О ЛИТЕРАТУРЕ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ | ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ | СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА | КНИЖНАЯ ЛЕТОПИСЬ | НАСТРОЕНИЕ

О литературе в Советской России

"До 19 съезда партии вопросы литературы и искусства в репертуаре Георгия Маленкова занимали скромное место. Тем примечательней, что на 19 съезде партии Маленков "повернулся лицом" к русской культуре. "Кандидат" в наследники Сталина выразил неудовлетворенность качеством советской литературы... Маленков недоволен тем, что в стране немало "халтурных произведений, написанных вяло и скучно"...

Новостью, которой русская литература не знала со времени смерти Горького, было то, что в речах Маленкова и Фадеева затронуты не только проблемы идеологии, но и проблемы эстетики: писателей одновременно осуждают и за игнорирование политических указаний партии и правительства, и за невысокие художественные достоинства их произведений. Интересно, что этому сопутствует не слишком, правда, значительное ослабление цензурного контроля...

В чем же видят большевики эстетическую слабость советской литературы и каким образом надеются они наделить творчество советских писателей художественными достоинствами, т.е. тем, чему раньше не придавалось особенно большого значения? Оказывается, неудовлетворенность в первую очередь относится к... дифирамбам в честь Ленина и Сталина. Эти дифирамбы сочтены не "художественными" и не слишком убедительными...

Второй задачей литературы, по мнению Маленкова... должно быть создание "положительных образов советских людей, во великолепии их человеческого достоинства".

Константин Симонов заявил, что осуществление этой задачи немыслимо без борьбы с "откровенным рецидивом буржуазного декаданса" в русской литературе послереволюционного периода. И Союз Советских писателей истово принялся очищать литературу от настроений упадничества, безысходности, обреченности...

Ряд писателей, оказывается, утратил различие между положительным и отрицательным. Работники пера нередко ставят плюс перед тем, перед чем, с пропагандной точки зрения, следует поставить минус... Особенно резкое недовольство критики вызвали действующие лица повести Э.Казакевича "Сердце друга" ("Новый мир за 1953 г., #1)...

В том направлении литературы, которое советская критика называет "декадентским", следует выделить, как самое лучшее и самое ценное, роман Конст.Паустовского "Преодоление времени" (в первой редакции напечатанный в журнале "Огонек" вскоре после войны) и три работы Василия Гроссмана: "Если верить пифагорейцам" (пьеса, 1953 г.), "В госпитале" (повесть, опубликованная не целиком, а только в отрывках) и "За правое дело" (роман, первая книга которого печаталась в "Новом мире" в течение 1952-1953гг.)...

Художественные достоинства советской литературы непрестанно идут на убыль. То, что Симонов называет "декадансом" теперь, не имеет, конечно, никакого сходства с декадентством в дореволюционном смысле. Однако, в сравнении с другими советскими писателями, на стихах и прозе которых лежит печать серости и скуки, "неодекаденты", в общем, гораздо лучше владеют словом.

Казакевич, Гроссман и, особенно, Паустовский просто хорошие писатели..." (Вяч.Завалишин. 19 съезд партии и "рецидив буржуазного декаданса" в литературе. "Новый журнал", #33).

Жизнь и смерть

В Нью-Йорке начинает выходить литературный журнал "Опыты". Ред. - Р.Н.Гринберг и В.Л.Пастухов.

Судьба человека

8 ноября в Париже умер И.А.Бунин.

"Бывают смерти. Когда оплакивать приходится не покойника, а остающихся в живых...

Он никогда не принадлежал к "властителям дум", не был писателем "создавшим эпоху", не возглавлял направления, не имел шумной толпы поклонников, которых удерживал на расстоянии исходивший от него аристократический холодок; его не столько любили, сколько чтили. Но он был "последний русский классик"... Про него можно сказать то же самое, что Андрей Белый писал когда-то про Брюсова. "Он - поэт рукоположенный лучшим прошлым. Только такие поэты имеют в поэзии законодательное право".

Очень хорошо это слово "рукоположенный". Оно выражает исконную, мистическую черту русской литературы.

Старик Державин нас заметил
И в гроб сходя благословил...

Литературная благодать дошла до наших дней в лице Бунина. Кончается династия помазанников, начинается безблагодатный период. Русская литература чувствует себя сейчас так, как, вероятно, будет чувствовать последний человек на земле, когда останется совершенно одиноким перед лицом наступающих ледников..." (Н.Ульянов. После Бунина. "Новый журнал", #36, 1954).

7 сентября в Париже умер Н.Н.Евреинов.

"9-го сентября гроб с прахом Николая Николаевича опустили в землю на русском кладбище, в Сент-Женевьев де Буа. Много его друзей уже там. После долгой и тяжелой болезни он тихо ушел в другой мир.

О Николае Николаевиче Евреинове будет написан ряд книг... Он был режиссер театра драмы, оперы, оперетты и кино, композитор, написал много пьес для театра, музыкальных произведений, ряд книг по искусству и философии театра...

Он был весь в искусстве. Политики он был чужд, но остаться в СССР не мог. Для его широкой, творческой натуры всякие узы были нестерпимы...

С его уходом из нашего мира мы теряем одну из крупных, незабываемых фигур нашего театра. В утешение нам он оставил много своих пьес и своих трудов по искусству, будем благодарны за это судьбе..." (Л.Рындина. "Возрождение", #30).

Книжная летопись

Алданов М.
Повесть о смерти. "Новый журнал", #33.
Ульманская ночь: Философия случая. - Нью-Йорк.

Александрович А.
Записки певца. "Возрождение", #22-27, 30.

Алексеева Л.
Как мы были артистами. "Грани", #20.

Белоцветов Н.Н.
Жатва. 3-я книга стихов. - Париж.

Березов Р.М.
Радость. - Сан-Франциско.

Бок М.П.
Воспоминания о моем отце П.А.Столыпине. - Нью-Йорк.

Бунин И.А.
Весной в Иудее. - Нью-Йорк.
Митина любовь. - Нью-Йорк.

"Вышедшие теперь две книга Бунина не являются пестрым собранием, уложенных под одну обложку вещей, а представляют собой как бы цельное произведение, в котором нельзя переставить частей, не нарушив скрепляющей их внутренней гармонии. "Солнечный удар" любви еще беззаботной, но уже неодолимой, дает в начале книги первую, короткую ноту печали. Тема проходит, нарастая и осложняясь, до последнего выстрела в "Митиной любви".

Для Бунина нет случайностей, которые сплетают и расторгают души в их стремительном влечении. Только раз можно отдать себя другому. Есть ли счастливая любовь в царстве Бунина? Как будто нет. В триедином образе, - расставания, измены, смерти, - разлука разрывает хрупкую нить человеческой любви. Но разве можно сказать, что в Бунинском мире нет счастья? Все творчество Бунина говорит о счастье, утверждает земную радость. Все оно озарено светом... Сама смерть склоняется перед этой полнотой жизни: она может наложить свою руку, но не в силах даже на мгновение покрыть мраком блеск земного сияния..." (Ю.Сазонова. "Новый журнал", #33).

Величковский А.
Лицом к лицу. Стихи. - Париж.
Рассказы. "Новый журнал", #33.

"Братья - один двенадцати лет, другой десяти, вошли в пруд, ныряют, плавают, бросают друг в друга горстями брызг, переливающихся на солнце радугой. Третий, четырехлетний, стоит на берегу ему очень хочется быть с ними, но как только он доходит до воды и пробует ее ножкой - вздрагивает - вода кажется ему очень холодной и страшной. Он рыженький, курчавый. - в сравнении с головой, голая фигурка его карикатурно мала.

- Эй ты, головастик! Чего не влазишь? - кричат из воды братья. - Влазь! Вода теплая!

- Я сейчас, только перекрещусь и головку нужно намочить сначала водой...

Прикрываясь от солнца красным зонтиком, на берегу стоит мать. Ей жаль меньшого сына, но хочется посмотреть, как он выпутается сам из своих затруднений...

Сын сердито сопит носом, но встает, складывает, как его учили, пальчики, и, внимательно следя за движением своей руки, прижимает ее ко лбу, придавливает, чтобы лучше помогло, потом дотрагивается до животика, до правого, трогательного поднятого, плеча, до левого.

Белоснежная стая домашних уток плывет по середине пруда. Перекрестившись, малыш делает вид, что очень заинтересован утками..."

Гагарин Е.
Возвращение корнета. - Нью-Йорк.

Газданов Г.
Пилигримы. "Новый журнал", #33.

Гиппиус З.
Серое с красным. Дневник 1940 года. "Новый журнал", #33.

"В этом заглавии нет ничего символического, и если оно стало таковым, то независимо от воли З.Гиппиус. Она назвала свой дневник, как имела обыкновение это делать, по цвету обложки той тетради, в какой писала. Но силою вещей, когда разыгрались события 1940 года - кровавые на сером фоне скуки - это случайное заглавие стало пророческим". (От редакции).

Даманская А.
Миранда. Роман. - Нью-Йорк.

Деникин А.И.
Путь русского офицера. - Нью-Йорк.

Евреинов Н.Н.
Памятник мимолетному: Из истории эмигрантского театра в Париже. - Париж.
Мусоргский во весь рост. "Возрождение", #27-28.

Елагин И.В.
По дороге оттуда. - Нью-Йорк.

"Иван Елагин - один из лучших поэтов, оказавшихся волей судьбы во время войны вместо Советского Союза - на Западе. Он, Н.Моршен, О.Анстей, Д.Кленовский и некоторые другие достаточно сказали в зарубежной литературе. Чтобы быть замеченными. Книга Елагина "По дороге оттуда" - рискованная. В нее включены все стихи поэта... Так рисковать могут немногие даже из признанных, ибо ранние стихи всякого поэта неизменно отягчены незрелостью... Тем не менее, наравне с прекрасными последними стихами и ранние стихи Елагина интересны...

Очень условно я разделил бы стихи Елагина на три "географических" периода: ранние (в Советском Союзе), германские и американские.

Каждый из них и тематически (да и формально) оставил свой след. Киев, когда "залпы - перерубают воздух пополам"... Разгромленная Германия, когда - "загнаны в загоны - а все-таки живем - пока, как в огонь, в вагоны - не побрасали живьем!"... И может быть удивительно, но лучший отдел книги - "Луны" - написан именно здесь. Третий период - американский, когда - "Медведицу отыщем в высоте - заломленную гневно над Гудзоном". И в германском, и в американском периоде мы слышим уже подлинный голос Елагина... Здесь стих Елагина достигает той высокой и свободной простоты, которая - одна - отличает настоящего художника слова:

Но только б помнить этот дом живым!
Пуская он перед смертью мне приснится
Мой детский дом с моим окном кривым..."

(Р.Гуль. "Новый журнал", #36, 1954).

Иванов Г.
Закат над Петербургом. "Возрождение", #27.
Стихотворения. "Новый журнал", #33.

Иванов-Разумник Р.В.
Тюрьмы и ссылки. - Нью-Йорк.

"Пусть в "Тюрьмах и ссылках" нет стройности и единства настроения... Это естественно: книга Иванова-Разумника писалась клочками, писалась более 10 лет, рукопись пряталась в СССР, где ее держать было опасно, продолжалась в немецком лагере Кониц, все это урывками, иногда - по горячим следам вчерашних истязаний, иной раз - под наплывом иных, немецких лагерей и военных переживаний. Но, может быть поэтому, благодаря этой встревоженности и неровности изложения, благодаря тому, что в этой книге Иванова-Разумника сам - герой страстного и взволнованного рассказа, - может быть благодаря этому, его книга и производит такое потрясающее впечатление...

Прекрасны портретные зарисовки населения ленинградских и московских камер следственных тюрем, всех этих вчерашних крупных коммунистов, а сегодня "врагов народа", инженеров и колхозников, журналистов и врачей, партийных деятелей и "бывших" людей..." (Б.Филиппов. "Новый журнал", #33).

Иваск Ю.П.
Царская осень. Вторая книга стихов. - Париж.

Забежинский Г.Б.
Стихи. - Нью-Йорк.

Зайцев Б.К.
Древо жизни. - Нью-Йорк.

Зензинов В.М.
Пережитое. - Нью-Йорк.

Иваск Ю.П.
Царская осень. Стихи. - Париж.

Ильин И.А.
Аксиомы религиозного опыта. - Париж.

Лосский Н.О.
Достоевский и его христианское миропонимание. - Нью-Йорк.

Магула Д.А.
Чудо. Легенда. - Нью-Йорк.

Маковский С.К.
На пути земном. - Париж.

Мельгунов С.
Как большевики захватили власть. - Париж.

Нароков Н.
Мнимые величины. Роман. - Нью-Йорк.

"Это интересная книга... Тема "Мнимых величин" - "большивизм и человек". В эмигрантской печати о романе Нарокова уже было несколько положительных отзывов. Они трактовали "Мнимые величины", как бытовой советский роман. Думаю, что это неверно. Задача автора была значительно сложнее. Нароков дает не бытовой "разоблачительный" роман с "положительными" и "отрицательными" типами... "Мнимые величины" роман проблемный. Отсюда все его достоинства и недостатки... Порой "проблемность" романа превращает многие его страницы в некую "нравоучительность" и тогда его персонажи становятся не живыми людьми, а носителями добра... и зла... Причем добро, конечно, побеждает...

В целом, "Мнимые величины" - книга талантливая и политически нужная. Она была бы лучше, если бы из нее вырвать некоторые "белые нитки" нравоучительства". (Р.Гуль. "Новый журнал", #33).

Неймирок А.Н.
День за днем. - Франкфурт-на-Майне.

Осоргин М.
Письма о незначительном. - Нью-Йорк.

"Письма о незначительном" Осоргин писал в "отвоевавшей", как тогда казалось, Франции, в местечке Шабри, где он жил и где умер. Находясь в свободной зоне, но до оккупированной было "рукой подать", и он мог ее наблюдать вблизи...

Замкнутый в узком пространстве времени и места, Осоргин, конечно, не мог предвидеть многих событий, но, исходя из своего отрицания войны, ее побед и поражений, он многое оценил верно. "Половина мира воюет, другая половина готовится к войне. Весь мир жаждет окончания войны. Когда война окончится, весь мир будет готовится к новой войне". ... Он не ждал разрешения основных вопросов путем войны и предвидел, что после ее окончания "история только начнется"...

Основной верой Осоргина была вера в человека и его право на свободу своей личности. Это право он отстаивал всю свою жизнь, и подавление личности представлялось ему величайшим грехом человечества и источником всех неправд, от которых страдает мир..." (Ю.Сазонова. "Новый журнал", #38, 1954).

Печаткина Е.
Перекати-поле. Роман в 3-х частях. - Аугсбург.

Померанцев К.
Восьмой день. "Возрождение", #26-30.

Прегель С.
Берега. - Париж.

Раевский Г.А.
Третья книга. - Париж.

"Отличительной чертой поэзии Георгия Раевского является ее одержимость одной идеей. Идея эта религиозная. Поэзия для Г.Раевского - служение высшему. Отсюда - ее строгость, торжественность, ее сакральный характер. Поэт и сознательно, и бессознательно захвачен христианством, в кротком свете которого стираются противоречия, одухотворены и оправданы все явления жизни. В современной эмигрантской поэзии он почти одинок. Поэзия его преимущественно волевая, никак не стихийно-иррациональная...

Чувство одиночества, столь характерное для его современников, органически чуждо Г.Раевскому...

Все его существо пронизано "соборностью", "преодолением раздельности земного бытия"...

Связь человека с потусторонним совсем не символ, а реальность для Раевского. И "неба светлые сыны" являются ему вовсе не на фресках старых мастеров, а здесь, в будничной повседневности, как "други" изнемогающих..." (Е.Таубер. "Грани", #21, 1954)

Рыбинский Н.З.
Страшная эпидемия. Комедия в 1 действии. - Нью-Йорк.

Слоним М.Л.
Три любви Достоевского. - Нью-Йорк.

Страховский Л.
Долг жизни. 3-я книга стихов. - Торонто.

Сургучев И.
Детство императора Николая Второго. - Париж.

Терапиано Ю.К.
Встречи. - Нью-Йорк.

Толстая А.Л.
Отец. Жизнь Льва Толстого. - Нью-Йорк.

Ширяев Б.
Я - человек русский. Рассказы. - Буэнос-Айрес.

Шишкова А.
Чужедаль. Стихи. -Франкфурт-на-Майне.

Цветаева М.
Проза. - Нью-Йорк.

"Проза" Марины Цветаевой - в основном книга воспоминаний. Многие жизни воскресают на ее страницах. Конечно, это не документальная книга. Все в Марине Цветаевой субъективно, даже и ее сугубо субъективная манера письма. Но, может быть, именно поэтому так много верного в ее книге, в ее суждениях о людях. Может быть, именно поэтому таким живым поднимается из ее слов облик Андрея Белого, "сына профессора". И Валерия Брюсова с его:

Быть может, все в жизни лишь средство
Для ярких певучих стихов...

Но воспоминания это только внешний фон. За этим блестящим, созданным порой из парадоксов фоном, порой из ярких зарисовок, скрывается тяжелый поиск художника. Что такое искусство? Куда идти? Что делать? Можно ли быть поэтом и христианином вместе?

"Для только-большого (поэта) искусство всегда самоцель, то есть чистая фикция, без которой он не живет и за которую не отвечает. Для великого и высокого - всегда средство. Он сам - средство в чьих-то руках, как, впрочем, и только-большой - в руках иных. Вся разница, кроме основной разницы рук, в степени осознанности поэтом этой своей одержимости. Чем поэт духовно больше, т.е. чем руки, его держащие, выше, тем сильнее он эту свою одержимость (служебность) сознает. Не знай Гете над собой и своим делом высшего, он никогда бы не написал последних строк последнего Фауста. Дается только невинному - или все знающему"..." (А.К. "Грани", #21, 1954).

Чернов В.М.
Перед бурей. Воспоминания. - Нью-Йорк.

Яблоновская Н.
Двадцать первый. "Возрождение", #30.

Яновский В.С.
Записки современника. "Опыты", #2.
Портативное бессмертие. - Нью-Йорк.

"Парижское "дно", трущобы - открытые Бальзаком, воспетые Бодлером, и позднее многими вновь "воссозданные". Это "Париж" Яновского. Атмосфера книги - сюрреалистическая. Язык - то нарочито-небрежный, то назойливо-затейливый. Всюду многословие, скопление деепричастий или прилагательных... Она - "нечто пестро-телесно-пышноволосое, птичье-звериное, пушисто-рыбье (одновременно флора и фауна, натюрморт и ню)". Что же, конечно, остроумно, но при постоянном повторении этого рода гротески убивают. Читатель уже давно умер от сюрреалистического мышьяка, а отравитель все еще обсыпает им окачурившуюся жертву... Но бесспорно, что Яновский талантлив...

Как прежде говаривали критики, книга Яновского - спорная. И хорошо, что спорная! И хорошо даже, что в ней много "от лукавого". Это - жизнь, творчество. Эту книгу прочесть стоит". (Ю.Иваск. "Новый журнал", #33).

Сборники:
В Нью-Йорке выходит антология поэтов "На Западе".

Настроение

Иванов Г.

"... Чем дольше живу я, тем менее
Мне ясно, чего я хочу?
Купил бы, пожалуй, имение.
Да чем за него заплачу?

Порою мечтаю прославиться
И тут же над этим смеюсь,
Не прочь и "подальше" отправиться,
А все же боюсь. Сознаюсь."

(Дневник. Март-май, 1953. "Новый журнал", #33).