Русский Журнал
22.11.1997
Отзывы
Архивист

Листы имажиниста.
Шершеневич Вадим. Листы имажиниста.

Ярославль, Верхне-Волжское книжное издательство, 1997, тираж 3000.

 


По странному стечению обстоятельств Шершеневич больше известен как знакомый Есенина, толкнувший поэта на скользкий путь имажинизма. О популярности Есенина говорить излишне. Его, похоже, признали классиком. Из прочих имажинистов более или менее известен Мариенгоф, преимущественно как прозаик (хотя современники к его прозе особенно серьезно не относились). Остальные, не всегда заслуженно, забыты. А ведь имажинистов было больше чем два человека. И, собственно, главным теоретиком течения, более того, изобретателем не имеющего в мировой литературе аналогов термина имажинизм (в Европе литераторы, близкие по идеям к русским имажинистам, называли себя имажистами) является Вадим Шершеневич.

В творчестве Шершеневича отразилась вся история русской поэзии начала века. Поиски новых форм, мелькание групп и течений, возникавших тогда в таких количествах, что сейчас, зачастую, трудно даже понять, чем они отличались, - все это повлияло на его поэтические работы. Первые опыты Шершеневича, непонятно почему замеченные тогда публикой и критикой, являются всего лишь эпигонскими. Появившись на литературной арене в десятые годы, он подражал сперва Брюсову, к тому моменту уже не революционному новатору, а признанному метру символизма, затем Маяковскому, вождю футуризма. Блок, Белый, Бальмонт, Гумилев также оказали на него влияние. "И мне стало истерически скучно и печально,"- говорит одна из героинь его стихов того периода (с.71). Не знаю, передает ли это ее настроение, но чувства читателя, знакомящегося со стихами Шершеневича символиста и футуриста описаны довольно верно.

Поэзия Шершеневича могла бы так и остаться второсортной, интересной только историкам литературы, но неожиданно в нем произошел какой-то переворот. Не берусь судить, что было причиной этого, - война ли, революция, перемены в личной жизни, или все вместе. Но книга стихов "Лошадь как лошадь", вышедшая в 1920, стала не только величайшим достижением Шершеневича. Она по праву может быть названа одной из вершин русской поэзии того непростого периода. Примерно тогда же родился и имажинизм как самостоятельное литературное течение. Впрочем, теоретические принципы имажинизма, сформулированные в статьях Шершеневича, не вполне соответствуют поэтической практике его и его коллег по группе. Он проповедовал верховенство образа над формой и содержанием, ломку традиционной грамматики, другие эпатирующие идеи. Но не это главное в его поэзии, не это в ней поражает (а отказ от предлогов скорее даже раздражает). Настоящая поэзия редко создается в полном соответствии с декларируемыми поэтом формальными или иными принципами. В ней есть нечто, не поддающееся анализу и рациональному объяснению, но придающее ей ценность в глазах поколений читателей. Не потому, что в его стихах было больше метафор, чем в стихах других поэтов, и не было предлогов, Шершеневич смог сказать о себе, что он

…шофер земного шара
и Джек-потрошитель судьбы.


(Шершеневич, "Листы имаджениста")

Почему? Я затрудняюсь ответить. Вместо того, чтобы объяснять, почему хорош Шершеневич-имажинист, я лучше процитирую строфу из его поэмы "Крематорий", которой, по виртуозности владения словом и подлинности страстного напряжения мало равных, на мой взгляд, не только в русской поэзии. Она также дает представление об эротизме его стихов, вообще говоря, не особенно свойственном отечественной литературе:

Ты Господь мой развратник создавший публичную землю
В Прейскуранте скрижалей Пометивший цену грехов у людей
Сенбернарью мою благодарность приемли
Что мне лучших своих приводил дочерей
Мне надоевшему
Любви по Достоевскому
Мне не сумевшему
Незнакомку как Блок
В триппере Тверской и в сифилисе Невского
Лучших отыскать помог.


(Шершеневич, "Листы имаджениста")

О перипетиях жизненного и творческого пути Шершеневича написано не так много. Правда, в сборник "Мой век, мои друзья и подруги", вышедший в Москве в 1990, вошли, помимо мемуаров Мариенгофа и Грузинова, его воспоминания "Великолепный очевидец". Шершеневич не особенно хорошо уживался с советской властью, что совсем неудивительно. Ведь уже в советской России он имел смелость говорить: "В эпоху революций искусство переживает свою реакцию, ибо из свободного оно делается агитационным, государственным "(с. 378). Он не подвергался прямым репрессиям, но несозвучные идеям социалистического строительства стихи его были благополучно забыты, и только иногда в антологиях появлялись одно или два стихотворения. Лишь в 1994 в Москве вышла книжка его стихов. И вот теперь мы имеем новый сборник Шершеневича, в который вошло не только все лучшее, что он написал (в частности, целиком книга "Лошадь как лошадь"), но и большое количество эпигонских стихов доимажинистского периода. В книгу включены также его теоретические работы. Выгодно отличают это издание от предшествующих очень подробные комментарии и замечательно интересная вступительная статья Валентина Бобрецова. Думаю, новая книга Шершеневича привлечет внимание ни только критиков и литераторов, для которых обращение к опыту авангарда начала века становится своего рода модой. Она способна заинтересовать всех, кто неравнодушен к русской поэзии, и сможет оценить по достоинству стихи не самого плохого из ее представителей, забытые так незаслуженно.

Иван Давыдов

Смотри также:

Рюрик Ивнев Воспоминания
Сергей Есенин Собрание сочинений

Книга на вчера:




В начало страницы
Русский Журнал. 22.11.1997. Иван Давыдов.
Шершеневич Вадим. Листы имажиниста.
http://www.russ.ru/journal/zloba_dn/97-11-22/david.htm
Пишите нам: russ@russ.ru