Как пел акын: жизнь проста, когда ждешь выстрелов с той стороны. Так вот, сегодня стреляли дважды. И оба раза - из виртуальных бездн.

Поэтому только:

Сеть

В "НГ" сенсация. Наконец отыскался автор "Слова о полку Игореве". Определено не только имя, но и родословная.

Разумеется, кому-то это не понравится. Академические столпы сейчас же кинутся злопыхать, артачиться и охать: мутить, стало быть, воду. Но это их хлеб и, отчасти, привилегия - делать явное тайным, а навозную муху африканским слоном. Мы же автору сенсационной заметки Александру Портнову верим.

Ведь по ее прочтении все делается ясным как день. Немного, конечно, обидно, что 200 лет общественность пребывала в неведении, а литература русская в геральдической тьме. Но не менее очевидно, чьи это проделки (см. выше).

Думаю, и на сей раз не избежать препирательств и разбирательств. Только вот к делу - к содержательной его сердцевине - они уже не относятся.

Факт установлен:

Просто удивительно, что имя автора вот уже двести лет буквально мозолит глаза россиянам, а они его в упор не замечают! А ведь необходимо лишь правильно поставить знаки препинания - и Россия обретет утраченное по недоразумению имя своего национального гения, великого русского поэта ХII века, родоначальника русской литературы - князя Игоря Святославича, внука Ольгова!

Ни больше, ни меньше.

Здесь - аргументы.

2. Второй выстрел пришелся дробью: в Сеть вывешен свежий номер "Ex Libris". Тоже, кстати, изрядно сенсационный.

a) В частности, рецензия Сергея Земляного на книгу немецкого историка Бенно Эннкера "Зачатки культа Ленина в Советском Союзе" содержит массу новейших сведений касательно очень и очень непростой истории с бальзамированием тела вождя "по египетскому образцу" и содержанием его в "открытом склепе" (терминология Дзержинского):

Идея бальзамирования тела Ленина изначально родилась скорее всего в среде врачей, лечивших Ленина и после его смерти вскрывавших тело и предотвращавших его разложение (Абрикосов и др.), а затем постепенно овладела умами представителей партийно-государственной верхушки, оценивших мало-помалу ее выгоды. Хотя такой яркий сталинист первого призыва, как Климент Ворошилов, на заседании похоронной комиссии под председательством Феликса Дзержинского назвал идею мумификации антимарксистской "эсеровщиной", которая дурно повлияет на крестьян, которые могут заявить: "Они разгромили наших богов, посылали работников ЦК, чтобы разбить мощи; а теперь они сами творят свои мощи". Сходные суждения высказывал в партийной печати другой убежденный сталинист и гонитель религии Емельян Ярославский.

b) Там же писатель, драматург и ресторатор Дмитрий Липскеров делится своими - не то чтобы сильно нетривиальными, но, как минимум, занятными для остальных рестораторов - житейскими соображениями:

Я подсчитал, что при всем моем большом желании книга приносит мне шесть долларов в месяц. Встает вопрос - на что жить?

Кто сказал, что художник должен быть голодным? - я не думаю, что это правильно. Чувство голода должно быть к абсолютно другому - не к пище. Это актер должен быть голодным, потому что сытым он начнет на сцене засыпать.

Я безусловно испытываю на себе, занимаясь бизнесом, смену своего характера. Я не знаю, хорошо это или плохо скажется в литературе, но когда я сижу за письменным столом, я никогда не думаю о бизнесе. Хотя очень часто думаю о литературе и о письменном столе, когда занимаюсь производством или поджариванием котлет.

c) Нина Хрущева представляет отчет о поездке в Швейцарию. По набоковским местам. Отчет абсолютно психоделический (Кен Кизи в своем кукушкином гнезде заходится падучей): треть его составляют сложные - на сплошной интуиции - поиски гостиницы, в которой останавливался Набоков, остальную часть - разговоры с застенчивым памятником. Тоже, кстати, на сплошном подтексте:

- Why did you come here? - спросила я по-английски. Не было ничего славянского в этой сдержанно-недоступной фигуре, сознательно сменившей язык бурных русских страстей на непроницаемый английский. По-русски, я знала, он говорил только с очень близкими.

- Видите ли, - неожиданно начал он на родном для нас обоих языке (тысячи людей приходили к нему на поклонение, к классику ХХ века, а я пришла просто в гости к Владимиру Набокову, писателю, и он, сочинивший "Подвиг", наверняка оценил мою отвагу), - вы, я думаю, уже заметили, что в Швейцарии никогда ничего не происходит. Она нейтральна во всех отношениях. И всегда будет стоять на месте, с моим памятником заодно, - усмехнулся он... Но, может быть, вы хотите чаю? - спохватился он. - Обычно мы пьем чай в музыкальном салоне. Без музыки, конечно. Я, знаете ли, не большой любитель музыки. Предпочитаю шахматы, - Набоков посмотрел на меня с сомнением.

Подумал, наверное, что раз я не знала его гостиницы, то ни шахматы, ни музыкальные аллюзии, ни, может быть, даже бабочки мне не знакомы. Я смутилась, но глупо же было объяснять, что я читала, знаю, понимаю. Как же иначе я бы угадала его гостиницу?

Как пел другой акын: вот как бывает...