Наверное, история с цензурой та же, что и со всеми хорошими начинаниями типа мирного атома. Идеальная цензура должна защищать общество от экстремизма всех мастей, охранять национальную безопасность и нравственность в тех случаях, когда ее отсутствие составляет угрозу обществу.

Цензура, она как полицейский: хочется, чтобы она боролась с преступниками, а не с мирными гражданами. Обидно, когда получается наоборот, но ведь получается на каждом шагу. Про цензуру все говорят, но что она собой представляет, знают слабо. В контексте постоянно обсуждаемых законов о цензуре уместно вспомнить о том, что представляла из себя цензура в прошлом. Тем более что в этом году вышла подробная монография директора РГАЛИ Татьяны Горяевой, посвященная истории цензуры в СССР.

Истоки цензуры теряются в глубине, а самые ранние конкретные примеры относятся к временам до Рождества Христова. В V веке в Афинах и в III веке Риме жертвами цензуры стали философ Протагор, чьи книги о богах были сожжены, и драматург Гней Невий, оказавшийся в тюрьме. Духовную цензуру изобрел живший во второй половине пятого века уже нашей эры папа Геласий, обнародовавший первый индекс запрещенных книг. В конце Средневековья церковь всячески пыталась контролировать книгопечатание, что у нее в итоге не получилось. Философы и мыслители относились к цензуре по-разному: Кант ставил превыше цензуры свободу, а Гегель, и позднее Вебер, считали цензуру необходимой. Для Фрейда цензура неразрывно связана с психической природой человека. Этот обзор цензуры в мировой истории и философии дает сама Горяева, а я от себя добавлю, что мысль Фрейда фактически повторил выступавший на днях по телевизору Михаил Жванецкий.

Это все - в мировом контексте. А что же у нас? У нас тоже много чего интересного. Истоки цензуры отечественной уходят корнями в средневековье. Послабления сменяются ужесточениями. "Мягкий" закон 1804 года Александра I - "чугунный устав" Николая I, принятый в 1826 году. Оживление гласности при Александре II - новые ограничения при Александре III. Цензура касается не только книг и газет, подвергаются перлюстрации дипломатическая и частная переписка.

В знаменитых "черных кабинетах" чиновники работают со старанием, достойным книги рекордов Гиннеса, так, "в петербургском Черном кабинете вскрыванием писем занимался один чиновник (1000 писем за два часа), чтением занимались четыре человека, снятием копий и выписками - два человека, один делал фотографии. Итого, с начальником, столичный аппарат насчитывал 12 человек, которые ежедневно подвергали цензурной обработке 2-3 тысячи писем".

Вообще, в цензуре работали настоящие энтузиасты своего дела, которые по одному почерку на конверте определяли нужные письма. На письме печать - его распечатают и запечатают заново так, что никто и не узнает. Эти кабинеты были упразднены за несколько лет до падения монархии в России, но уже в 1919 году на них обратил внимание некто И.Зорин, который написал о "черных кабинетах" специальную брошюру, где убедительно доказал (это был его долг коммуниста), что они необходимы советской власти. И советская власть быстро восприняла полезный опыт.

Татьяна Горяева выделяет две основные исторические вехи развития отечественной цензуры - с 1917 г. по 1930-е гг. - период становления и утверждения, и с 1940-х по 1991 г. - период стагнации. Институциональный поход дает возможность более точной периодизации: 1917-1922 гг. - период ведомственной цензуры при Реввоенсовете, ВЧК, Наркомпросе, Госиздате и Главполитпросвете; 1922-1930 гг. - организация и становление государственной цензурной системы (Главлит, Главрепертком, Главискусство); 1930-1953 гг. - деятельность Главлита в составе Наркомпроса, за исключением короткого периода подчинения в 1953 году Главлита МВД по инициативе Берии; 1953-1966 гг. - период временной поверхностной либерализации; 1966-1987 гг. - период "благополучия и покоя" во времена застоя; 1987-1991 гг. - агония системы на фоне попыток реформировать и либерализовать Главлит.

По понятным причинам до начала 1990-х годов история советской цензуры исследовалась только за рубежом, в Лондоне в 1969 году прошел специальный симпозиум по советской цензуре. Серьезная разработка темы началась только в последние десятилетия после правовой (1990) отмены цензуры и ликвидации Главлита (1991). Источники по теме масштабны, разбросаны по различным архивохранилищам, хотя многие документы были уничтожены спецслужбами.

Своей целью Татьяна Горяева поставила реконструкцию корпуса источников и исследование механизма принятия цензурных решений. А также историю цензурных органов с самого их появления. А появилась цензура практически одновременно с установлением в России советской власти. За ленинским декретом "О печати" от 28 октября 1917 года, который привел к закрытию всех "вредных" буржуазных газет и журналов, последовал декрет "О революционном трибунале печати" от 28 января 1918 года, по которому за "контрреволюционные выступления" полагались различные наказания - от штрафа и закрытия газеты до лишения политических прав или свободы. Параллельно в условиях гражданской войны развивалась военная цензура, которая контролировала всю информацию, поступавшую из прифронтовых областей, включая частную переписку. Сперва цензурой занимался РВС и Наркомпочтель, в 1921 году все функции военной цензуры были переданы ВЧК, вскоре реорганизованной в ГПУ.

"Проблемой" на пути становления тоталитарного государства было существование в годы НЭПа частных издательств. Помимо ГПУ за ними следила непосредственно специально созданная комиссия при Оргбюро ЦК РКП(б). В эту комиссию члены комфракций литературных объединений писали записки-характеристики вроде нижеследующей, датированной 11 ноября 1922 года: "О.Мандельштам ни к какой литературной группировке сейчас не принадлежит. Начинал с акмеистами. Охотно сотрудничает в Сов[етских] изданиях. Настроен к нам положительно. Пользуется большим весом как хороший знаток стиха, талантлив. Стихи индивидуалистичны. К Замятину никакого отношения не имеет".

Но еще прежде, 6 июля 1922 года, декретом СНК СССР учреждается Главное управление по делам литературы и издательств при Наркомпросе РСФСР (в просторечии Главлит). На органы Главлита, объединившие все виды цензуры печатной продукции, был возложен предварительный просмотр всего готовившегося к печати. Боролся Главлит как с агитацией против советской власти, так и с распространением военных тайн, а также против националистического и религиозного фанатизма. Начальник Главлита согласовывал свои решения с РВС и ГПУ. При этом Главлит был не единственной организацией, контролировавшей интеллектуальную и творческую продукцию. "Чисткой" театра и эстрады занимался Главрепертком. Вообще соотношение разных организаций, занимавшихся цензурой, - тема столь же увлекательная, сколь и головоломная. Контролирующие инстанции плодились и размножались, как головы у гидры, и постоянно соперничали между собой; Горяева успешно разрешает весьма непростую задачу - восстановление разных этапов этого "размножения" и взаимного пожирания цензурных органов.

Прямая цензура - запрещение публиковать те или иные произведения тех или иных авторов - сосуществовала в Советском Союзе с цензурой, так сказать, косвенной: советская власть боролась с частными издательствами и чисто экономическими мерами.

Апогея советская цензура достигла в 1930-е годы. В 1938 году, несмотря на постоянные реструктуризации цензурных органов и репрессии среди сотрудников, контролю подвергались 8550 газет, 1762 журнала, 39992 книги общим тиражом 692700 тыс. экземпляров, 74 вещательные радиостанции, 1200 радиоузлов, 1176 типографий, 70000 библиотек и 1050 тонн печатной продукции, поступившей из-за границы. За 9 месяцев 1939 года было выявлено 12588 сведений, не подлежащих оглашению, и 23152 политико-идеологических искажений. К концу 1930-х годов Главлит фактически напрямую подчинялся СНК СССР.

Основой политической цензуры в СССР была монополия государства на средства массовой информации. Горяева подробно рассматривает эту монополию на примере радиовещания. Большевики быстро осознали все преимущества радиовещания. Изначально радиоделом в стране занималось акционерное общество "Радиопередача", но уже там существовала предварительная цензура всех материалов, которые должны были пойти в эфир. В 1933 году акционерное общество было ликвидировано, а взамен него был создан Всесоюзный комитет по радиофикации и радиовещанию при СНК СССР. Государственная монополия на радио, а потом и телеэфир просуществовала до начала 90-х годов.

В войну цензура активизировалась, впрочем, в военное время аналогичные процессы происходили и в странах демократических, таких как Великобритания. В СССР один цензор мог просмотреть 150 писем или 600 телеграмм в день. Именно благодаря оставшимся в архивах докладным запискам особых отделов можно понять, что советское общество в годы войны было отнюдь не таким монолитным, как предпочитали утверждать советские историки. Да и контроль над всей печатной информацией, каким бы жестким он ни был в годы войны, все равно не мог застраховать от самых нелепых "проколов". В прессу просочились-таки знаменитые опечатки: Сталинград без "р" и Главнокомандующий без "л". Из книги Горяевой явствует, что это не анекдоты, а реальные случаи.

Обсуждение вопроса о цензуре, которое сейчас так активно идет в обществе и прессе, может иметь несколько аспектов. Назовем их условно: историческим, теоретическим и публицистическим.

В первом случае исследуется история цензуры и на основании корпуса источников восстанавливается история создания и функционирования системы. Если кого-то интересует именно этот подход, то, наверное, более подробного исследования, чем работа Татьяны Горяевой, применительно к советскому периоду на сей день не существует.

С теорией цензуры сложнее. Конечно, в книге Горяевой есть ссылки на Фрейда и Леви-Брюля, Гегеля и Вебера, однако они оставляют впечатление неполного соответствия изучаемому предмету. Возможно, дело тут в том, что подобное исследование требует иной квалификации - философской, социологической, психологической. А главное - там, где Горяева занимается собственно историей цензуры, она полностью владеет материалом, она блестяще его выстраивает и комментирует, она создает то, что называется "пионерское исследование". А там, где она, ссылаясь на разнообразных предшественников от Ю.Лотмана до Д.Фурмана, пытается связать институт цензуры с "универсалиями" русской культуры, текст ее оставляет впечатление некоторой компиляции.

Что же касается публицистического аспекта, который по идее должен базироваться на двух первых аспектах (историческом и теоретическом), то здесь ценность книги Горяевой, как говорится, трудно преувеличить. Конечно, никто не хочет, чтобы свободой слова пользовались в своих грязных целях экстремисты и преступники. Однако прочтя книгу Горяевой, ни один разумно мыслящий гражданин не захочет, чтобы сложная система советской цензуры, так хорошо описанная Горяевой, хотя бы частично возродилась вновь. А тех, кто по незнанию или забывчивости рассуждает о плодотворном воздействии запретов на творческие способности писателей и художников и о красоте сталинского "большого стиля", можно теперь отсылать к книге Горяевой.