Леонид Виноградов
Чистые стихи
М.: Фирма "Граффити", 1999. - 32 с.; тираж 200 экз.; ISBN 5-88726-003-3.
В лице питерского поэта Леонида Виноградова, хоть он уже давно и живет в Москве, мы можем наблюдать удивительное совпадение судьбы автора и сущности его поэзии. Виноградов - ярко выраженный минималист как с точки зрения формы стиха, так и по отношению к аудитории. Он не стремится докричаться до задних рядов, а непосредственно обращается к тем, кто находится на расстоянии невооруженного усилительной аппаратурой слуха, способного уловить игру нюансов в немногих простых словах, составляющих каждый стих.
Неудивительно, что, относясь к своим поэтическим занятиям предельно серьезно, он "добился" того, что его первая книжка вышла лишь к шестидесяти трем годам. И это вопреки тому, что Виноградов с давних пор входил, так сказать, в элиту андеграунда. Негромкий голос, невидимая внешнему миру литературная судьба:
Ночник освещает дневник -
где вник, а где и не вник.
Или:
Я думу, думу думаю
угрюмую, угрюмую,
угрюмую, угрюмую
я думу, думу думаю.
К утру мою угрюмую
я думу передумаю, -
пишет поэт, насыщая стихотворение угрюмо монотонными, завораживающими повторами, которые прекрасно воспроизводят геометрию траектории бесконечного движения по замкнутому кругу.
Однако вначале была яркая, подчас со святыми юношескими безумствами, пора питерского бытования в кругу друзей-единомышленников из ЛГУ: Владимир Уфлянд, Михаил Еремин, Лев Лосев, Сергей Кулле. Этот круг был не замкнутым, а соприкасался со всем ленинградским поэтическим андеграундом. Был несмотря на мизерную возрастную разницу и в какой-то мере учитель - Михаил Красильников, который имел безоговорочный авторитет по поэтической части. Он пристрастил друзей к перформансам. Самый громкий перформанс Красильникова имел для автора очень печальные последствия. В 56-м году во время обычной "общенародной" демонстрации он крикнул: "Да здравствует позорная клика Имре Надя!" Бездумный народ, будучи выстроенным в колонны под мухой, дружно закричал: "Ура!". За этот абсурдистский текст автору "прописали" несколько лет мордовских лагерей.
После чего инициатором перформансов, жанра в ту пору нового, стал Виноградов. Демонстрируя (конечно же, только себе и последующей истории) тягу к свободе, поэты приходили на Невский и проделывали что-нибудь чудовищное по меркам тех лет. Например, лежали на тротуаре. А в 58-м ночью Виноградов, Еремин и музыкант Юрий Цветков написали масляной краской на вечном граните Невской набережной: "Да здравствует Пастернак!" Охранка долго искала диверсантов, но так никого и не нашла.
Однако по части стиха Леонид Виноградов всегда был скуп. И в Питере, и в Москве, куда он перебрался в конце 60-х и где он прекратил участие в литературной жизни. Хоть и с многими москвичами был в прекрасных отношениях. Например, с Генрихом Сапгиром. Эта скупость, а точнее - аскетичность, выражается не только в краткописании, но и в долгодумании. По некоторым свидетельствам, у Виноградова всего написано примерно на три такие книжечки как тридцатидвухстраничные Чистые стихи.
Однако этот "технологический" аскетизм не распространяется на эмоциональность виноградовского стиха. Своих чувств он не прячет:
Самое святое -
своему сынишке,
у горшочка стоя,
застегнуть штанишки.
И дарить игрушку,
змея вместе ладить.
Милую макушку
мимоходом гладить.
Виноградов, будучи минималистом, предельно пристален к окружающей действительности с тем, чтобы вставить в стих что-то такое, мимо чего ходят, не замечая, многочисленные толпы. Чтобы вставить, достигая эффекта взорвавшегося парадокса:
Знает город, знает весь -
Пушкин умер, но не весь.
Но не знаем и поднесь,
сколько там, а сколько здесь.
Порой может залепить и что-нибудь очень энергичное:
Что там за атмосферою?
Сиянье Люциферово.
А выше что? А хер его.
Стихи Леонида Виноградова, действительно, очень соответствуют названию книги. Они очень чистые, лишенные какой бы то ни было честолюбивой корысти, натужности, социальности, стремления понравиться "и тем, и этим". Чистая поэзия, чистый эстетизм, который поэт вырабатывает, словно муравей муравьиную кислоту, которая в мизерных количествах вызывает радость изумления:
Тропинкаприлиплакботинку...
Библиография Виноградова умещается в четырех строчках. По паре его стихов было опубликовано в антологии У Голубой Лагуны Кузминского, в Строфах века и в журнале Новое литературное обозрение. И лишь в антологии Самиздат века ему посвящен целый разворот. Что же касается книги, то большинство вошедших в нее стихов прежде не публиковалось. Выход этой книги в свет - заслуга Ивана Ахметьева, который долгие годы подвижнически извлекает из советского забвенья прекрасные стихи андеграундных авторов. Вот и Чистые стихи он и выпросил у автора, и собрал под одной обложкой, и теперь всячески их пропагандирует знакомым и незнакомым.
Ну а по поводу мизерного тиража (200 экз.) следует оптимистично заявить: вскоре все тот же Иван Ахметьев надеется создать веб-сайт, на котором будет размещена вся поэтическая часть Самиздата века. А в дальнейшем, он будет разрастаться за счет включения новых текстов и новых авторов. Так что когда-нибудь мы сможем прочесть всего Виноградова. И не только его.
Хотя, по мнению Виноградова, поэзия кристаллизуется и осаждается в иных сферах:
На небесной книжной полке,
в недоступной вышине
гениальные обмолвки
попадаются одне.
Поиск книги в магазине "о3он":
