Сочинения этого автора не выходили отдельной книгой уже очень давно, да и в сборники его стихи редко включались, хотя в начале прошлого века издавали Хвостова весьма охотно. Правда, тиражи скупал сам граф и по дороге в имение раздаривал свои книги станционным смотрителям. При этом имя его известно всякому, кто читал хотя бы Пушкина, то есть всякому, умеющему читать по-русски. Хвостова ругали почти все писатели на протяжении долгой его литературной жизни. Пушкин ругал его более, чем кого-либо другого, - особенно зло и остроумно, пожалуй, в стихотворении "Ты и я", обращенном к Александру Первому:

Афедрон ты жирный свой
Подтираешь коленкором;
Я же грешную дыру
Не балую детской модой
И Хвостова жесткой одой,
Хоть и морщуся, да тру.

Вообще, не ругал графа только ленивый. Уже при жизни сочинитель стал своего рода литературной антилегендой. Начинающие поэты учились по его творениям, как не надо писать. Этот мифологический герой, в котором, правда, немало и от подлинного Хвостова, счастливо дожил до наших дней, тем более что возможности читать его практически не было и в оценке творчества многострадального графа приходилось доверять классикам.

Что можно, делаю, а естьли не умею,
От сердца чистого без желчи сам жалею (с. 36).

Эти слова Хвостова довольно точно характеризуют его отношение к собственному творчеству. Он добродушно подтрунивал над своими сочинениями и пристрастием к писательству, а к критике коллег относился скорее благожелательно.

Язык не виноват, коль нет в творце ума… (с. 24)

Так говорил граф, хотя неизвестно, понимал ли он, что относится это в первую очередь к нему самому. Впрочем, в творце ум был. Хвостов сделал неплохую карьеру, дружил с Суворовым. Их, пожалуй, роднит своеобразное юродство, показная глуповатость. В случае Суворова за ней скрывался гений полководца, а вот что скрывалось за ней в случае Хвостова, сказать труднее. Может быть, и ничего, то есть глуповатость эта была не показной, а "внутренне присущей"? Не знаю...

М. Амелин, составитель, автор остроумной вступительной статьи и комментариев, видимо, тайным своим намерением имеет оправдать стихотворца. И стихи, и оценки современников подобраны очень тенденциозно. В сборник не включена ни одна из печально известных "Притч", принесших Хвостову его незавидную славу. Впрочем, и через вошедшие в сборник тексты продираешься, как сквозь заросли колючего кустарника. Немалый труд - понять, что, собственно, хотел сказать автор.

Творцу искусному не может быть препоны;
Гласит он языку, как Царь, свои законы (с. 26).

Мысли такого рода, высказываемые графом, в сочетании с его невообразимой грамматикой и страстью к цитированию, а также и трогательное его внимание к канонам классицизма создают определенный соблазн причислить Хвостова к глашатаям нового направления в искусстве, заявить, что граф обогнал свое время лет этак на сто пятьдесят. Но как быть при этом с вопиющим убожеством большинства его текстов, с его тягой давать литераторам советы вроде следующего: "Надобно употреблять прилагательные очень осторожно; иначе они будут смешны" (с. 82)? Снова не знаю...

Книга вышла в серии "Библиотека графомана", и, возможно, граф и есть первый на Руси графоман. Эта мысль приходила в голову современникам, но они называли его метроманом, так как слова "графоман" тогда в русском языке не было. Существует желание связать появление термина с титулом самого сочинителя.

Люблю писать стихи и отдавать в печать! -

Все просто, складно, ясно;
Но только не прекрасно?.. (с. 70)

На самом деле не всегда складно, а уж о простоте и речи нет. Но это "реплика в сторону". Цитата вырвана из контекста, и может сложиться впечатление, что Хвостов сокрушается по поводу собственной литературной неудачливости. Нет, он лукаво намекает, что как раз таки прекрасно, только, чтобы оценить эту красоту, нужен подлинный ценитель. Не исключено, он и прав. Я же склоняюсь к точке зрения Пушкина.

Но как бы мы ни относились к талантам графа Дмитрия Ивановича Хвостова, книга все равно заслуживает внимания. Во-первых, потому, что граф, как я уже говорил, является мифом русской литературы. Во-вторых, возможность составить собственное мнение о том, что знаешь из вторых рук, всегда приятна. Ну и в-третьих... вдруг он все-таки не такой уж плохой поэт?

Граф Дмитрий Иванович Хвостов Гравюра Б. Смита с рисунка О. Кипренского (1812)

Особое внимание хочется обратить на портрет Хвостова работы Кипренского. По-моему, что-то здесь есть общее с известным портретом Козьмы Пруткова, что-то роднит этих персонажей. Сочетание в лице ума и тупости, или, быть может, ощущение, что тот и другой - ненастоящие? Опять не знаю.

Иван Давыдов

Книга на вчера: