Если изложенное в предыдущей части на что-либо бросает свет, то в этом свете захватывающий интерес для более подробного изучения выделенной эвристики могла бы представлять глава 16 "Апокалипсиса", предшествующая рассказу о гибели универсального Вавилона. Она обрисовывает цепь свершений, которые должны будут в истории подводить к этому коллапсу. И интересна она, в частности, тем, что в ней появляется, тревожа воображение как христиан, так и постхристиан, очень знакомое слово - "Армагеддон". С чем оно связано для нас? Я лишаю слова те "простые души", которые помнят лишь: Армагеддон - нечто "апокалиптическое", а значит "катастрофическое". И которые ляпают в газетах по случаю где-нибудь пролитой нефти: "экологический Армагеддон".

Если говорить об образах "Армагеддона" у людей "начитанных", то таких базисных образов - два, и они сильно разнятся, хотя восходят к одному и тому же эпизоду из 16 главы "Апокалипсиса". Я хочу обсудить эти образы. Я покажу, что из того же контекста с большим правом выводится третий образ - потенциально сильнейшее основание православной политики или, если угодно, политического православия, - будь такая политика и такое православие сколько-нибудь мыслимы в новом веке.

Всякий, соприкасавшийся хоть с западным киноискусством, хоть с брошюрами иеговистов, хоть с фэнтези экс-россиянина Ника Перумова, знает идею Армагеддона как большой потасовки добра со злом, победной для добра. Хотя, скажем, для иеговистов так называется война, которую начнет "сын Бога Иеговы, назначенный Царь" против "системы Сатаны", а президент США Теодор Рузвельт называл "своим Армагеддоном" любое судьбоносное для себя политическое игрище ¹ - и там и тут единый базисный образ, который я обозначу как "Армагеддон-1".

С другой стороны, и в массовых представлениях, и в некоторых комментариях к Апокалипсису мы находим "Армагеддон-2" - образ дикой и по сути абсурдной бойни народов: из примеров самых известных напомню новеллу Рея Брэдбери "Уснувший в Армагеддоне" или проповеди Билли Грэма середины 1980-х, где под этим названием представал грядущий ядерный коллапс, который могло бы остановить лишь прямое вмешательство Иисуса ².

Контекст Апокалипсиса, проросший обоими этими образами, входит в главу, рисующую излияние на Землю "семи чаш гнева Божия" и предваряющую рассказ о суде над универсальным Вавилоном. Из первых строк этой главы видно, что излияния оных чаш начнутся, когда люди станут принимать начертания зверя и чтить его образ. Христиане, верящие, что с нами ничего подобного не происходит, могут спокойно трактовать главу 16 как относящуюся к неопределенно дальнему будущему. При этом все возможные попадания пророка в нашу современность должны считаться далекими резонансами предвосхищаемых свершений, подобно тому как во множестве исторических фигур в разные времена усматривался отсвет персоны антихриста - устроителя Царства Зверя.

Итак, о семи чашах. Пролитие первых пяти из них выражается в картинах порчи мировой среды, частично взятых из рассказа Пятикнижия о казнях египетских - язвы, замутненные воды, мгла над миром, - но дополненных мотивом нарастающего зноя (ст. 8-9). Затем идет часть, которая важна для нас: "12. Шестой ангел вылил чашу свою в великую реку Евфрат; и высохла в ней вода, чтобы готов был путь царям от восхода солнечного. 13. И видел я выходящих из уст дракона и из уст зверя и из уст лжепророка трех духов нечистых, подобных жабам; 14. это - бесовские духи, наводящие знамения; они выходят к царям земли всей вселенной (дословно - "всей ойкумены", - В.Ц.), чтобы собрать их на брань в оный великий день Бога Вседержителя. - 15. Се, иду как тать: блажен бодрствующий и хранящий одежду свою, чтобы не ходить ему нагим и чтобы не увидели срамоты его. - 16. И он собрал их на место, называемое по-еврейски Армагеддон (в греческих списках обычно - "Хармагедон" с одним "д", в некоторых также "Магедон" - В.Ц.). - 17. Седьмой ангел вылил чашу свою на воздух; и из храма небесного от престола раздался громкий голос, говорящий: совершилось! I8. И произошли молнии, громы и голоса, и сделалось великое землетрясение, какого не было с тех пор как люди на земле. Такое землетрясение! Такое великое! 19. И город великий распался на три части, и города языческие пали, и Вавилон великий вспомянут перед Богом, чтобы дать ему чашу вина ярости гнева Его. 20. И всякий остров убежал, и гор не стало. 21. И град величиной в талант пал с неба на людей, и хулили люди Бога за язвы от града..." Замечу, что греческое слово сейсмос из ст. 18 может значить не только "землетрясение", но также "волнение" или "буря" - именно его использует Евангелие от Матфея, 8,34, говоря о буре, застигшей Христа с апостолами на Генисаретском озере.

Как видим, все это - вместе с началом принятия "начертаний Зверя" - происходит еще не в Царстве Зверя, но, скорее всего, при расцвете универсального Вавилона. Непосредственно эпизод с Армагеддоном начинается с неких наитий от дьявола, зверя и лжепророка, толкающих правителей ойкумены на военные действия в срок, названный "оный великий день Бога Вседержителя". Далее, когда пророк предвидит, что место войны по-еврейски будет зваться Армагеддон или Армагедон, с одним "д", неведомый субект, возбуждающий ее, фигурирует в единственном числе. Под ним можно разуметь либо дьявола, либо даже карающий промысел Бога, чей голос вдруг грозно вторгается с предупреждением в картину, рисуемую Иоанном. Во всяком случае, пресловутые зверь и лжепророк тут - скоре виды инспираций, возбуждающих хозяев мира, но не самостоятельные персоны,

Сочетание в этом темном эпизоде мотивов "сбора на битву" и "великого дня Бога" как раз и породило идею, которую я назвал "Армагеддон-1". Многие оказались склонны здесь видеть дублет к иным местам Апокалипсиса - то ли к гл. 19, 11-20, где воля Христа сокрушает силы зверя и лжепророка, воцарившихся после падения универсального Вавилона, то ли к гл. 20, 7-10, где огонь с неба жжет народы Гога и Магога, наступающие на тысячелетнее царство святых. Именно по этим аналогиям, и больше ни по чему, сцену в Армагеддоне поняли как битву, где мировое зло погибнет под ударами добра.

Так св. Андрей Кесарийский, рассуждая о том, как "совершаемое демонами лжезнамение возбудит уверовавших в него на брань против великого и пресветлого дня Бога Судии живых и мертвых", добавлял, мол, "в оный день богоборцы, будучи совершенно побеждены, бесполезно восплачут, оплакивая прежние заблуждения"³. А на западе, начиная со св.Амвросия (IV в.) через писавших в раннее Средневековье Примасия (VI в.) и Беду Достопочтенного (VIII в.) к авторам акматического для феодальной Европы XII в. св. Бруно и св. Мартину, также аббатам Ричарду и Руперту, - еще определеннее проходит осмысление Армагеддона как места поражения неправедных в день отождествляемый со днем восстания из мертвых ⁴.

Странным образом этих толкователей не насторожило хотя бы то, что в видении о семи чашах эпизод Армагеддона, пребывая под знаком шестой чаши, явно предшествует суду над Вавилоном, подпадающему под седьмую чашу. Поэтому не может быть, чтобы на взгляд пророка события в Армагеддоне отождествлялись с разрушением Царства Зверя, каковое должно восторжествовать на земле через гибель универсального Вавилона в "восстании десяти рогов". Тем более нельзя приравнивать сцену в Армагеддоне к истреблению народов, теснящих тысячелетнее царство праведных, - иначе оказалось бы, что чаши Божьего гнева, насылающие язвы, мглу и зной, изливались бы в эпоху "царствования святых", когда Сатана предполагается обузданным в его бездне (20, 1-б). Пророчество Иоанна сохраняет внутреннюю связность, повторяю, лишь в том случае, если синхронизировать эпизод Армагеддона либо с восхождением, либо с господством универсального Вавилона, пышущего лживыми претензиями на "конец истории", на историческую неуязвимость.

Кроме того, будь Армагеддон местом победы над силами зла, кто бы представлял в этой битве добро? Где упоминание о победителях? На западе св. Амвросий с его последователями пытались противопоставить нечестивым воителям в Армагеддоне "царей от восхода солнечного", полагая в них воинство Христово ⁵. Напротив, в Византии св. Андрей понимал под "уготовлением пути" этим царям - раскрепощение карающим ангелом азиатского натиска на запад, "проход языческим царям для истребления друг друга и прочих людей". В дальнейшем сам Запад нашел такое понимание намного более достоверным. Например, в XVI в. остроумный протестант Давид Хитрей, обсуждая движение с востока, назначенное смести католический Вавилон и явно имея в виду Оттоманскую Порту, связал мотив "осушения Вавилона" с античными рассказами об отводе русла этой реки осаждавшим древний Вавилон персидским воинством Кира. "Евфрат иссох" - звучит для Хитрея символом открытости нового Вавилона восточной агрессии ⁶. В ХХ в. на изломе модерна Поль Клодель уверенно усмотрит в этих строках Иоанна предвестие будущего заполонения западнохристианского мира восточными учениями - включая буддизм, ислам и наследующий еврейскому хилиазму большевистский коммунизм ⁷.

Следует признать, что в открытую "Апокалипсис" никак не связывает с Армагеддоном победы воинов Бога, хотя голос Божий грозен над затевающими в этом месте войну мироправителями. Понятным образом отсюда мог развиться мотив, обозначенный как "Армагеддон-2". Он явствен даже у св. Андрея, который рядом с домыслом о "совершенной победе" над "богоборцами" тут же пишет: "Армагеддон означает рассечение или убийство. В этом, полагаем, месте собранные и предводимые дьяволом народы будут избиты, ибо он утешается кровью человеческою"⁸. Так что же знаменует Армагеддон: торжество Бога или утеху дьявола? Психологически понятно, что в иных комментариях появляются странные гибриды этих двух идей, фантазии в том роде, что, дескать, народы-то встанут на борьбу для своих политических целей, но поднимающий их дьявол будет иметь в виду использовать их против Христа и т.п.⁹. Александр Мень в своей книге "Читая Апокалипсис" от мыслей о некой вражде двух сверхдержав, моделируемой по аналогии с противостоянием Рима и Парфии, вдруг произвольно перепрыгивает к Армагеддону как все той же "последней битве в истории", окончательной "схватке добра со злом" - что звучит забавно уже потому, что никак не может считаться "последней" битва, за которой мир еще ждут ужасы "восстания десяти рогов"...¹⁰

Похоже, корректнее всего оценил место сцены Армагеддона в сюжете "Апокалипсиса" Сергий Булгаков, написав, что предрекаемая брань "в оный великий день Бога Вседержителя" - "еще не есть день Страшного Суда Божия", но одно из потрясений и мировых катастроф"¹¹, причем, по-видимому, занимающее особое место в цепи событий, ведущих к краху универсального Вавилона и к попытке обосновать на новой религиозности Царство Зверя. То есть к кульминации всей политической линии "Апокалипсиса".

Это место должно как-то определяться стыковкой событий в Армагеддоне с обозначившимся путем на запад "царям от восхода солнечного". На правах восстания семи чаш эти два свершения должны располагаться между явственной порчей мировой среды, включая нарастание зноя, и бедствиями в воздухе, которые бы специфически знаменовались "молниями, громами и голосами". На самом деле любое намерение объявить пророчество об Армагеддоне исполнившимся может уважаться лишь в том случае, если оно опирается на распознание в истории некоего подобия этой событийной цепи. Но этого мало: эпизод в Армагеддоне характеризуется не только этим внешним окружением, но и собственной внутренней структурой. Ее составляют два повествовательных мотива - "некая совместная военная акция правительств мира" и "Божье осуждение этой акции как навеянной демоническими силами", - а кроме того, вводимые привязки этих мотивов во времени к "оному великому дню Бога Вседержителя" и в пространстве к "месту, называемому по-еврейски Армагед/д/он (или просто Магед/д/он)". Понятно, что именно собрание мирового сообщества для войны и две обозначенные привязки должны быть распознаны, чтобы можно было объявить это пророчество сбывшимся. Но также очевидно, что сделать такой шаг был бы в состоянии только субъект, на взгляд которого были бы достоверны и привязки, и привносимый дополнительный мотив Божьего осуждения. И напротив, в осуществление предсказания не будет склонен поверить тот, для кого привязки будут сомнительны, а мотив осуждения - неприемлем.

Анализируя эти привязки, займемся сперва словами об "оном великом дне Бога". Мы уже видели причины, делающие невозможным обычное для многих былых книжников приравнивание этого дня к дню Христова Пришествия и Страшного Суда. Есть ли другое решение? Можно было бы обратить внимание на то, что выражение "великий день", по-гречески мегале гемера, используемое в Евангелиях как обозначение праздничного дня (ср. Иоан. 19,31 - "та суббота была великий день"), затем специализируется в языке христианской церкви в наименование дней Пасхи. Такое словоупотребление широко известно из текстов Григория Богослова, постоянно твердящего о Пасхе как о "величайшем из дней" (Слово 45-е), "дне великом", "дне светозарном и великом" ("Песня Христу после безмолвия в Пасху") ¹². Однако наблюдается оно уже в канонах Антиохийского собора 341 г., каковые в специальной литературе расцениваются как "составляющие лишь более подробное развитие правил апостольских"¹³. От греческой церкви такое выражение переняли славяне: болгары, у которых Пасха так и зовется Великден, сербы, прилагающие название Великидани ко всей пасхальной неделе. То же в древнерусском языке, ибо в 18 в. Афанасий Никитин на чужбине сетовал: ".. праздников хрестианских, ни Велика дня ни Рождества Христова не ведаю". Если это поистине древний оборот, восходящий к первым христианским векам, - а полагать так, видимо, есть основания, - то не проступает ли в пророчестве о войне, возбуждаемой демонами в "оный великий день Бога" (по св. Андрею, в "брани против великого и пресветлого дня Бога Судии"), именно мотив чьего-то сознательного покушения на Пасху как праздник, отсылающий к стержневому событию христианской истории?

Теперь обратимся собственно к названию Армагеддона. Для него ранние средневековые экзегеты предлагали множество псевдоеврейских разъяснений. Но уже св. Бруно здесь распознал передачу хорошо известного по Ветхому завету топонима "Мегиддо", в греческих отражениях "Магеддо", "Магеддон" ¹⁴. Позднейшая библеистика приняла такое сближение. При этом, расценивая палестинский Мегиддо по преимуществу как место побед Израиля над языческими царями, она произвольно подтянула эту этимологию под свою излюбленную идею Армагеддона - поля "последней битвы", "великой победы над злом".

Правда, начальный элемент Ар-, отражая еврейское хар- "гора", у части эрудитов вызвал смущение: Ветхий завет, зная в Палестине город Мегиддо, а также Мегиддонские воды (Судей, 5,19) и Мегиддонскую равнину (2 Паралипоменон 35,22), вовсе не ведает "Мегиддонской горы". Остается лишь строить догадки, не было ли название города перенесено на некую ближнюю гору ¹⁵. Не говоря уже о том, что гора в Палестине - странный выбор поля сражения, поэтому очень курьезны главы из романа Льва Тихомирова "В последние дни", где антихрист иступленно загоняет все свое воинство на гору Армагеддон, расценив ее как место назначенной ему Христом дуэли.

Но даже отвлекшись от странности "горной" частицы и доверясь тому, что провидец почему-то отсылал читателей к истории палестинского Мегидо, - впрямь ли такая отсылка должна была внушать победные эмоции христианам, сведущим в Ветхом завете? Такова ли смысловая и эмоциональная аура этого местного названия? Да, известно, что на заре еврейской истории при обживании Палестины беглецами из Египта здесь ими была одержана победа над ханаанеянами, о чем сохранились строки в известной песни пророчицы Деборы из Книги Судей, 5,19: "Пришли цари сразились, тогда сразились цари ханаанские у вод Мегиддонских, но не получили нимало серебра". Но ведь намного известней была долина Мегиддонская в ином смысле - как много раз помянутое в Ветхом Завете место страшной катастрофы Иудеи. Катастрофы, разыгравшейся, когда в столкновении с войском египетского фараона погиб праведный царь Иосия, как бы попав в жернова не нужной ему, чужой для него войны между Ассирией и Египтом (4 Царств 23, 29; 2 Паралипоменон 35, 22; 2 Ездры, 29-31). После этого поражения Иудея с Ие-русалимом подпали под власть Египта, и наследник Иосии был угнан в египетский плен. А вскоре Иудею как доминион Египта разорил царь Вавилона и Ассирии Навуходоносор - и теперь уже всей массой евреи пережили гнет вавилонского плена. Плачь об убитом Иосии надолго запомнился составителям Ветхого Завета, и пророк Захария (12,10) сравнивал с этим плачем будущую скорбь раскаявшихся евреев по убитому ими Мессии.

Потому название Армагеддона в части Апокалипсиса, заводящей речь об уготованном "пути царям от восхода солнечного" и об уделе Вавилона - пить чашу Божьего гнева, могло приводить на память не так даже языческих царей, кои "сразились, но не получили нимало серебра", как Иосию с его воинами, зажатых между вздыбившимися мировыми силами и павших "не на своей" войне. В соединении с мотивом Пасхи - "Великого Дня Бога Вседержителя", праздника, также и у христиан постоянно напоминающего об истории исхода евреев из египетского рабства, напоминание о Мегиддо, месте сокрушения Иудеи фараоновым воинством, о начале второго египетского господства, переходящего в плен вавилонский, могла бы звучать особенно мрачно - вызовом Пасхе, празднику Исхода, "бранью против великого и пресветлого дня Бога Судии" (св. Андрей), грозящей перечеркнуть Исход. Но вместе и подготовкой вступающей непосредственно следом темы суда над Вавилоном.

Нет, смысловое поле, окружавшее странную форму "Ар-Магеддон", не несло обетования победы, - но утверждало осужденность "царей всей ойкумены" в том смысле, как о том писал в ХХ в. русский эмигрантский толкователь Апокалипсиса П.Иванов: "Все цари вселенной (правительства), как бы побуждаемые нечистым духом, обнаружат себя во всей срамоте своего духовного ничтожества и тем сами себя убьют"¹⁶ . Или, как медитировал в XVI в., изощренно играя на еврейских созвучиях, Давид Хитрей: "Армагеддон - значит: проклятые и обреченные воители, отверженные воители, обреченные нести анафему и сгинуть до конца. Слово, образованное от харем, что означает "неискупимо проклятый, осужденный на гибельное истребление дотла, нечистый настолько, что не подобает его касаться и не должно о нем молиться". А гад обозначает препоясанного для битвы, и гедуд - войско"¹⁷.

И, наконец, внутри "Апокалипсиса" эпизод с Армагеддоном обнаруживает одну впечатляющую текстовую перекличку, которая может быть использована при вменении ему историко-политического смысла. Бросается в глаза исключительное сходства между предупреждением Бога "царям ойкумены" в данном эпизоде - "Се, гряду как тать; блажен бодрствующий и хранящий одежду свою, чтобы не ходить ему нагим и чтобы не увидели срамоту его"¹⁸, - с увещеванием к осуждаемой Лаодикийской церкви (3,18):"Советую тебе купить у меня... белую одежду, чтобы одеться и чтобы не видна была срамота наготы твоей и глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть". Если этот выпирающий параллелизм двух пассажей откровения акцентирован провидцем сознательно, - то следовало бы думать, что осуждение военного мероприятия в Армагеддоне как-то стоит в связи с обличением лаодикийского ни-горячего-ни-холодного, убежденного в своем "непреходящем" богатстве и не способного видеть своей ущербности постхристианства.

Таковы смысловые параметры, которые позволяют, опираясь на текст Апокалипсиса, впечатляюще постулировать третий образ Армагеддона, отличный и от "Армагеддона-1" - "боевого торжества над злом" и от "Армагеддона-2" - "истребительной бойни народов". Более того, описанные параметры могли бы, при наличии на то политической готовности, подтолкнуть к провозглашению пророчества о войне "царей ойкумены" в Армагеддоне - осуществившимся у нас на глазах.

В герменевтике "Апокалипсиса" не нова мысль о том, что напоминанием о Мегиддо Иоанн мог "в таинственном смысле" выражать прозрение в судьбы некоего пространства, где в особо значимый момент правители земли развяжут агрессию ¹⁹. Все же сказанное выше, думается, могло бы неожиданно актуа-лизировать казалось бы мелкий факт - появление в некоторых очень ранних переводах Апокалипсиса названия Армагеддона в написании через к, а не через г. Так, в коптских рукописях стоит Армакедон или Эрмакедон, в древнеармянских Армакетон или Гармакетон ²⁰. Эти архаичные случаи настораживают своим созвучием с названием области на севере Балкан - Македония, по-еврейски Македон или Мокедон. Во времена Иоанна так звалась обширная римская провинция с многочисленными иудейскими и раннехристианскими общинами ²¹. В основу же ее было положено одноименное эллинистические царство, каковое в IV в. до н.э. включало, если обратиться к современной карте, значительную часть нынешней Северной Греции и земли Республики Македония, упираясь в сегодняшний автономный край Косово (тогда область Дардания) как в полыхающее военными конфликтами приграничье, объект карательных экспедиций македонских царей.

Разительное сходство звучания /Х/ар-Магед/д/он "Гора-Магед/д/он", особенно в коптских и армянских версиях вроде Ар-Македон с названием покрытой горами Македонии, собственно, значившим "Высокая земля", "Высокогорный край" ²², могло бы - особенно при учете мегиддонских мотивов "гибели царей" и "сокрушения народа Божьего в жерновах языческих империй" - вести к прямому наложению пророчества об Армагеддоне на многовековую историю земель былой великой Македонии, особенно же ее северо-западной оконечности. Этот край слишком хорошо известен крушением на Косовом поле в 1389 г. балканского христианства под напором ислама в битве, унесшей жизнь султана Мурада и князя Лазаря Сербского. Реже вспоминают "второе Косово" 1448 г., разгром Мурадом II венгерского войска Яноша Хуньяди, развязавший султану руки для окончательного наступления на Константинополь. Если названные события сделали этот край символом борьбы и последующего почти 500-летнего османского пленения православия на Балканах, то конец ХХ - начало XXI в. знаменовало "третье Косово", уничтожение суверенитета ожившей в новейшее время Сербии силами воздвигающейся планетарно-универсалистской державности. Формально "мировое-цивилизованное" под началом своего американского лидера выдвинулось на защиту косовских албанцев - мусульманского авангарда в Европе при живой поддержке исламских правительств и движений, включая, по некоторым сведениям, отряды Усамы бин Ладена. Таким образом, "третье Косово", получившее продолжение в 2000-2001 г. в поддержке консолидированным Западом албанского наступления на Республику Македония, оказалось акцией по деструкции пережитков православной государственности на Адриатике совместными действиями тех самых мировых сил, которым через считанные годы, даже месяцы предстояло схлестнуться в исторически беспрецедентной схватке, начавшейся в нью-йоркском небе и продлившейся на Среднем Востоке,

Напомню один момент, который у многих как-то быстро вытерся из памяти. В отличие от войны в Персидском заливе, "третье Косово" по замыслам его проектировщиков обнаружило отчетливую геокультурную окрашенность ²³. Хотя Запад шантажировал Милошевича ультиматумами в течение почти всего 1998-го г., - но бомбардироки начались в 1999-м и не в январе, не в феврале и не в мае, а строго в конце марта (точнее 25-го) в непосредственном приближении Великих дней православной Пасхи (2-го апреля, предпасхальная неделя с 5-го). По газетам того года прошли снимки американских снарядов, летевших в сербов, неся надпись "Счастливой Пасхи!". Несомненно, мы в прошлом найдем массу случаев войн, перекрывавшейся с большими религиозными праздниками. Но все дело в том, что здесь это не было ни случайностью, ни проявлением милитарного равнодушия к культурно-религиозным "побочностям", ни инерцией военно-оперативного процесса, как вышло с бомбардировками талибских районов в рамазан 2001 г.: поход "нового мирового порядка" в подыгрывание исламскому анклаву, взрывавшему сербское государство с его македонского юга, был заведомо спланирован таким образом, чтобы не только для сербов, но и особенно в глазах подпираемых албанцев представать ободряющим жестом - поруганием православного празднования Пасхи, "бранью против великого и пресветлого дня Бога Судии".

Окончание следует...

Примечания:

¹ The Interpreter's Bible. V.12.Nashville,1992. P. 486.

² Грэм Б. Четыре всадника //Откровение Иоанна Богослова, б.м., 1986. С.185-188; там же, с.185 - о глобальной войне как итоге "бесовского правления и порожденных им напряжений". Можно добавить, что идея "безблагодатного Армагеддона", несущего только гибель, а не победу добра, старше эпохи мировых войн и ядерной опасности. В частности она развернуто присутствует в известной книге Roberts R. Thirteen Lectures on the Apocalypse, вышедшей первым изданием в 1880 г.

³ Толкование на Апокалипсис св. Андрея Кесарийского. М.,2000,с.134.

⁴ См эти комментарии в издании Patrologise Cursus Completus. Series Latina. Ed.J.-P. Migne. В частности, комментарий Амвросия -Vol.17 .P.906-908; Примасия -Vol.68.Р.896; Беды - Vol.95.Р.179-182; св. Бруно - Vо1.1б5.Р.694-б95; аббата Руперта - vol.169. Р. 1123-1130; аббата Ричарда √ vol. 196. P. 829-830; св. Мартина - vol.209. P. 382-384.

⁵ От этой установки отходит в своем парадоксальном осмыслении шотландец аббат Ричард, для которого Евфрат - райская река, несущая воду крещения, а "цари, уходящие от восхода солнечного" - бесы, коим с иссяканием этой благой воды открывается путь в души ложных христиан.

⁶ Explicatio Apocalypsis perspicua et brevis, tradita a Davide Chytraeo. Vitebergae, 1564. P.308.

⁷ Claudel P. Introduction a 1'Apocalypse. P., 1946. P.57 sq.

⁸ Толкование на Апокалипсис, там же.

⁹ Толкование новозаветных посланий и Книги Откровения. Wheaton (Illinois), Slavic Gospel Association, 1992. С. 570 сл.

¹⁰ Мень А. Читая Апокалипсис. М., 2000, С.162-163.

¹¹ Булгаков С. Апокалипсис Иоанна (Опыт догматического истолкования) М., 1991, С.141 сл.

¹² Григорий Богослов, Собрание творений. М., 2000.- T.I.C.804; Т.2. С. 117 сл

¹³ См.: Lampe W.H. A Greek Patristic Lexicon. Oxford╩ 1991.P.606; Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т 1. М., 1991. С. 183.

¹⁴ См. толкование св. Бруно в Patrologiae Cursus Completus. Series Latini. Vol. 165.P.695.

¹⁵ Theological Dictionary of the New Testament. By G. Kittel. Vol.6 Grand Rapids (Michigan), 1985. P. 468; Boring M.E. Revelation. Louisville, 1989. P.175-178; The Interpreter's Dictionary of the Bible. Vol.1. Kashville,1991.P.226.

¹⁶ Иванов П. Тайна святых. Введение в Апокалипсис. Париж, ymca-Press, T.I..1949. С.215.

¹⁷ Explicatio Apocalypsis... P.309.

¹⁸ Среди многочисленных предупреждений и призывов к покаянию, которыми полон "Апокалипсис", это - похоже, последнее. Впечатление таково, что голос, говорящий "Свершилось!" с излиянием на воздух седьмой чаши, констатирует наступающую необратимость событийного механизма, готовящего суд и расправу над универсальным Вавилоном, в более дальней перспективе новой религиозно-политической организации мира в Царстве Зверя. Я не знаю, обращал ли кто-нибудь из комментаторов внимание на то, что эпизод в Армагеддоне - по существу, последний случай, где "цари ойкумены" имеют возможность правильным выбором приостановить сюжетную машину Суда, но они оказываются не в состоянии сделать этот выбор. Подобная функция эпизода решительно противоречит его пониманию в духе "Армагеддона-1" и, по правде, плохо согласуется с версией "Армагеддона-2".

¹⁹ Апокалипсис Святого Иоанна Богослова. Сборник святоотеческих богословских истолкований. Составитель М.Барсов. Свято-Троицкая лавра, 2000, С.212 сл.

²⁰ The Interpreter's Dictionary of the Bible. Vol.1┘ P. 226.; Horner G. The Coptic Version of the New Testament. Vol. VII. Osnabruck, 1969.P. 441.

²¹ Еврейская энциклопедия. Т.10.М., 1991. С.537.

²² Гиндин Л.А., Цымбурский В.Л. Гомер и история Восточного Средиземноморья. М., 1996, С. 261.

²³ Я всегда использую термин геокультура, запущенный Эмануэлем Валлерстайном, в строго определенном смысле политического проектирования и политического оперирования, основанного на мобилизации тех или иных культурных признаков, позволяющих субъекту по-разному выделять в мире "свое" и "чужое", "своих" - на данный момент - и "чужих".