8.12.1997 |
М.: Рудомино, 1997. - 72 с., пер. с англ. Е. Печерской. - тираж 1500 экз.; ISBN 5-7380-0045-5. |
||
Драматургия Уильямса довольно хорошо известна в России. Вышедший в издательстве "Прогресс" в 1993 году сборник "Желание и чернокожий массажист" открыл русскому читателю не только новые пьесы, но и Уильямса как автора рассказов. Теперь перед нами кое-что из того, что создал Уильямс-поэт, маленький сборник, переведенный Е. Печерской и вышедший в издательстве "Рудомино". Это издательство, довольно давно существующее при Всероссийской государственной библиотеке иностранной литературы, выпускает книги крайне нерегулярно и удручающе малыми тиражами. Но зато всегда можно быть уверенным, что книга, изданная "Рудомино", будь то Милн, Бодрийяр или Уильямс, публикуется на русском впервые и переведена, как минимум, неплохо. "Рискну высказать почти кощунственную мысль: неповторимость театра Теннесси Уильямса стала возможной благодаря тому, что его творец в первую очередь был поэтом", - пишет Елена Печерская в своем маленьком предисловии "Вторая муза Теннесси Уильямса". Всякое произведение ограничено законами жанра. И поэзия отличается от прозы не столько наличием размера и рифмы (кстати, стихи Уильямса, за редким исключением, лишены того и другой), сколько возможностью сказать нечто такое, чего иначе как стихами не скажешь. Уильямс-драматург не мог на сцене встать рядом со своими персонажами, вмешаться в их диалог или произнести монолог. Его поэзия - это как раз возможность произнесения монолога, обращенного... Хотя кто знает, к кому обращен монолог поэта - скорее всего не только к читателю, даже не только к самому себе. Нечто общее присутствует во взглядах на мир героев пьес Уильямса и лирического героя его стихов: И я, и ты -Эти строки точно передают ощущение, присутствующее в большинстве его драм,-ощущение повседневной, обыденной трагичности, почти не выразимое словами, но все же выраженное. Уильямс писал стихи по преимуществу верлибром, но они - не просто "рубленая проза". Дыхание, ритм, то, что формально отличает поэзию, ощущается даже в переводе. Стихи Уильямса занимают некое пограничное пространство между миром повседневности (смотрите, например, "Блюз кухонной двери", с. 25) и миром, который принадлежит мертвым, творцам и сумасшедшим. Иногда посланники этого второго мира проникают в мир обыденности, нарушая привычный ход вещей, создавая неурядицы или творя чудеса. Проникают так же, как сумасшедшие входят в комнату: Знаете, как сумасшедшие входят в комнату?Так, "словно бы объясняя, на деле лишь улыбаясь", разговаривает Теннесси Уильямс с читателем, с любимой (что несколько странно для гомосексуалиста), с самим собой. Стоит ли прислушиваться к его негромкому разговору? Может быть, это лишняя возможность для поклонников его таланта открыть что-то новое в его драматургии. А для поклонников поэзии - просто еще одна возможность почитать хорошие стихи. Иван Давыдов |
В начало страницы Русский Журнал. 8.12.1997. Иван Давыдов. Тенесси Уильямс. Мысли на рассвете для Марии. http://www.russ.ru/journal/zloba_dn/97-12-08/david.htm Пишите нам: russ@russ.ru |