К истории русской литературы последних десятилетий
Всеволод Некрасов
По этикету мне, как похваленному автору, очевидно, полагалось бы выразить признательность А.Левкину за одобрительный отзыв в Интернете на мою книжку "Дойче Бух" - но я этого не могу. Никак. Могу выразить только недоумение.
Понятней было бы, отметь меня Левкин как маститый автор неопытного, убогого, но вот, домучившегося-таки, наконец, и до каких-то своих тоже удач... Но так Левкин не делает, и правильно не делает - учитывая стаж и возраст мой и Левкина. Но тут-то и сидит непонятное. Общее одобрение означает что - что ему - одобрению А.Левкина - А.Левкин подвергает также и мои стихи из раздела ctapoe в "Дойче Бухе" - и, по-моему, тоже старые не хуже. А А.Левкин - лицо достаточно известное: А.Левкин - из пионеров Новой Русской Литературы горбачевской эпохи, глава рижского журнала "Родник", с первого номера и заявивший решительно о намерении печатать ненапечатанное, подпольное, неизданное, авангардное, сам- и тамиздатское и тому подобное.
"Родник" - с 1986, если не ошибаюсь. Мое ctapoe и тогда уже было не новое: в 1978-79 годах почти все это старое из "Дойче Буха", который сейчас похвалил Левкин, напечатано было в питерском самиздатском "37" - и частью затем перепечатано в нескольких номерах парижского "Ковчега" и Литературном выпуске "А - Я" (79 - 85 гг). Были и другие публикации стихов и в сам- и в тамиздате - до 86 года. Они теперь собраны в книжках "Стихи из журнала" (91 г.), "Справка"(92), "Пакет" (96), хоть и не все. Но и так листов 12-15. "Родник" 86-92 гг., однако, это все так и не заинтересовало. Не убедило как-то.
Начинался "Родник", помнится, Парщиковым, Кедровым, Рейном, Аннинским, Эпштейном, - т.е. союзписательской-литинститутской компанией, плюс деятельно к этой компании тогда примыкавшей Т.Щербиной - опять-таки, насколько сейчас помню - не Щербину, т.е., насколько помню, а "Родник". Тогдашнее впечатление от родниковой его свежести. Специфичной, уже тогда очень узнаваемой. Да М.Кантор, да "Красный квадрат" О.Свибловой - команда горкома и младоМОСХа. Источал себя "Родник" Левкина лет 5, и продолжаться ему случалось по-разному, но изначальное из-под-начальное направление струи знать себя так или иначе давало - уж во всяком случае, в отношении Вс.Некрасова как автора. К этому автору в свое время - в свою бытность редактором-издателем "Родника" - А.Левкин не обращался. Ни буковкой.
И вдруг А.Левкин вздумал оскоромиться тем же автором в нынешнее, уже в это время, одобрить его публично в бытность свою частнопрактикующим литератором - с чего бы это?.. Никак не могу думать, чтоб обращаться к А.Левкину - оператору "Родника" - с прошением приоткрыть задвижку удобно было бы мне. И запах этой, скажем так, свежести чересчур был знакомый: к Эпштейну-Рейну-Кедрову-Аннинскому итд обращаться мне странно было бы и без посредства Левкина, и кое-какой был уже опыт: аналогичный случай с подобным же прибалтийским органом. С эстонской "Радугой", соседним окошечком в Европу - и лицом, поставленным и понимавшим себя стражем при окошечке - кому захочет, может, откроет; а захочет - прикроет. И что-нибудь скажет.
Кайар Пруул из этой "Радуги" - "Виккеркаар" по-эстонски, - через Сухотина пригласив меня дать в журнал статью о концептуализме и статью получив, позвонил затем в полной растерянности: "Писатель Михаил Веллер, редактор русской части журнала, говорит, что концептуализм вообще чужд русской литературе и поэзии..."
Вот так вот. Статья-то была больше о живописи. Русской, не русской...
Между прочим, статья опубликована. Первый раз - в ЛГ 90.
Должен признаться: как автор, не чувствую я себя готовым к тому, чтоб меня с моим "Дойче Бухом" или с чем бы то ни было теперь надумал бы поприветствовать-поздравить-попризнавать и писатель Михаил Веллер.
Хотя бы писатель Михаил Веллер при этом и поделился мыслями писателя Михаила Веллера о русской литературе и концептуализме - т.е. о том, что под этим понимает писатель Михаил Веллер. И разницы между писателями М.Веллером и А.Левкиным тут я, хоть убейте, не вижу.
И сразу хочу кое-что добавить для тех, кто скажет: мелочь, счеты, как скучно, и как противно, и как не стыдно и так далее. Разруха в головах и есть самая-самая немелочь. Противно-скучно - ну а что делать? Того гляди, опять станет еще скучней и противней. Советский режим - разруха в головах в форме максимальной заорганизованности. И видели мы, как мелькать могут, оказывается, режимы-формы, удерживая само свое существо - разрухины блатные мозги. Наверняка не я один не припомню более отчаянной карусели, чем в "перестройку"; момент, когда генсек торжественно благодарит всемирно известного диссидента-физика, и берутся все меры, только бы продолжать держать в безвестности то искусство, которое диссидентом было лет за 15 до смелого и достойного физика, за 20 и больше до совписовского "Метрополя" - не могло не быть: оно не молодец-одиночка; искусство или природа со своей логикой и законами, или советское искусство.
Кто меры берет? Спросите Веллера, Левкина. Легион. Персонально, может, и никто. Когда как. Берет та самая система организованной разрухи, та самая диктатура блата. Совсознание - коллективное ли, индивидуальное. Но меры явственные до наглости.
Во всяком случае, когда разом, как по команде, выскакивают те самые кадры молодой смены, которые вдруг почему-то начинают решать все по щучьему велению - по сталинскому учению - тут призадумаешься. Да еще если это все решается так единообразно. Так, так держать этих, этого! Как же, как же: есть так держать. Так же, как и держали.
И А.Левкин - как раз из того самого ряда фигур, кадров сравнительно юных пионеров, враз неведомо тогда откуда и как возникших распорядиться литературой-искусством - причем от имени как бы - что характерно - именно неофициального искусства. Для того тогда и потребовались: спешно подкрепить прежних, подзасвеченных уже советско-либеральных служивых вроде Сарнова-Рассадина или того же Аннинского. Кто мы были для публики? Известно кто: неизвестно кто. А вот Сарнов, скажем, известно кто - Сарнов. Для того и известно, кто Б.Сарнов, чтоб неизвестно было, кто Вс.Некрасов. Потому так убедителен и считался столько лет, и потому же совершенно вдруг перестал казаться убедителен порядок, когда известные доверенные лица удерживают неизвестных непроверенных в ихней неизвестности сколько требуется.
Иное дело - А.Левкин. Лицо, тогда советскому читателю так же, в общем, неизвестное, как и Вс.Некрасов, и в перестроечном гвалте читатель вполне может счесть, что Некрасов с Левкиным - из одной какой-то неизвестности, общей им обоим. И что внутри этой ихней там неизвестности и правда все уже на самом деле известно - кому выходить к публике - вот, Т.Щербине; а кому и погодить годочков еще десяточка три. Все нормально, решено и подписано...
Иначе говоря, кадры были мобилизованы и призваны как бы от нашего же имени нашего брата и придержать. Профильтровать, рассортировать, отобрать. И от-сечь. Заблокировать. Минкин, Левкин, Кедров, Свиблова, Эпштейн, Г.Дашевский, вот, пожалуйста - Веллер. Чуть поздней Зорин, Немзер. Архангельский итп. Академия - как их там: Академия Российской Советскости...
Надо же понять, сколько советского было на самом деле в "Метрополе" или "Континенте" - самое существо этого кроме только этого слова. Сознание-подсознание здешней выделки в котором уже писательском поколении, образ литературы как Союза Советских Писателей. Несоветских антисоветских нужное подчеркнуть. И понятие о себе любимом как Председателе-Секретаре Правления, который в этот-эту союз-литературу принимает-нет. И только так.
Такое только устройство головы и могло позволить писателю, отбыв на Континент после двух лет на Архипелаге, так вот топнуть ножкой на всех нас тут: "Отныне тот и только тот, кого напечатает "Континент", считаться будет существующим в русской литературе!.." Год, так, 80-й... Что у Максимова на уме, у Марамзина на языке... Что на уме у Максимова, на уме у Лакшина, у Виноградова, Чухонцева, Рейна, Лиснянской, Ахмадулиной и т.д. в мечтах.
Что в литературу, в поэзию отныне и будет набирать Ахмадулина, Аннинский, Лиснянская и Роднянская, Чухонцев, Рейн и Эпштейн, Кедров, Новый Мир, Континент, Метрополь и т.п. И журнал "Родник"... В Настоящую Литературу-Поэзию. Большую-пребольшую. Кого им вздумается, кого возмечтается. Пригова, например. Виктора Ерофеева. Парщикова. Татьяну Щербину.
Кому арбуз, кому попадья; кому поп - кому свиной хрящик. Допустим, так; но, во-первых, поп - так он что в 86-м поп, что в 99-м. Как и хрящик. А главное, когда с первого номера 86 г. несется вопль "Наконец-то!.. Печатаем, кого столько лет не печатали!.." - вслед за чем не печатали кого, тех и продолжают спокойно не печатать и со всем ихним стажем, а печатать начинают тех же, что и везде - со стажем совсем свеженьким - это тот самый случай. Случай, когда громче всех кричит - кто там громче-то всех кричит "держи вора"?..
"До революции он был генеральской задницей. Революция его раскрепостила, и он начал самостоятельное существование" (Ильф). Блат, антипрофессиональная солидарность были и до революции, но революция раскрепостила блатного автора, дала ему отвагу, самосознание и организационные формы существования: самостоятельного, хотя и в коллективе союза советских писателей... И сматывавшиеся из этого союза и другого Союза, побольше, на Запад уже, хочешь - не хочешь, тащили в головах туда и этот союз, вколоченный в них за 30 лет, за 50 лет. Его нравы и навыки.
И часто встречали там понимание и родственные традиции - разруху в головах не организованную, а натуральную - от ветхости, от затхлости. Так или иначе, а антипрофессиональная солидарность клеит-вяжет так, что не будь у Набокова выходов в англоязычие, пожалуй, его бы мы сейчас открывали...
Ему, похоже, вообще везло - ведь протяни он еще, и - либо, хошь - не хошь, в "Континент", либо - вон из русской литературы, контролируемой Марамзиным и Максимовым... Этот строгий режимчик на свободе так разгулялся, что не шутя взялся ставить - не ставить клейма своей монополии-метрополии на все печатное: мало было напечататься на Западе, мало и проехаться насчет советских порядков - высунуться, подставиться тут под гебушку - это еще ничего в том же Париже не значило, не решало. А решало клеймо, марочка, сертификат большой-большой настоящей литературы - получишь ты его или нет от московского/парижского отделения союза писателей. Нужное подчеркнуть. Могучего-липучего союза приятелей поневоле. Советских или несоветских - уже было дело третье, как убедительно показывала практика.
А вопрос - из своих или не из своих. "Ковчег" Н.Бокова мог сколько угодно печатать Сатуновского, Соковнина, Айги - за настоящую литературу "Ковчег" держать не желали - со всеми, понятно, вытекавшими отсюда последствиями.1
Тенденции метрополии бушевали вовсю - правда, советские навыки вообще не различать тенденции и реальность могли подвести. Расчет был еще, что отсюда, из-под ГБ, кто же станет связываться, права качать - и г-н Эткинд, спокойно выкинувший мои стихи об убитом Богатыреве из сборника памяти Богатырева - выкинувший с величественной миной "Это несерьезно" - думаю, имел случай посожалеть о своей резвости - она меня тогда таки достала: я пустился во все тяжкие, и стихи пришлось вернуть на место.
Посожалеть и другим не посоветовать. Что, собственно, и требовалось доказать.
Другое дело, что подобное поведение не может, видимо, не затруднять мне доступ в настоящую-большую-серьезную поэзию-литературу - "Новый мир" Чухонцева, "Родник" Левкина итп... Не задержать лет, так, на 10; больше...
Советская литература - случай системной, организуемой, устраиваемой литературы. Блатной. Литература не устраивается, а создается. Насчет нее не договариваются, ее пишут. Советский случай - классический, возможно, главный, но не единственно возможный. Идеолозунги - да еще потертые - сверху, под ними - соввоспитание = та самая разруха. И тогда декларация о смене лозунга существа дела может и не касаться. Как сплошь-рядом с тем же "Метрополем".
И именно потому, что был я на очереди из первых (с 58 г.), к моменту, когда отверзлись родники перестройки, у меня уже накопилась куча счетов со всей системой организуемой и организованной, блатной литературы - достаточно однотипно действовавшей хоть под советским, хоть под несоветским видом. Кому интересно - об этом много написано в толстой книжке "Пакет" (Москва, 96).
Потому-то таким, как я, и старались не давать ходу - с помощью хоть Левкина.
Понятно, разруху в головах не большевики изобрели - там и до них чего только не было. Но они сумели ее усилить, укрепить, организовать, оснастить, усовершенствовать и довести до невиданных размеров и масштабов. И использовать. "Искусство вещь спорная, условная и жестокая", - говорил Бурлюк. Но все-таки не наглая и подлая. Не блатная. Не всегда была такой. Расправа над искусством, извращение искусства - еще не из самых жутких дел Партии, но из самых памятных, ярких и знаменитых. Знаковых. Анекдотических.
С другой же стороны - и самых успешных и долгоиграющих. Ну думал кто, скрипя зубами тут десятками лет на "искусство" с ампутированными Шагалом, Кандинским, Мандельштамом, Булгаковым, что приведется дожить до "реабилитированного", "другого", "современного" и т.п. искусства, практически с удаленными бесшумно Булатовым, Олегом Васильевым? Рабиным?..
И если холуи Партии проворачивали операции и надували щеки на самом деле за страх, из-под палки, то эта формация тужится сама, по сути, брать если не на испуг, то на горло, на авторитет, массой-плотностью. И выражением лиц большой-большой настоящей и т.п. литературы-искусства. И выпихивает кого ей не надо вполне уже по собственному желанию, из своих интересов. Тут уже не Ленин и Сталин отвечает, а Минкин и Левкин. Кедров, Свиблова, Рейн, Эпштейн, Бакштейн, Бажанов, Ценципер, Дашевский, Архангельский, Зорин, Немзер и т.п. академия. Т.е. в искусстве - то же наследование совструктурам и такой же криминал, что везде, а что пока без стрельбы - так ведь не те деньги...
Публике - если таковая еще где-то осталась - просто лень взять в понятие, с чем имеет она дело: опять с фальсифицированным, передернутым, подсунутым ей искусством - и фальсифицированным лише прежнего - у нее же на глазах подо все вопли о реабилитации, восстановлении справедливости и проклятия фальсификациям прежнего режима, советской системы. Та система национализировала-экспроприировала искусство, правду о нем на 3/4 века, а эта - попросту своровала, ворует в свой карман на - на сколько получится...
И блатные делишки, общий шкурный интерес не допустить в свое блатное "настоящее", "большое", "серьезное" и т.п. искусство того, кто умеет лучше тебя, в систему цементируют не хуже партийной дисциплины - но все-таки не на век без четверти. Слиплись, но уже рассыхаются. Не гулаговский цементобетон, а замазка, вроде лапши - и ее теперь они давай вешать на уши.
Лучше заранее сказать: кому не надо поздравлять автора Вс.Некрасова - так это Минкину-Левкину-Веллеру-Кедрову-Свибловой-Роднянской-Эпштейну- Рейну-Бакштейну-Бажанову-Чухонцеву-Ценциперу-Дашевскому-Аннинскому-Архангельскому-Зорину-Немзеру и т.п. академии. А то неудобно получается.
Кто как, а я в 99 году отказываюсь принимать какие-то признания от всей команды жирных журналов, "настоящей", "большой" - т.е. блатной литературы, и подавно от кого бы то ни было из перечисленных выше деятелей, которые отчетливо намеренно и уверенно держали меня как автора в нетях после советской системы больше 10 лет - да вот, похоже, не вышло. Перенадеялись-таки на свои возможности... Понятно, блатное, разворованное искусство - только часть общей картины блата и воровства. Частность, симптом.
Но искусство - это моя часть, мое дело, профессия. И тут мне повезло, наверно, как никому - я могу вот здесь, где я, оспорить безнаказанность, таки прижать этот блат, успеть припечь - и грех мне упустить такую возможность.
А потом есть же и симптоматическое лечение. Подлеченное от блата искусство страну от блата не вылечит, но самочувствие хоть в чем-то улучшить может. Можно надеяться. Создастся прецедент, авось забрезжит сознание...
"Двадцать лет назад любая изданная книга Некрасова стала бы на десятилетие культовой"... Эссе А.Левкина написано вообще таинственно, затейливо-замысловато, как сейчас носят, но эта на вид не столь мудреная фраза поистине таит загадку. Загадку природы. Нашей, тутошней, родной.
Действительно. "Культовой" - это, как можно понять, хорошо. Скорей хорошо, чем плохо. В смысле не так бы плохо бы издаться бы стихам Некрасова (Всеволода) лет бы двадцать назад - не спорю. Так, опять же, насчет стихов - они же и изданы - как раз лет 20 назад - 15 - 25 - может, больше - я писал уже - изданы в тамиздате и в самиздате. Но как бы ни было, а если не изданы стихи здесь в стране типографски 20 лет назад и если это не есть хорошо, по мнению Левкина, так чего же было их не издать хоть отчасти хоть 10 лет назад, 13 лет?
Что мешало? Или кто тогда конкретно мешал их издать редактору А.Левкину?
"На десятилетие культовые..." 1999 минус 10 будет 1989. "Родник" пел с 86.
89 отнять 86 - остается еще аж три года культовости... Плохо ли?.. Было бы?..
Вот она где, загадка. И разреши ее сейчас критик-эссеист А.Левкин, ответь он на нее попонятней - глядишь, и приоткрылась, быть может, целая бы завеса над тайнами мироздания. Этого вот, нашего. Механикой его с разными там передачами, шестеренками. Шестерками. Цепочками, полупроводниками. Кто скажет...
1 А отсюда уже много чего. Максим Соколов - автор "Известий", без всякого сомнения, интересный. Эдуард Лимонов в свое время - лет 25-30 назад - тоже поэт был заметный. Сейчас Лимонов - фашиствующий провокатор однозначный и безнадежный. И задавись завтра он своей нарукавной повязкой, думаю, зарыдают не многие. И не я - точно. Но что-то мне мешает разделить вполне презрение Соколова как добропорядочного буржуа к Лимонову как к богеме (выделены слова М.Соколова).
Думаю, это опыт: эволюцию Лимонова я видел года с 75, когда, попав с Лимоновым раза три-четыре под одну обложку, видел реакцию на изданное в обложке - точней, ощущал на себе. Реакцию добропорядочной, серьезной, большой, настоящей и т.п. литературы хоть на Лимонова, хоть и на себя как автора. Лимонов вроде не был тогда провокатором, а я провокатором вроде и никогда не был, реакция же всегда бывала одна: блатная. Сплоченно, спокойно наглая.
(Вообще добропорядочному-то ведь лучше бы звучать не от первого лица - хоть буржуа добропорядочному, хоть пролетэр, хоть экривен. Удобней, убедительней как-то. Да, если угодно, даже бы и добропорядочней. Именно что. Нет, лично у меня как читателя М.Соколов как автор вызывал кроме интереса и доверие - характерное ощущение: вот - человек знает, что пишет... Теперь оно, боюсь, пошатнется. Мир, четко делимый на добропорядочных буржуа и богему, глядится тупо редкостно - совсем непохоже на привычного М.Соколова.
Применить же такое деление к миру искусства просто не выйдет. И как ни надоел М.Соколову Э.Лимонов и какие-то явления близ художественной жизни, но со всей неколебимой солидностью обрушиваться на провокацию - без разницы, художественная она, какая - можно только не подозревая, сколько же такой художественной провокации, скажем, в "Евгении Онегине"... И будь тогда в ходу слово богема, уверен Соколов, что его не клеили бы хоть и Пушкину?
Мне тоже не нравится автор, лающий в голом виде на публику - выходит провокация топорная, настырная, противная и плоская - не художественная. Действительно, просто провокация - и все. Но я знал этого же автора не так давно и художником - и художником, что называется, вполне достойным внимания - которым, однако, солидная, добропорядочная общественность нипочем не желала его удостаивать. Провокация, как видим, оказывается спровоцированной - что, ни на сколько не снимая ответственности за чушь собачью с автора, взрослого человека, тем не менее отчасти возлагает ее и на добропорядочную общественность - так тоже бывает...
Да что там один автор-художник, если сравнительно еще молодой тогда этот же автор, помогая готовить выставку-программу на месяц в Литературном музее на Петровке "Лианозово-Москва" весной 91, имел случай изнутри в упор видеть механику дела - как профессионально добропорядочная перестроечная печать в лице десятка - по меньшей мере! - исправно являвшихся в музей своих представителей наглухо не пожелала отметить на своих страницах три экспозиции: сотни три работ трех десятков неофициальных художников - в основном лианозовцев и художников "Чистых Прудов" - и персональную выставку Оскара Рабина - первую в стране и в Москве до сих пор единственную. В сопровождении чтений-выступлений и рассказов о Лианозово-Долгопрудном и Чистых Прудах живых лианозовских поэтов Холина, Сапгира, Некрасова, да плюс Ахметьева, Левина, Рубинштейна и записей чтения не доживших Е.Л.Кропивницкого, Сатуновского и Соковнина...
Все понятно с подобной добропорядочностью?)
2 Воровство чужого места есть воровство. За воровство судят, как и за вымогательство. Сговор, вымогательство в той или иной форме. Тем или иным судом. Не знаю, служил, нет в "Известиях" весной 91 Максим Соколов, но из "Известий", расположенных метров так за 500-600 от литмузея на Петровке, в музей на Лианозовские программы 91 (потом и 92), насколько знаю, так никто и не заявился. Были из АиФов, "Коммерсанта", "Независимой", "Огонька", "Московских Новостей", "Курантов", "Комсомольца", "Литературки"...
Подробней эти дела и фамилии этих прорабов перестройки - в том же "Пакете".
Да где ж гуляют восемь лет перья - хоть и М.Соколова, и В.Кичина перья, и И.Петровской, и В.Выжутовича, и Б.Бронштейна и других - роскошнейшие же перья, из-за которых мы вот, например, и держимся, выписываем "Известия" уже сколько лет - нет, ну ведь так-кой материал!.. Пища... Для журналистского расследования - так это называется? И где расследование-то - даже не сказать под носом - уже прямо внутри... Ну завелась дрянь на слизистой, в подходящих для себя, как дрянь считает, видно, условиях. Поближе к литературе-искусству. Делов-то...
Или принято считать, что журналистскому такому расследованию должна мешать журналистская этика? Профессиональная, цеховая? А ну-ка, где бы мы были, и уже сейчас, будь те же обычаи всерьез приняты и в системе других органов - не печати, а внутренних дел? Представляете? Оно, понятно, и не без того, но если и принято так делать, то хоть считать так не принято, наоборот - вон - даже есть специальные службы внутреннего надзора, контроля. А тут такая неполногласность...
В 1960 в "Известиях" - фельетон про самиздатский "Синтаксис", в нем нещадно разоблачаются среди других Холин и Сапгир - "Бездельники карабкаются на Парнас"... Меня в фельетоне не было, хотя в "Синтаксисе" я был. В 75 стихи Холина, Сапгира, мои, Лимонова, Бахчаняна и Лена издают в Швейцарии сборником "Свобода есть свобода". Лимонов уезжает на Запад и, быстренько набив и там шишек об ту самую добропорядочность, шарахается в хуебины сексучей провокации-революции - откуда потом стандартным откатом покатится по фашистской дорожке. Колбаской. С ним - все. С другими из "Свободы" по-разному. Но не так, чтобы уж очень: весной 91 в самый разгул добропорядочности те же "Известия" слегка небрежно Холина оплевывают. Я пишу в "Известия" честь по чести, жду месяц и добиваюсь ответа. Устного: в добропорядочном органе в 91 году не решили, что с моим письмом делать... Это дословно.
Уже после хотя бы этого - Эн, де, труа -
я добропорядочный
бур- жу- а! - с такой считалочкой М.Соколов не спешит ли? Вне прямой зависимости от личных качеств лично незнакомого мне М.Соколова. С буржуазностью еще - кто его знает, а вот насчет иного прочего - все ли так быстро?.. И кто же скажет, помогают ли еженедельные Т.Щербины с неизменно чудесной подписью автор - поэт, а то и так даже: автор - поэт, и жила в Париже... Ей-богу. Нет, ей-богу почему-то не прибавили, зато вот моя подружка Таня Щербина не удержалась и проскользнула-таки на полосу в каком-то из писаний Екатерины Костиковой - подружки, стало быть, своей подружки Тани Щербины. Было такое дело.
Называется подавать, как на лопате... Выражение пришло, будем думать, из кулинарии, области вкусов, о которых не спорят (якобы), но сам сюжет скорей просто об очередности блюд - и тут спорить подавно не о чем. Поскольку родниковый дебют Т.Щербины 86 был в жанре юного еще почти дарования - юного, резвого, с дивной легкостью обошедшего иных лет на 30 и более. На повороте, на коленце истории. На этапе перестройки. На лопате г-на Аннинского. Научной, но кривоватой. Совковой.
"Почем нынче фунт слоновьего мяса"... Не эту ли добропорядочность в виду имел тогда О.Э.Мандельштам - довольно известная фигура богемы?.. Да нет, не эту. Та не прошла еще нашей советской школы, не доспела до той блатной плотности, не слиплась настолько; оставалась в эстетических сферах - ну - общественных, криминальных не достигая. А это что же за слоновьи, юсовские выплясывания солидной газеты - то поэзией - и все больше неофициальной - ведает у них Кедров из офиса литинститута Союза Советских Писателей и резвится как хочет и как умеет, лишь бы криво бы, в обход кого надо - то и вовсе неведомо кто-что-откуда и с какой радости - молодой хозяин литературы А.Архангельский... Нет, конечно. Хозяин - кто-то. Может, и никто. Все равно - а это персонал, очередной плясун-сиделец такой вот, нанятый- посаженный хозяина изобразить, изображая всегда одно: безнаказанность. Без понятия, что хозяев в нашем деле нет и не бывает. Не ихнее это понятие: наше.
Все выглядит, конечно, не просто. Не просто, а очень просто по новейшей поговорке. Вчера еще новейшей. И без журналистского расследования мудрено не предположить, что как засело, завелось нечто в обстановке, атмосфере редакции со времен "Синтаксиса" и раньше, так и ведется оно. Только мимикрирует. Эта дрянь что-то знает. Знает, что перья перьями, они блистают, сверкают, а за 10 + 30 = 40 лет никто ведь не стал связываться, так и не взялся прочистить слизистую.
Ладно бы оно - конкретная особь. Две, три. Десяток. А ну как уже гнездо, среда, споры?.. Флюиды, миазмы... Ужас, ужас... А наплевать, уверяю вас. Мы ведь когда возникали, среда была буквально кругом, советская сплошная блатная, как она себя тужилась понимать, добропорядочность. Не дай Бог. А другого же ничего оставаться и не могло - по определению - за 40-то лет... И как раз прошло - вот - тоже 40... Сорок лет туда, сорок сюда... Что там нам, бездельникам, богеме... Верно?
Выражаясь, если угодно, в понятиях и терминах, близких М.Соколову, та самая богема и взялась тогда по мере сил тут наживать-копить-нарабатывать ту самую добропорядочность в искусстве - в условиях социалистического окружения...
Нет, ну все же вы поосмотрительней бы как-нибудь с нашим братом - как-никак мы все-таки писать учились не по мандату газеты-органа советов депутатов. Трудящихся, естественно. А самая ваша мера-кара - массированный ваш блатной натужный молчок - это, по нашему воспитанию - наоборот, самая начальная, мягкая, нежная, можно сказать, ступень. Не наказания, а предупреждения перед предупреждением...
И действия, как видите, не возымевшая - как и все остальное: как были мы, так и есть. И есть подозрение, что, может быть, будем. И разговоры тут запоздали. Время на них было - 10 лет, больше. Теперь давайте уж так: либо - либо. И давайте не ерзать: позвать сейчас хоть меня в такую добропорядочную, знаете, компанию куда-нибудь на ща, где Щербина - да не пойду я: с какой бы мне стати?
Изничтожая же Э.Лимонова, помнил бы добропорядочный М.Соколов, на кого-что подымает руку - родню свою же, почти что на родного племянника: это он, Эдичка, которого на добрую ("добрую" - это так говорится) долю породила непролазная континентальная и т.п. блатная добропорядочность, как две кровиночки сродни же добропорядочности известинских, как мы видели, и т.п. здешних собратьев. Что я могу свидетельствовать уже, собственно, и собственной авторской шкурой. А дальше с Эдичкой уже поехало и пошло - по шаблон-программе нормального ренегатства: не согрешишь - шиш и т.д... Я - не Эдичка; это не я - Эдичка; так вот: Эдичке - эдичкино, а добропорядочность - такая вот - добропорядочность Союза Советских Приятелей.
И что толку толковать про богему - разве что в обоснование-оправдание такой добропорядочности. А так-то ведь добропорядочность - нет, обыкновенная добропорядочность - не нуждается в этом, наоборот - еще сама служит основанием. Для нас всяческая добропорядочность исходила из точечки между карандашом и листом. Отсюда же и корень всех расхождений: тогда как для антипрофессиональной солидарности - советской ли, нет - вряд ли найдешь удобней маску, чем вид добропорядочности - буржуазной или какой...
И не надо же, говорю, ерзать - а то, чего доброго, прочтем чего-нибудь и в таком роде, что вот, пришло, дескать, время - и А.Левкин признал-таки Вс.Некрасова... И монитор лопнул... Нет-нет: ушло время, Левкин. Время так не ходит.
- Андрей Левкин. О некоторых неточностях у господина Некрасова
