В прошлом своем "Голоде" я ни словом не помянул Славу Курицына в связи с пахучей "гексогениальной" историей. Насколько помню, Андрей Немзер в "Приехали" (если кто заметил, настоящее название этого файла "pogromschiki") тоже Славу предпочел не называть. Какие причины жалеть Курицына были у Немзера, судить мне трудно, мои же резоны рациональными точно не были. Детская такая магия: если не называть нечто его именем, то его, может, и нет вовсе. То есть ежели не говорить, что Слава внес весомый вклад в раскрутку прохановского романа, так, может, и неправда это все или, на худой конец, бес попутал симпатичного человека: мало ли мы говорим слов и делаем дел, плохо подумав.

Но Слава решил проявить беззаветное мужество и сам взял на себя часть ответственности за происходящее, подтвердив прежнюю позицию и затронув попутно несколько "вечных" проблем искусства типа "гений и злодейство".

Поскольку Слава как бы к нам с Немзером обращается в своем последнем "викле", - сначала с умиротворяющей вроде бы интонацией и словно бы размышляя, а потом голос все крепнет и крепнет, - то не ответить кажется даже невежливо.

Хотя, видит бог, совсем не хотелось продолжать заведомо неплодотворную дискуссию, в ходе которой нового ничего сказать невозможно, поскольку на эти темы многие тома написаны во второй половине ХХ века. Все, что мы тут (я - так с большим недоумением, ибо никак не ожидал, что придется общепризнанные банальности повторять) наболтали за это время, давно и гораздо умнее сказано и Ясперсом, и Фроммом, и Ханной Арендт, и Айн Рэнд, и Элиасом Канетти - имена прямо с потолка беру, так их много, - тех, кто этой проблематикой долго и всерьез занимался.

Но поскольку нынешний "самый читающий" читал, как выясняется, мало, то не грех иногда и в роли популяризатора выступить.

А потому вернемся к Курицыну. Весь его "викль" строится вокруг одного утверждения: Проханов - писатель хороший, и даже если он "по жизни козел", это нисколько не должно ронять его опуса в глазах настоящих экспертов, иначе нам надо отказываться от "мифологии Искусства (в которой непременны креативные выродки и пердуны, личности принципиально безответственные, жывущие не по понятиям, а по ветру)". Наш с Немзером грех в том, что мы, "будучи людьми как раз порядочными и стилистами прекрасными (оба проехались по Проханову на волшебных скоростях - злость часто в помощь перу)", являемся "слабенькими экспертами, ибо слишком много времени в своей жызни потратили на пропаганду никакой литературы".

Спасибо, конечно, Славе за похвалу, но тут он реальность с ног на голову переворачивает. Дело в том, что и я, и Немзер в критику пришли из литературоведения, а в качестве литературоведов занимались литературой не "никакой", а как раз очень четко и конкретно определенной: и русским реализмом, и русским романтизмом, и русским модерном, и всякими промежуточными и переходными между ними формами. Когда долго занимаешься каким-то литературным периодом (а то и не одним), имеешь дело и с его вершинными образцами, и с мейнстримом, и с эпигонами, то волей-неволей научаешься одно от другого отличать, то есть сам принцип эстетической ценности усваиваешь, понимаешь, как сам механизм этот действует. А он - механизм этот - универсален, с ним к любому литературному материалу уже можно подходить, учитывая все его исторические, национальные, групповые и т.п. особенности. Очередной "изм" может тебе принципиально нравиться или нет, но внутри него ты все равно четко отличаешь вершки от корешков, творцов от эпигонов.

Курицын же пришел в критику как раз с радостной вестью о полной и окончательной победе "никакой" литературы, ибо "постмодернизм" это самое и есть: "никаким" и "всяким" он быть просто обязан. По теории.

Беда Славы была в том, что теория постмодернизма появилась в России раньше некоторого "критического" объема постмодернистских текстов, о которых можно было всерьез, "экспертно" разговаривать. И Курицын - великий энтузиаст и труженик, надо это признать, - прочитал безумное количество текстов, большая часть которых была заведомой графоманией, чтобы отыскать хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее искусство. Многолетнее чтение плохих сочинений элементарный вкус отбивает начисто, всякие критерии размывает радикально, к тому же, чтоб "сказку сделать былью", Славе пришлось, в конце концов, "назначать" графоманов в поэты и прозаики. А это уже граничило с жульничеством. В своих бумажных и электронных статьях Курицын за 90-е годы назвал многие сотни, если не тысячи имен, - и где они все? В "памяти народной" осталось не более десятка. Не слишком ли низкий к.п.д., чтобы продолжать считать себя "сильным экспертом"? Тут ведь я даже не к тому, что нам с Немзером ближе одна литература, а Славе - совсем другая. Нет, вот внутри той, которую он считает "своей", - почему он оказался таким неважным экспертом?

А теперь о Проханове - "экспертным" языком. Ну хоть для смеху, потому что анализировать Проханова всерьез ни один нормальный "эксперт" не возьмется, поскольку Проханов типичный и ярко выраженный эпигон.

Вот Славик пишет восторженно: "А Проханов, между тем, писатель отличный. Жывотный, дикий, путаный, идеологически сомнительный, такой кусок раскаленной души, такой поток инкрустированного поноса, такая сила в клетке, бес в ребре, одуван на челе, Путин в радугу превращается - настоящий, короче, писатель. Вставляет. Самая юмористическая претензия к "ГГ": пишет криво. Будто бы Хлебников с Достоевским писали прямо".

Да бог с тобой, Слава! Какое там "криво"! Проханов пишет очень даже "прямо", сверхстарательно, при каждом существительном у него прилагательное, во всякой фразе - "образ". Он собою представляет замечательную смесь позднего Боборыкина (всякий роман у него "на злобу дня" и с "тенденцией") и раннего, "романтического" Горького (вот кто тоже казался современной ему публике "животным и диким", хотя дело было в добросовестной мещанской начитанности). Превращение Путина в радугу и прочее "метафорическое буйство" - это все на уровне горьковского "море смеялось" с добавлением плохого Леонида Андреева, а кое-где и Бориса Пильняка. Кой-где и сологубовскими "Навьими чарами" веет (без сологубовской иронии). Со всеми этими стилистиками Проханов не играет (поскольку не умеет), а использует их тупо и прямо, как всякий нормальный графоман. Очароваться этим "инкрустированным поносом" можно, только плохо представляя себе, что этот, с позволения сказать, автор перед тем кушал.

Страшная мысль, между тем, приходит в голову: Славик, а хорошо ли ты знаком с русской прозой ХХ века? А вдруг сквозь кривое прохановское зеркало она для тебя только-только открылась? Тогда умолкаю.

И к другому пункту перехожу: о "буржуазности" жеста издательства Ad marginem: "Левак Иванов, мудилка картонная, заручившись таинственным Коганом (не псевдоним ли? не Петров ли?), сделал вполне буржуазную вещь: интегрировал опасного Проханова в светский контекст".

Верно, умная "мировая буржуазия" имеет опыт интегрирования бунтарей в приличный контекст. Только опыт этот вот о чем свидетельствует: "леваков" интегрировать вполне можно (потому что "левак", какой он ни дикий, все равно плоть от плоти буржуазной цивилизации, и протест его против нее - проблема "отцов и детей"), но никогда и нигде "буржуазии" не удавалось "интегрировать в светский контекст" ультраправых и расистов. Потому что они не "младше", а "старше" культуры и цивилизации, они - из иррационального мира "натуры" ("жывотные" и "дикие"), это те джунгли, которые тут же готовы поглотить город, в котором прекратилась работа культуры.

Ничего я не имею против джунглей как таковых - красиво, первобытно, правдиво. Зверюшки всякие на свободе ходят, орхидеи цветут и т.п. Только вот соединить город с джунглями ну никак невозможно. А Слава пишет: "Я хочу жыть в одном обществе с Немзером, Агеевым, Прохановым и Бондаренко. Всех этих людей я, что ли, люблю. Мне кажется, что все они - в меру того и сего - честно служат местной территориальной любви". Это то самое и есть - попытка соединить город и джунгли.

С настоящими, не совково-коммунистическими "левыми" (пока они не берут в руки оружие) еще можно искать "пространства диалога", а с людьми, у которых в голове "кровь и почва", это бессмысленно. Так что не получается ничего с "буржуазным интегрированием": судя по интервью, которое Иванов с Котоминым дали газете "Завтра", это Проханов их куда-то там "интегрировал". Так сказать, per aspera ad anum...

И есть в этом великая сермяжная правда, потому что "маргиналы" присоединились, наконец, к большинству. Чего ж дурака-то валять: Проханов выражает чувства и мысли многомиллионных народных масс. Массы еще и покруче в мыслях и словах, чем средний журналист Проханов. Присоединение к большинству - акт для русской интеллигенции отнюдь не эпатажный. Вполне себе традиционный. Разве что - в свете пережитого за последние 15 лет - преисполненный комизма. Вот читаешь упомянутое интервью - и рта не закрываешь:

"А.И. Советская власть рухнула - вот и пошел попс. При Советской власти самый нижний уровень читательского падения были Пикуль или братья Стругацкие. Вообще, всю советскую эпоху я воспринимаю как отчаянную попытку борьбы с масс-культурой, с эстетикой капитализма. Невероятные усилия были приложены.

М.К. В двадцатые годы в каком-нибудь ДК доярки публично читали Сумарокова и Ломоносова.

А.И. В этой ситуации колоссальной борьбы против масс-культуры выстраивалась очень мощная культурная сцена, состоящая из высоких образцов".

Только с большого бодуна можно такие вещи всерьез говорить. Тот же Проханов - официозный, по заказу власти работающий писатель - при Советской власти (а я при советской власти прожил-таки большую часть своей жизни, и мне не надо, как Иванову и Котомину, благодарить Проханова за то, что он, понимаешь ли, "вернул историю") был ниже "уровня падения". На одном уровне с ним были Сартаков, Марков, Чаковский, Анатолий Иванов, Петр Проскурин, Иван Стаднюк. Да ведь "молодые интеллектуалы" всего этого не читали, чего ж удивляться, что Проханов показался им чуть ли не Гомером. Это ж надо такое сказать в связи с Александром Андреичем:

"Хочется спросить господ филологов, философов, а какой вкус есть в "Песне о Нибелунгах"? Там нет никакого вкуса. Или описание щита Ахилла в "Илиаде" Гомера. Прогон на десять страниц какой-то байды. Проханов - писатель, восстановивший некие архаические структуры, эпические. Здесь, конечно, понятие вкуса не работает. Все это для XVIII века. Парфюмерия, специи, вкусно - не вкусно. Для Гомера это не работает".

Какой, к дьяволу, Гомер? В конце 80-х, когда стало можно, нормальные критики все сказали про соцреалистический "эпос", и даже в 70-е достаточно откровенно показывали, какая эпигонская лажа советский "панорамный роман". Не века прошли с тех пор - полтора десятка лет. И нам снова предлагают покушать уже давно съеденного.

Насчет "доярок", читающих Сумарокова, я уж промолчу.

Ну и, напоследок, о "добрых намерениях" Проханова. Слава пишет: "Российский гражданин Проханов написал энергичный роман, в котором утверждает, что власть должна быть добрее, чем она есть". И еще: "автор защищает, в общем, жызнь".

Слава, перечти роман еще раз! Он прямо-таки сочится ненавистью. Если тебе романа мало, то перечитай прохановские передовицы (ими ты, если не ошибаюсь, тоже восхищался) - в половине из них содержится прямой призыв к насилию. И насчет власти, которая "должна быть добрее", сразу у тебя не сойдется, потому что идеал власти для Проханова - Сталин. Почитай хоть "Русские женщины рождают сталинистов" или "Сталин просил Путина его не беспокоить". Или не было никакого Сталина и расстрелы с пытками - выдумка инородцев?

Когда же Проханов бросается "защищать жызнь" - ну, хоть в замечательном сочинении "Плаха во чреве" (против абортов), так и психоаналитика никакого не надо, чтобы понять, какое за этой защитой лицемерие стоит. Особенно если учесть непреходящую гордость Александра Андреевича своей причастностью к "советской ядерной триаде".

Так что, Слава, не в ярлыках дело. Я ведь тут не произнес ни разу слова "антисемит", правда? Хотя и не понимаю, отчего употреблять его стратегически неправильно. Тоже какая-то детская магия...