Обучение насилием

После событий в театральном центре на Дубровке мы живем в другой стране... Фраза - сколь часто повторяемая сегодня, столь и ставшая пародийной. Ведь до этого мы говорили, что после "11 сентября" мы живем в другом мире. А в "другой стране" мы оказывались и после гибели "Курска", и после расстрела парламента в 1993 году, и, конечно же, после ухода с политической арены ельцинского клана в конце 1999-го. И вот приехали в Москву несколько полуграмотных горцев, и мы опять оказались в "другой стране". Это мироощущение, скорее, доказывает, что у нас вообще нет страны, и что мы ничего не знаем о мире.

Но согласимся и с тем, что в результате теракта на Дубровке в Москве, многое действительно изменилось. Вспомним хотя бы контекст политических дебатов сентября. Тогда, в связи с событиями вокруг Ирака и угрожающими заявлениями Путина в адрес Грузии, экспертное сообщество с энтузиазмом обсуждало проблему превентивного удара. Эксперты вряд ли изобретали новую технологию международных отношений - этот дискурс, скорее, свидетельствовал о плодах обучения насилием, которым пронизано наше общество.

Что касается существа вопроса, то совсем недавно международное право категорически отрицало возможность любого превентивного удара, опираясь на принцип суверенности субъектов международного права. Причем, в России, так до конца и не залечившей раны мировой войны, еще недавно абсолютно ни у кого не было сомнения, что агрессия (а превентивный удар - это всегда агрессия) - плохое решение. Считалось, что и на практике страны-лидеры, определившиеся в середине прошлого века, всегда могли сдержать любого "агрессора" в рамках его национальной территории. Теория послевоенного либерализма утверждала также, что любая диктатура, будучи сдержанной в рамках собственной территории, становилась, таким образом, нестабильной и терпела экономический крах, создавая тем самым условия для прихода режимов, более отвечающих интересам "мирового сообщества", которое, конечно же, не "мировое"... И кстати, опыт СССР и опыт всего социалистического лагеря, в конце концов проигравших в конкуренции с Западом свои собственные государства, этой теории не противоречил.

Однако окончательная ясность краха постъялтинского мира наступила десятилетием позже, когда в результате грандиозного террористического шоу "11 сентября" выяснилось, что "изгои" изобрели "дешевые" способы прорывать изоляцию и приблизились в некоторых видах простейшего вооружения к странам-лидерам (которые, кстати, этим оружием торговали направо и налево). Выяснилось также, что демократические нормы общежития государств западного типа позволяли потенциальному террористу относительно легко проникать в самые уязвимые места враждебной ему цивилизации, а развитая инфраструктура последней - использовать в качестве оружия массового поражения элементы и фетиши самой цивилизации. Например: самолет, поезд, городской транспорт, небоскреб, театральный комплекс, СМИ...

Решение на стадии эндшпиля нетрудно было предсказать. Западный мир встал перед необходимостью пересмотреть в целях безопасности и нормы международного права, и, как мы видим, демократические нормы общежития. Самая богатая и самая мощная страна мира сказала: "Если их уже невозможно сдержать, значит, их надо опередить".

Россия ведет с Америкой цивилизационный спор, но и постоянно копирует ее (пародирует?), буквально до мелочей. Вслед за Америкой экспертное сообщество России на вопрос: "предоставляют ли современные международные нормы право на превентивный удар?" тоже стало отвечать: скорее "да", чем "нет". Формула Сергея Караганова, которую он неоднократно озвучил на проходящих в Москве круглых столах, была лапидарна - "превентивный удар - это здравый смысл". Конечно, мало кто не отдавал себя отчет в том, что этот "здравый смысл" - продукт исключительно элитарного пользования. Действительно, если каждая страна или же доминирующая политическая группа начнет воспитывать противника превентивными ударами, то "здравый смысл" очень быстро превратится в свою противоположность. Однако мы все еще были большие и сильные, и дилемма Раскольникова: "Кто я - тварь дрожащая или право имею?" как бы вышла из культурной плоскости индивидуальных исканий и попала в противопоказанную для исканий плоскость политической прагматики.

Кризис, который не залечивается пулей в лоб

Впрочем, для того, чтобы "здравый смысл" стал нормой в современной российской политике, не хватало лишь какого-нибудь знака, явленного свыше.

23 октября группа вооруженных боевиков захватила в Москве театральный центр на Дубровке, в котором находилось более 700 зрителей, и под угрозой взрыва здания потребовала начать переговоры о выводе российских войск из Чечни. Это и было тем знаком свыше. Как известно, власть шантажу не поддалась, напротив, уморив газом и террористов, и собственных граждан, ответила максимально жестко. В какой-то степени, можно считать, что и превентивно, потому что теперь уже никто не может сказать точно, готовы ли были на самом деле террористы покончить с собой. Допустим, были готовы, а потери 127 из 700, то есть около одной пятой, - допустимые потери. Если, конечно, забыть, что дело было в Москве, и потери эти были среди праздной публики и не от рук террористов, а на дворе третье тысячелетие, и официально у нас нет даже войны ни с кем и т.д.

Но к тому, что случилось позже, злодеи-террористы явно не имели отношения. Это и решение цивилизованной Думы трупы не выдавать (хорошо, что не выставлять головы на колах), и эскалация военных действий, и отказ от любой формы диалога о проблеме, включая отказ создать парламентскую комиссию по факту гибели людей в Москве, и обоснование цензуры в СМИ, и многое, многое другое. И нельзя сказать, что абсолютно единогласно. "Какая мы на фиг другая цивилизация, если не способны подняться над ненавистью, как не способны этого сделать и террористы", - восклицает в Газете.ru Наталия Геворкян.

Признаемся же, что не последнее (если ни решающее) значение для "раскольниковизации" России имело то, что 23 октября удар пришелся не просто по населению России, а по Москве - преуспевающей в масштабе России. По старухе-процентщице. И даже не просто по Москве, а по преуспевающему классу Москвы, ибо мюзиклы в Москве посещают не рядовые москвичи, а только очень обеспеченные люди. Телекамеры фиксировали потом разбор шуб, оставленных заложниками, сумочек с сотовыми телефонами и кошельками, в которых были карманные деньги, на которые может год жить иная российская семья. Показывали эвакуацию машин весьма неплохого иностранного качества. Среди заложников оказались родственники очень известных людей, например, драматурга Марка Розовского, экс-министра экономики Нечаева и т.п.

Это случилось невозможное: война, идущая на далекой периферии, вернулась в Москву. И не просто в Москву, а именно в тот самый класс, который наиболее удален от войны, наиболее защищен от этой войны, который за редким исключением никогда не посылал своих детей на этот фронт. И как бы потом ни трактовали героическое "освобождение заложников" (в результате которого многие из заложников погибли), но де-факто террористы вынудили власть императивом штурма пожертвовать представителями "класса поддержки", вызвав глубокий кризис российского общества. И это кризис, который не залечивается пулей в лоб.

В России умеют терять людей

В России умеют терять людей. Вспомним хотя бы, что падение вертолета под Грозным совсем недавно, 19 августа, унесло столько же жизней, сколько и штурм "Норд-Оста", но такой национальной боли оно не вызвало и уж во всяком случае не повлияло на динамику войны на окраине и динамику отношений с Америкой. На "Курске" утонуло столько же, сколько в "Норд-Осте", но на внешнюю и внутреннюю политику катастрофа не повлияла, хотя некоторое время и искали американскую подлодку-убийцу. Взрывы в спальных районах в Москве в 1999 году, конечно, вызвали огромный шок, но как ни цинично это звучит, только потому, что это было "в первый раз". Сама катастрофа была впоследствии "утилизирована" властью и обществом. 100 человек потерь - то тут, то там, то от теракта, то вследствие халатности - вообще стало как бы расхожей монетой в России.

Но в последнем случае политическая элита неспроста сразу же перешла к самым завышенным оценкам, определив теракт на Дубровке как попытку нарушить целостность России. И даже как попытку, одержав морально-политическую победу, относительно дешевыми средствами совершить государственный переворот (в одном отдельно взятом театральном центре).

Для нас 23 октября стало копией "11 сентября" в Америке не только по характеру теракта, по реакции властей и спецслужб, но также по реакции общественного мнения. Вспомним, как поначалу многие в России расценили масштабное нападение исламских террористов на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке как расплату Америки и за экспансию, и неумеренное процветание на фоне нищеты третьего мира. Одна из карикатур того времени, опубликованная в одной из газет исламского мира, изображала здания Всемирного торгового центра в виде торчащих из земли палочек "Твикс" и "Сникерс", в которые врезаются самолеты с террористами. Но и российская периферия теракт на Дубровке расценила как расплату Москвы за процветание на фоне обнищания глубинки, приравняв Москву к ненавистному "золотому миллиарду". И конечно, как расплату за ложь о якобы выигранной войне в Чечне.

"Стараниями Сергея Ястржембского мы-то думали, что война закончилась, - писал в Газете.ru Валерий Панюшкин. - В начале этой второй чеченской кампании я чуть ли не каждые выходные ездил хоронить погибших в Чечне омоновцев. То в Сергиев Посад ездил, то в Пермь. Потом российским властям подумалось, что главное - выиграть у террористов информационную войну, ответственным за ее ведение был назначен Ястржембский, и омоновцы погибать перестали, а сообщения из Чечни стали оптимистическими".

Зато российская элита этим терактом моментально была сброшена в одну корзину с Америкой. Александр Шубин даже в этом обнаружил "западный след", понимая, правда, этот след слишком буквально.

Ведь речь могла идти лишь о комплексе объективных экономических и социальных причин, толкающих Россию к естественному геополитическому полюсу силы. Наше экспертное сообщество лишь сластит пилюлю, когда оговаривает какую-то особую роль России этом альянсе, прекрасно понимая, что, например, не вполне стопроцентная поддержка Россией атаки Штатов на Ирак мотивируется отнюдь не какой-то политической философией, а меркантильными опасениями, что обвалятся цены на нефть. Те самые цены, которые позволили москвичам отдыхать в "Норд-Осте".

И потравив газом собственных граждан в Москве, будем ли мы отныне переживать о сопутствующих неизбежных потерях населения при проведении наших операций и операций наших союзников в Афганистане, Ираке, Чечне, Панкиси, etc? Снова начав масштабные зачистки в Чечне, будем ли мы спорить о том, что альянс прогрессивных государств обязан нанести упреждающие удары по всем центрам мирового терроризма, пока те еще только планируют свои теракты?

Сомнения уместны

Сразу оговорюсь: я - за альянс с Западом. В отличие, как ни странно, от многих путинских подпевал. Я был за него и тогда, когда Примаков развернул самолет над океаном, протестуя против "превентивной агрессии" НАТО в Югославии, а наша Дума сгоряча чуть ли ни погрозила США ядерным арсеналом и занималась шизофреническим прожектом принятия Сербии в качестве 90-го региона России. Я был за этот альянс и тогда, когда США принимали решение бомбить Ирак, а вице-спикер Жириновский, наоборот, отправлялся в Ирак за финансированием своей партии. Когда буквально на следующий день после "11 сентября" США нашли своего Голдфингера и Голдмембера в лице бен Ладена и тут же непонятно каким образом установили, что тот скрывается в пещерах Афганистана, я, в отличие от очень многих, предпочел промолчать, понимая всю сказочность подобной теории. Я за альянс с США и сейчас, альянс - самый широкий, военный и политический, но в большей степени культурный, человеческий, хотя отчетливо понимаю, что США, скорее, деградируют, становясь обществом изоляционистским и заидеологизированными, как бы даже ньюкоммунистическим.

Но они деградируют до того уровня, до которого мы еще не поднялись, имея де-факто режим сверхкоррумпированный и со сверхнеэффективным менеджментом. Точка "встречи" будет точкой многих новых возможностей - и для нас, и для них, но возможностей, зависящих от того, сохраним ли мы к тому времени критично мыслящее гражданское общество.

А вот сомнения в последнем уместны. Ведь страшно прежде всего то, что горста отморозков, явившись даже не в Белый дом и не в Кремль, а в стоящий особняком театральный центр (и даже, в общем-то, не выполнив задуманное), не только способствовала необратимому геополитическому развороту России, но и изменила концепцию национальной безопасности.

Раз уж мы все себя под Путиным чистим и абсолютно все текущие вопросы превращаем в диспут о правоте путинского курса, скажу: я целиком за политику Путина. Но Путин не Бог, и он не вечен, а вот после теракта роль спецслужб, у которых долгая и неоднозначная история, многократно возросла, а роль общества, наоборот, упала. И меня почему-то это беспокоит. И будет еще более беспокоить, если некому будет высказывать сомнения, а молодежь будет упиваться своей лояльностью. А дело, кажется, идет именно к этому.

Меня беспокоит, что отношения "власть - общество" становятся отношениями военного, чрезвычайного времени из-за того, что мы все проходим курс обучения насилием.

"Все это может вызывать оторопь, - заявил, например, министр обороны Сергей Иванов в интервью газете "Известия" 5 ноября. - Но по сути нам объявлена война. Она без фронтов, границ, без видимого противника. Но это война. Новый характер войны в XXI веке. В ответ на новые угрозы должны быть созданы и новые виды вооружения".

Меня беспокоит, что практически некому публично спросить у Иванова: простите, а кто вам объявил войну? 2000 неистребимых чеченских боевиков, которых вы с успехом уничтожаете уже десятилетие? Что-то тут не вяжется. Или восставший из могилы Хаттаб? Или, может быть, неугомонный "мировой терроризм"? А он сам-то кто - новая инкарнация масонского заговора или все же спонтанное социальное сопротивление тех, кого спихнули за борт? Если первое, согласен, надо искать явки профессиональными методами. Если второе, то вы вряд ли обнаружите законспирированные центры и вряд ли вычислите террориста в человеке, который даже еще и не знает, что он будет террористом.

И каждый может рассудить сам, есть ли закономерность в том, что сразу же после теракта на Дубровке пошли разговоры о повышении в 2003 году зарплаты бюджетникам. С 450 рублей первого разряда аж на 30%. А коммунисты 7 ноября вышли на демонстрацию в противогазах, "чтобы не задохнуться воздухом капитализма".

Мне странно, что ответно-превентивные удары власти, которую поддерживаю, приходятся прежде всего по "говорящим", а не стреляющим противникам, превращая в том числе и "четверную власть" из наблюдателя за властью и общественного контролера в рупор оповещения при чрезвычайных обстоятельствах при МЧС и ФСБ. Пока только непосредственно во время гипотетических терактов, но раз "нам объявлена война", то и в другой, ничем не ограниченный период, и хор голосов повторяет: "Ах, как это здорово! Как верно, как своевременно".

Цензура в СМИ? Прекрасно! Много преступных глупостей и пошлостей наговорили репортеры в те злосчастные дни. И Сергей Кургинян абсолютно справедливо отмечает, что за фразу "пока террористы убили всего двух человек", репортера следовало бы уволить. Соглашусь я и с тем, что московский пацифизм на фоне работорговли в одном отдельном российском регионе всегда выглядел чудовищно неуместным и глубоко аморальным. И Савик Шустер с его ток-шоу, прерываемом рекламой, в то время как люди, как потом оказалось, находились на пороге неминуемой смерти...

Но на секундочку вспомним, что репортеров направляют редакторы и руководители каналов, которые входят в пул самых значимых людей государства. По сути, они и государство - это одна тусовка, они и есть государство. Им не нужна цензура, поскольку они и есть цензура. Им не нужны корпоративные правила поведения - по той простой причине, что эти правила они напишут сами. А вот переводить стрелки на рядовых репортеров - это для обывателя, это заниматься сознательной подтасовкой.

Можно и по другому сказать. Государство, занимающееся из благих побуждений подтасовкой, не может позволить себе цензуру, иначе оно будет плыть по течению в зависимости от спустившихся с гор неграмотных чеченцев.

Власть наносила удар по говорящим, а не стреляющим противникам, и когда, в частности, настаивала по дипломатическим каналам на запрете чеченского съезда в суверенной Дании. Где, безусловно, не было и не могло быть никаких вооруженных боевиков, где все находится под контролем дисциплинированной, не в пример нашей, европейской полиции. Где, на самом деле, логичней было бы фиксировать происходящее на пленку и искать людей для политического диалога. Может быть, даже самим в нем и участвовать.

В общем, я за Путина и путинизм, но меня беспокоит, что в последнее время диалог разрушается всегда и везде, в любых формах, а правящий класс генерируют дефиниции вроде "мирового терроризма", по сути, не означающие ничего. С которыми я соглашаюсь, но лишь постольку, поскольку цели власти и мои совпадают. Признавая про себя манипулятивный характер этих дефиниций.