Мария Арбатова. Симона де Бовуар. Второй пол. Т. 1 и 2.


				29.05.1998

Симона де Бовуар
Второй пол. Т. 1 и 2

Пер. с фр. А. Сабашниковой (т. 1), И. Малаховой, Е. Орловой (т. 2) / Общ. ред. и вступ. статья С. Айвазовой, коммент. М. Аристовой. - М.: Прогресс; СПб.: Алетейя, 1997. - 832 с.

Свершилось. Книга, которой столько же лет, сколько среднеарифметическому читателю журнала "Пушкин", материализована на русском языке. На процесс издания ушло около пяти лет, и пятитысячный тираж, логичный для экзотики в 1992-м, выглядит нынче насмешкой над Отечеством, по которому феминизм побежал пожаром.

"Электоратом" Симоны де Бовуар за эти годы стали не только представительницы неправительственных женских объединений (пятьсот таких организаций зарегистрированы официально, и примерно столько же ощущает себя светским андеграундом). Не только российская художественная интеллигенция, из всех слоев общества наименее восприимчивая к феминистской части демократических идей в силу спеси, комплексов и донашиваемого миссионерства. Им стал огромный читающий контингент, уяснивший за последние годы с помощью СМИ, что женское движение ориентируется не на пропаганду лесбийских радостей и отстрел мужского народонаселения, а всего лишь на Декларацию прав человека.

Восьмисотстраничная книга французской писательницы - безусловное дитя своего времени. Она - букварь и энциклопедия, созданная с изнурительной подробностью первопроходца, боящегося чего-то недосказать из чувства ответственности, которое понимается как недоверие к преемникам. Она полна идеализации социализма и приблизительностей естественнонаучного анализа. Но не прочитать ее нельзя. Анекдот о том, насколько российская компьютеризация отстала от американской, кончается брутальным ответом: "Навсегда!" Сравнивая отсталость наших либеральных процессов от западных, мы получим такой же ответ. Так что доставайте "Второй пол" и, как говорил Матисс: "Не бойтесь банального".

Первый том книги, "Факты и мифы", посвящен, что называется, "адресам и явкам". К идее равенства полов автор идет через вульгарно-забавные данные биологии, истории и мифологии, нудно и трепетно доказывая ее через половые расклады персонажей фауны. Однако французский современник писательницы ленив, нелюбопытен и плохо обучаем, за что получает в первой главе части "Судьба" мелкоузорную, как восточный ковер, дифференцированную по половому признаку биологическую историю человеческого тела с формулами расчета массы мозга у мужчин и женщин. Вторая и третья главы наезжают на фаллократические комплексы отцов марксизма и психоанализа - и поделом. Таким образом, половая "судьба" складывается из "трех источников и трех составных частей": биологии, точки зрения психоанализа и приговора исторического материализма.

Часть вторую зовут "История". Она клевая, ее стоит читать подробно. Конечно, это не "женская история человечества", писанная феминистками на поколение позже, но в ней есть свои забавности, перекрывающие неточности. Третья часть - "Мифы"; она не менее увлекательна, чем предшествующая, и столь же независима от строгостей научного аппарата. Мозаика фактов без ссылок превращает ее в публицистико-авантюрный роман, читаемый с удовольствием. Впрочем, листовки, даже такие длинные, не нуждаются в ссылках, поскольку функционируют в этическом пространстве, ориентированном на доверие.

Во втором томе, "Жизнь женщины", основной тезис ("женщиной не рождаются, ею становятся") доказывается на протяжении тринадцати глав. Бесспорные и безрадостные подробности социокультурной дискриминации женщин приведены в стилистике любовного романа-размышления и дополнены женскими исповедями домашней сборки с глубоким антифрейдовским пафосом. Аргументами осуждения отца психоанализа призваны быть его же инструменты и методики, но недоброкачественного пользования. Отрицая дискриминационный угол зрения психоанализа, Симона де Бовуар не дает себе труда ознакомиться с психоанализом настолько, чтобы дискутировать в рамках посвященности в предмет. Короче, "Что он Гекубе? Что ему Гекуба?" Впрочем, как беллетристика эта часть особенно мила.

Последняя глава - "Независимая женщина" - целиком, вплоть до лексических оборотов, написана Александрой Коллонтай. Наша соотечественница была, конечно, менее одарена литературно, но с точки зрения пафоса и времени исследования дискриминационных процессов даст сто очков французской коллеге, несмотря на то что всю жизнь была замужем за мужчинами попроще.

Одолев кирпич "Второго пола" до конца, я испытала чувство, сходное испытанному в финале дочитывания Ветхого Завета. В молодости из текстов Битова я извлекла фразу о том, что человек, не прочитавший по-честному целую Библию, не может считать себя интеллигентным. Как все читающие девушки своего поколения, я была заочно влюблена в Битова (в те годы это называлось "битница") и решила заочно же сдать Андрею Георгиевичу тест на интеллигентность. По доедании первой части Священного Писания я обнаружила в себе нездоровую ненависть как к православной церкви, к которой и до этого не принадлежала, так и к еврейскому народу, к которому до сих пор принадлежу половиной своей крови. И если с антисемитизмом в себе мне удалось справиться, то христианство, отталкивающееся от кровожадных опытов древних евреев, мне до сих пор не дается.

Проводя параллель с проникновением в текст Симоны де Бовуар, я, яростная феминистка, также готова процитировать строки поэта Винокурова: "Скитаюсь и иллюзии теряю. И вот еще потеряна одна!"

Мои претензии к Симоне де Бовуар состоят в том, что она не Бетти Фридан и не Эрика Джонг; в том, что она пишет кудрявыми периодами, из-под которых кокетливо выглядывает мысль, как ножка из-под длинной юбки. В том, что мне не дали возможности прочитать ее вовремя. Хотя бы в одно время с ее муженьком. В том, что мне сегодня нечему у нее научиться. В том, что это типичное "women study", которое и как бы наука, и как бы философия, и как бы литература, а на самом деле - общественное движение. А я очень не люблю припусков на швы.

Умный читатель уже понял, что интонация стеба относится не к великой Симоне, а к ироническому пространству между ее фундаментальной работой и психофизикой ее нынешнего восприятия. Что стеб этот ориентирован не на умаление заслуг рефлексирующей феминистки, а на шефскую работу по отношению к нему, читателю, который так увяз в самом себе, так упростил себя, и без того простого, что без стеба в его постмодернистско-посттоталитарном сознании не усваивается даже номер собственной квартиры. А что до серьеза, то его достаточно в замечательном предисловии известной российской феминистки, доктора политологических наук Светланы Айвазовой.

"Второй пол" - это роман, в котором героиня на протяжении восьми сотен страниц говорит любимому "Нет!" и всякий раз возвращается. Это священная борьба невежества с несправедливостью, в которой акт борьбы заменяет акт любви. Внутренне артикулируя дискуссию с поверхностной - по сравнению с манерой изложения нашего времени - Симоной, вы будете вязнуть, вязнуть и увязнете в шоколадном сиропе феминистских баек, еще не научившихся шутить над самими собой, и весело расставаться со своим прошлым.

Что до языка "Второго пола", то весь он, как в "Горе от ума", вошел в пословицы и поговорки. Создал новые этико-лексические конструкции, которыми разговаривает современный феминизм, получив в свое время возможность встать на плечи таких гигантш, как Симона де Бовуар. Увы, российскому, отлученному от мирового культурного времени читателю придется догонять, придется заштриховывать белые пятна - придираясь, посмеиваясь над примитивом давности, который еще не дорос до умалчивания, обозначающего приобщенность.

Знаю: профессиональные феминистки, ожидающие рекламного ролика книге, на меня обидятся. Еще больше вознегодуют антифеминисты, подозревая меня в мошенническом нагнетании атмосферы повальной феминизации страны. И те и другие будут правы в рамках обслуживаемых ими субкультур. Феминизм в России сегодня в таком же напряженном поиске жанра, в каком Симона де Бовуар писала многословные эссе о "втором поле". У него солидные перспективы в следующем поколении и полная несовместимость тканей с предыдущим. Больше всего он похож на слона, которого, ощупывая с разных сторон, описывают несколько слепых. И пусть ощупывают - лишь бы никуда не вели, лишь бы дали подрасти зрячим, лишь бы не путали "служение с дежурством". Лишь бы переводились и печатались книги, подобные этой, поскольку, как говорил Лотман, "национальная культура рождается, глядя на себя в зеркало другой культуры".

Мария Арбатова