Вот моя деревня, вот мой дом родной..." - не каждый рискнет повторить эти строки, прожив пару месяцев в российской глубинке. Мало кто по-настоящему чужд городской действительности: романтика деревенских пасторалей, лишенная (надолго ли?) возможности пользования компьютерными сетями и покрытая паутиной незабываемых сельских хайвеев, не удовлетворяет современных демиургов-индустриализаторов. Городские мотивы звучат на волнах нашей памяти, успешно заглушая все остальные. В 1913-м Владимир Маяковский писал:
Адище города окна разбили
на крохотные, сосущие светами адки.
Рыжие дьяволы, вздымались автомобили,
над самым ухом взрывая гудки.
К этому времени в Европе - да и в России - уже были открыты блеск и нищета урбанизма. Досконально изучив возведенные "проклятыми поэтами" инфраструктуры, поклонники огня, воды и медных труб ищут утраченное время, спускаясь в подземные люки и лабиринты метрополитена. Городской under ground полностью заменил народные гуляния в общественных парках. Современные Готэмы выращивают в своих недрах крокодилов-убийц и черепашек-ниндзя, нуждаясь в Бэтмене или Супербое больше, чем в тюбиках с краской.
У каждого свой город. Для кого-то это скопление дымящихся труб, кто-то считает центром земли арбатские переулки. Но едва ли в России найдется город, заслуживший столько противоречивых титулов, сколько Петербург. Так в 1900-х годах в художественных кругах северной столицы возникло выражение "Петербург Добужинского".
Мстислав Валерианович Добужинский вошел в объединение "Мир искусства" не сразу. Возможно, он так до конца и не прочувствовал, насколько его художественное видение отлично от представлений других "мирискусников". Как отметил Г. И. Чугунов, составитель сборника воспоминаний о художнике, "логические умозаключения Добужинского оказывались слабее его творческого, изобразительного импульса и, как правило, подавлялись им". Изображая город, будь то Петербург, Вильнюс или Лондон, Добужинский стремился не просто "уловить внутреннюю основу того или иного объекта" (А. С. Шендеров), но и обнаружить саму идею города, создать свое, универсальное городское пространство. Возможно, именно тонкое чувство пространства позволило художнику реализовать себя в качестве создателя театральных декораций, которые были высоко оценены его современниками, как театральными режиссерами, так и зрителями. "Только теперь, в первый раз, я увидел его картины "Город будущего", страшные, подобные видениям Апокалипсиса, - писал М. А. Чехов. - Что сделал М. В. Добужинский с пространством в этих картинах? Это не наше пространство, не то, что мы видим вокруг. Оно больше, но не реально, в нем легенда, пророчество, сказка".
Перед составителем сборника стояла непростая задача: отечественная мемуаристика обошла М. В. Добужинского своим вниманием. Материалом для книги послужили дневниковые записи, косвенные упоминания о Мстиславе Валериановиче в воспоминаниях его современников и ряд текстов, написанных по просьбе составителя уже после смерти художника. В своем стремлении наиболее полно раскрыть личность Добужинского или, возможно, даже попытаться создать портрет эпохи составитель подчас добивается противоположного эффекта. Воспоминания, написанные "по случаю", отличаются трогательным однообразием. Причиной этому отчасти небольшой объем: ну что можно вместить в полторы-две страницы. Конечно, составителю надо отдать должное: собрать такие свидетельства через столько лет, да еще и у людей, разбросанных по всему миру, - задача не из легких. Однако изобилие упоминаний о необыкновенной интеллигентности, "породистости" Добужинского и даже о его высоком росте раздражает - а потому без особой надобности читать книгу вечер напролет не рекомендуется. Тем не менее нельзя не отметить воспоминания В. А. Милашевского и Н. Н. Евреинова, интересные не только своей информативностью, но и манерой изложения.
Несколько курьезно выглядят воспоминания А. П. Остроумовой-Лебедевой, занимающие полстраницы авторского текста и столько же - дневниковой записи, в которой дотошный составитель обнаружил ряд фактических ошибок. Не менее примечательны и заметки К. С. Станиславского: упомянув о своей работе с Добужинским и попытке привить ему собственное видение, режиссер подробно объясняет, в чем оно заключается...
Большинство свидетельств посвящено работе Добужинского в театре, принципам создания театрального костюма, педагогической деятельности художника. Не обходится и без привычных рассказов об атмосфере, окружавшей Мстислава Валерьяновича, о его семье, всевозможных смешных (и не очень) случаях. Книга воспоминаний о Добужинском состоит из трех частей, выстроенных хронологически и посвященных работе художника в Петербурге, Литве, Европе и Америке. В особый раздел выделены воспоминания сына Добужинского - а также речи, произнесенные на вечерах памяти.
Отдельное внимание хотелось бы обратить на комментарии составителя, занимающие значительную (и, пожалуй, наиболее интересную) часть книги. Они занимают чуть меньше половины издания и иногда по объему больше авторского текста. Материал, используемый для опровержения или иллюстрации высказываний авторов воспоминаний, мог бы составить предмет отдельной монографии.
В целом следует отметить общую концептуальность издания - что можно считать безусловной заслугой составителя. Все - от выбора воспоминаний до иллюстраций и виньеток - выдержано в едином стиле. Трудно судить, насколько близок к действительности образ художника, намеренно или случайно созданный составителем. Нерешенные вопросы можно переадресовать самому Добужинскому: недавно, бродя по Русскому музею, я обнаружила целых две его картины...
Наталия Хлюстова
Полный список книжных обзоров
Книга на вчера
