Прекрасно оформленное издание включает в себя 215 писем Уайльда. 214 из них впервые публикуются на русском языке.
Любая публикация писем известного человека, разумеется, небезупречна с точки зрения этики - даже по отношению к человеку давно умершему. В полной мере это относится к изданию писем Уайльда, который на протяжении всей жизни стремился создать для современников и сохранить для потомков свой неповторимый имидж, легенду собственной жизни. Чтение писем позволяет читателю разрушить эту легенду. Поклоннику Уайльда, к подобному шагу не готовому, письма читать не стоит. Перечитайте "Дориана Грея", стихотворения в прозе и афоризмы - перед вами еще раз предстанет тонкий, умный, блестящий и ироничный Оскар Уайльд, герой времени, властитель дум, кумир Старого и Нового Света. Но тот, кто откроет "Письма", увидит человека изможденного, усталого, отвергнутого обществом и не уверенного в себе.

Едва ли не главный герой писем Уайльда - английское общество, принявшее его как очередного кумира, а затем, едва почувствовав его опасность для собственного благополучия, отвергшее, лишившее семьи, имущества, имени и, главное (как писал в отчаянии поэт), места в литературе. "Я ненавижу Англию..." - в этом восклицании слышится не национальная ирландская гордость, как думают многие, а неприятие ханжества, ограниченности, невежества, глупости, всего того, что для Уайльда было олицетворением английского великосветского общества конца XIX века. И тем не менее индивидуалисту и романтику Уайльду, столь дорожившему успехом в обществе, так и не удалось отринуть тягостную зависимость от общественного мнения. Во многих письмах видны робкие и неуверенные попытки защитить свои творения от безграмотных критиков. Уайльд пишет письма редакторам и издателям, просит прислушаться к его произведениям, понять их прелесть. "По выходе в свет роман ("Портрет Дориана Грея". - К. М.) подвергся грубой и глупой критике за "безнравственность", а мне хотелось бы, чтобы он был рассмотрен с точки зрения искусства...". Уайльд пытается втолковать непробиваемой публике то, что спустя десять-двадцать лет станет едва ли не общепринятой истиной: "Цель искусства - лишь создавать настроение... в его задачу не входит ни поучать, ни как-либо влиять на поступки". Но даже своим словам Уайльд, изнемогающий под грузом навязанных обществом условностей, верит, кажется, все меньше и меньше. В конце концов, безмерно усталый и сломленный, он пишет из тюремной камеры самое трагическое и унизительное письмо на имя министра внутренних дел, в котором кается перед государственным чиновником в "сексуальном помешательстве" и "ужасной форме эротомании", пишет о прогрессирующих недугах - глухоте, слепоте и безумии - с единственной целью: добиться от ненавистного ему общества помилования или хотя бы частичного облегчения участи...

Интересны рассуждения Уайльда о христианстве. При неоднократно декларированном равнодушии к метафизике и морали, его рассуждения о Христе и смысле христианства глубоки и осознанны: это взгляд не ученого, не теолога, но поэта, предпочитающего мистическому или научному свой собственный "эстетический" способ постижения, лишенный как предрассудков первого способа, так и голой рассудочности второго.

Значительную часть книги занимает знаменитое "Из глубины" - исповедь, воплощенная в форме письма к человеку, которого поэт любил, может быть, даже больше, чем свое искусство, к человеку, из-за которого Уайльда и постигла в конечном итоге трагедия, - лорду Альфреду Дугласу (на форзаце книги - фотография 1893 года: рядом с Уайльдом сидит юноша-франт с прекрасным лицом падшего ангела). Уайльд, несомненно, задумывал это письмо как художественное изложение "для публики" трагических событий собственной жизни. Основная тема письма - страдание. Причем Уайльд трактует свои страдания не столько как расплату за наслаждения, сколько как необходимое дополнение к ним. Здесь перед нами (если не обращать внимания на прорывающиеся время от времени жалостно-обреченные нотки усталости и смирения) тот Уайльд, к которому мы больше всего привыкли, - рассудительный и трезвый, принимающий удары судьбы с достойным мудреца спокойствием.

"Свой гений я вложил в свою жизнь, и только талант - в мои произведения", - говорил Уайльд. Если признать такую максиму, то сразу становится очевидным, что каждое из писем Уайльда, написанных совершенно разным людям и по совершенно разным поводам - от возвышенно-отвлеченных до сугубо бытовых, - доносит читателю именно частицу его поэтического гения, поставившего перед обществом конца XIX века вопросы, ответ на которые пришлось искать в веке двадцатом, когда Уайльда уже не было в живых.

Откройте "Письма" и вы поймете, как могут сочетаться в одном человеке блистательность и обреченность, эгоизм и самопожертвование, сила страсти и сила смирения, - перед вами предстанет жизнь одного из самых ярких людей той эпохи.

Кирилл Медведев