рот и в / задницу, а мой / папаша отрезал / свой х.. и засу / нал себе в зопу / со злости и потом / Не мог срать и надувался / и надувался и лопнул / А наши мамаши / были лизьбиянкому / и с горя трахались / месяца 3 // А когда / проголодались / сожрали / наших братишек / и сестренок. / А потом ты уехала / и забрала наш призерватив / и я е.ался с подушкой / А теперь пишу тебе письмо. / С любовью / и / Sexом / Я / Гена (СПб., просп. Энгельса, 18.09.02.96). Формально текст сделан в жанре фольклорного письма, народного "романса" (стихотворного воспоминания о былой, утраченной любви). С другой стороны, вербальный коммуникативный контакт здесь заменяет сексуальный контакт, поскольку этот порнографический романс начинается с прямого обращения: "Пое.ись со мной", и заканчивается формулой: "С любовью и сексом". Описываемые ситуации включают сцены и анального, и орального, и вагинального секса, и онанизма ("с подушкой"), и гетеросексуальных актов, и гомосексуальных актов, и инцеста, и кастрации, и каннибализма, и даже изнасилование самого себя в анус собственным членом. Ср. этот же мотив в сказке "Дурень" в книге А.Н.Афанасьева "Народные русские сказки", c.33. Именно в силу того, что здесь описываются чуть ли все основные сексуальные ситуации, текст воспринимается читателем как космологический, институционализирующий сексуальные отношения в целом.

Граффити воспринимается как текст, заставляющий потусторонние силы воздействовать на объект любви. Забавно, но преклонение перед "штампом в паспорте" (в разделе "семейное положение") тоже связано с "магическим" отношением к тексту. В этом же ряду стоят широко распространенные любовные татуировки. Как правило, мужчины наносят на определенные места своего тела имя любимой женщины (чаще всего это грудь и руки). Такая татуировка в глазах женщины безусловно доказывает искренность чувств ее партнера. Таким образом, фиксация имени любимой на теле, в паспорте и на камне упорядочивает некоторые социальные отношения. Во всяком случае, нет сомнения в том, что всевозможные надписи, в том числе и граффити в их ритуально-мифологической основе, выполняют важнейшие общественные функции.

Граффити как молитва

Еще один жанр граффити - так называемый "автограф". Это может быть имя писавшего, надпись "здесь был Вася" или любой символ, заменяющий их. В современной культуре подобные надписи воспринимаются как проявление бескультурья тем безусловнее, чем ценнее, с точки зрения наблюдателя, предмет, "испорченный" или даже оскверненный надписью. Между тем, чем выше статус предмета, на котором такой "автограф" оставляется, тем значимее становится его подпись в глазах автора граффити. Наиболее значимыми окажутся надписи на стенах соборов, поверхности скульптур и других объектов. Традиция нанесения таких надписей на стены русских храмов была широко распространена уже в XI веке. Тогда же началась борьба с ними церкви. Причем эта "священная" война шла порой на тех же стенах. Храмовые настенные надписи языческого происхождения "...уничтожались церковными служителями..." (Медынцева, 149). Так, например, ревнителям христианской веры принадлежит надпись XI века: "Оусохните ти роуки" (Медынцева, 149). Эта надпись приписана к другому тексту: "Пироге въ печи гридьба в корабли перепелъка паре въ дуброве постави кашу постави пироге ту иди". "В этой шуточной песенке... прослеживается связь с известной "Сорокой" из детского фольклора... Слова "ту иди" в конце надписи указывают на то, что эта песенка могла использоваться как считалка" (Медынцева, 196). Конечно, такого рода тексты тоже имели магическую природу. Но борьба с языческим ритуалом также обретала ритуальные формы. Среди современных граффити есть антитексты, декларирующие кощунственность граффити в целом: "Да вырвет ... тому Аллах, кто пишет мелом на стенах" (СПб., стена дома, 13.11.95). Среди надписей, испещрявших стены древнерусских храмов, значительную часть составляли вполне невинные, с христианской точки зрения, "автографы" писавших. Ими сплошь покрыт любой русский город. А.А.Медынцева высказала поразительную по оригинальности мысль, предположив наличие глубинного смысла в таких граффити: "...автографы приравнивались к молитве, что подтверждают изображения крестов или храмов, часто сопровождающие такой автограф" (Медынцева, 194). Современные граффити-автографы также часто сопровождаются изображением креста. Впрочем, у Медынцевой речь идет исключительно о внутреннем пространстве храма. Однако внешнее пространство, то есть улица города, также может рассматриваться как своего рода интерьер. А каждая улица, как известно, "ведет к храму". В пространстве улицы фасады храмов становятся важнейшей деталью всего интерьера города в целом. Храм как элемент интерьера улицы, как часть церковного прихода становится фрагментом неделимого смыслового пространства города. А семантика стены "жилища", вмещающая в себя коннотации всего интерьера города, неотделима от смысла самого граффити, нанесенного на нее. Таким образом, рассмотрение граффити вне проблем семиотики города не принесет ощутимых результатов. Что же касается крестов на стенах обычных домов, то они составляют заметную часть городских граффити. Вот все граффити, имеющиеся на стене дома на ул. Якубовича в Санкт-Петербурге: Ельцин - иуда! / сваSтика! <S - как знак свастики> /кино / <восьмиконечный христианский крест> / Болт / Metallica / IC XC <с титлами> / заходите / HMRT / Н а Ю = Л / venom / + <крест> / кино / коробка / мужи / бомж / АлисА / тусовка / лебедь лелик антон макс ильич сверча миня вася дима болт полозун риня дима / тоня - дура / <восьмиконечный крест без "подножия"> / л+ м = л / цой / АБВГДЕ АЛИСА / Yes / сваSтика / we can! led zeppellN / это круто! / ельцинизм $. Хотя данные граффити сделаны на стене жилого дома, тем не менее, здесь на три десятка граффити есть два восьмиконечных креста и один простой, не говоря уже об имени Христа. Как известно, фиксированное письменное слово в традиционной "народной" культуре священно, вечно и обращено к Богу. При обращенни же к Богу многословие излишне. Достаточно одного имени, одного креста. Первой эту простую и очень оригинальную мысль высказала Медынцева: "Многочисленные изображения крестов без сопроводительных записей, часто встречающиеся на стенах..., - это также молитвы людей..." (Медынцева, 195). Мало того, даже простые "...хозяйственные записи, иногда встречающиеся на стенах храма, очевидно, ...вызваны тем, что... верность... записей удостоверялась ...Богом..." (Медынцева, 195). Вообще, любая надпись на стене храма, по мнению Медынцевой, имеет если не религиозную природу, то уж во всяком случае ее статус поднимается до уровня "священного летописания": "...некоторые надписи из новгородского храма Софии содержат сведения, которые можно приравнять к летописным сообщениям" (Медынцева, 195). Простое и незаметное событие из жизни обыкновенного человека, вырезанное на камне города, на "теле мира", становится фактом божественной истории. Надпись типа "здесь был имярек" порождается тем же "летописным" желанием занести событие своей жизни на скрижали сакрального бытия: "Некоторые надписи имеют особенную историческую ценность, так как содержат сведения, которые обычно оставались за пределами внимания летописцев"; это "...надписи, дополняющие летопись" (Медынцева, 197). И не случайно корпус современных граффити, посвященных историческим событиям, огромен. Вот граффити со стены одного дома: Ленин - сука / псы и воры коммунисты / Ленин жив / бей демократов / Собчак - жид / Лена 5940472 трахается как кошка / бизнесмены х.. сосите / бей коммунистов / АлисА ГрОб / Мы коммунисты победим / смурову нужны девочки / тело (нрзбр) / Ельцин - фашист / демократы суки / Витя коммунист / ЕБЕЛДОС Ельцин БЕЛый ДОм Свобода / Собздик Собчак / демократия - власть / демократия - ложь и обман (СПб., лето 93 г.). Практически вся русская история оказывается нанесенной на стены домов.

Интересно, что некоторые граффити делаются аршинными буквами. Так, напротив Богословского кладбища, где похоронен В.Цой, стоит серое здание, на котором полуметровыми буквами написано: "Москва тебя не забудет" (СПб., 29.08.98). Такие граффити как бы претендуют на обращение ко всему миру, к небу, к покойному, подобно рисункам в пустыне Наска, которые делались такого размера, что увидеть их мог бы только зритель, находящийся в небесах, что приводило в недоумение исследоваетелей этих рисунков. Размеры букв граффити кардинально меняют смысл текста, несут важную прагматическую информацию. Имя собственное, нанесенное на земле трехметровыми буквами, обращено уже не столько к прохожим, сколько к "вечности". Чем больше слово, тем оно представляется более долговечным и более священным. В подобных случаях автограф можно было бы попытаться рассмотреть как подпись под собственной жизнью, как текст, обращенный к Богу. Такая подпись как бы содержит в свернутом виде авторское "Я". В этом смысле ей присуща некоторая зеркальность, самоидентификационность. Это "слово", равное "человеку". Граффити обладает определенной степенью сакральности, как слово, которое "было вначале".

Fuck off - vox rei?

Практически все без исключения исследователи граффити рассматривают их как выбитый на камне "голос человека". Так Т.Б.Щепанская исследовала на материале граффити стереотипы поведения (Щепанская, 22). Однако текст, написанный на камне, предмете, стене, вещи, в некоторых случаях может восприниматься не как "голос человека", а как "голос вещи". Изучая надписи на греческих вазах, Н.В.Брагинская обратила внимание на их совершенно особый, уникальный статус: "...надпись вообще и, в частности, на вазах хочется назвать устной. Это vox rei - голос вещи." (Брагинская, 45). В таком контексте говорить о "нуждах, желаниях и чувствах" конкретных людей, изучать стереотипы их поведения по текстам, сделанным на предметах, не совсем корректно. Вещь начинает оживать. Тут уже речь должна идти о магической природе вещей и о безусловно ритуальном и не совсем христианском восприятии этих предметов. Современные русские граффити предлагают огромный материал для подобных предположений. Надписи такого рода традиционны и встречаются на каждом шагу. Так, например, на зеркале в общественном туалете традиционны надписи типа: "что вылупился м.дило", "ну ты залупился", "иди подмойся", "ну и рожа"; на сиденье в транспорте: "в ногах правды нет", "ну и жопа", "не бзди"; на стене кабинки туалета: "чего вертишься", "если ты посрал зараза дерни ручу унитаза"; на бачке: "ну и куча", "воды не хватит". К тому же типу граффити можно было бы предположительно отнести граффити, сделанные сзади на машине: "куда прешь", "тормози чайник"; надписи на стенах домов: "проходи не стой", "пошел на х..", "fuck you", "fuck off", "дурак", - и тому подобные. Связь этих текстов с "магическим" восприятием предметов весьма вероятна.

"Парадняк" - храм или притон?

Замкнутое пространство, сплошь покрытое магическими надписями, кардинально меняет свой статус. Простой подъезд жилого дома может превратиться в своего рода "храм". К этому можно добавить, что "подъезд" в русской городской культуре является традиционным местом распития спиртных напитков, употребления наркотиков, занятий сексом, различных актов коммуникации, местом отдыха, сна и многого другого. И именно настенные надписи закрепляют за каждым таким "парадняком" определенный статус. Подъезд начинает выполнять функции культового помещения какой-либо тусовки. В одних подъездах наркоманы курят свою волшебную дурман-траву и поклоняются своим "растаманским богам"; в других Киноманы поклоняются В.Цою; в третьих хиппи размышляют о тщете всего сущего и беспредельности Будды. Такова, например, петербургская Ротонда (СПб., наб. Фонтанки, 79-81), граффити которой вводят посетителя чуть ли не в загробный мир: "Забудь о мире снаружи придя сюда. Оставь надежды всяк сюда входящий." Не случайно В.Н.Топоров, обратившись к граффити Ротонды, заинтересовался прежде всего сакральными текстами. Исследователь пишет о том, что "преобладающая часть надписей отражает... поиски Бога, веры, истины". Ученый приводит 8 текстов, из них 5 - религиозного содержания: "I. Господи, если Ты есть! / Я живу в ночи, но я хочу видеть звезды... <...> II. К тебе, господи, вознесу душу мою. <...> III. Бог един (сердце) мы с тобой одной крови человек! и это в кайф IV. Божия коровка / улети на небо / здесь дают котлетки / только тем, кто в клетке.<...> VI. Бхагведагита VII. Харе Кришна. Мы дети Кришны. VIII. Ребята, все кто писал эти надписи, давайте соберемся 13.11.86 в 23 часа и поговорим. Я думаю, есть о чем!" (Топоров, 483). Тысячи подъездов, густо испещренных "наскальными" рисунками и надписями, выполняют важнейшие социальные функции. Граффити преобразуют пространство современного города, превращая в центры общественной жизни самые незаметные и незначимые уголки городского интерьера. Они играют роль текстов, упорядочивающих "внеобщественные" сферы бытия. Магические тексты превращают бессмысленные камни в героев городских "мифов".

Список использованной литературы:

Bushnell, J. Moscow Graffiti: Language and Subculture. Boston, 1990.
Koch, Walter A. Simple Forms. An Encyclopaedia of Simple Text-Types in Lore and Literature. Bochum, 1994.
Kozlowska, Danuta. Postmodernism kulturowy w Polsce na przykladzie Pomaranczowej Alternatywy i graffiti. Warczawa, 1992.
Ley, D., Cybriwsky, R. Urban Graffiti as Territorial Markers. In: Annals Of the Association of American Geographers. 1974. 64.4: C. 491-505.
Афанасьев А.Н. Живая вода и вещее слово. М., 1988.
Афанасьев А.Н. Народные русские сказки не для печати, заветные пословицы и поговорки. М.: Ладомир, 1997.
Брагинская Н.В. Надписи и изображения в греческой вазописи. // Культура и искусство античного мира. (Материалы научной конференции). ГМИИ им. А.Пушкина. М., 1980.
Киселева Ю.М. Магия и поверья в московском медучилище. Живая старина. 1995. #1. С. 23.
Кляус В.Л. Заговоры и магические средства. // Русский эротический фольклор. Топорков А.Л. (сост., ред.). М., 1995.
Лурье М.Л. Пародийная поэзия школьников. Русский школьный фольклор: от "вызываний Пиковой дамы" до семейных рассказов. Белоусов А.Ф. (сост.). М.: Ладомир, 1998.
Медынцева А.А. Древнерусские надписи новгородского Софийского собора. М.,1978.
Русский эротический фольклор. Топорков А.Л. (сост., ред.). М., 1995.
Степанов Н.И. Заговоры сибирской целительницы. Кн. 2. М., 1997.
Топоров В.Н. Петербургские тексты и петербургские мифы. // Сборник статей к 70-летию профессора Ю.М.Лотмана. Тарту, 1992. С. 452-486.
Шумов К.Э. Эротические студенческие граффити: на материалах студенческих аудиторий Пермского университета. // Секс и эротика в русской традиционной культуре. Топорков А.Л. (сост.). М.: Ладомир, 1996.
Щепанская Т.Б. Женщина, группа, символ. // Этнические стереотипы мужского и женского поведения. СПб., 1991.

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru