Начало - здесь.

По прошествии 50 лет с момента поражения во второй мировой войне Япония занялась восстановлением некогда утраченных позиций в Центральной Азии и Закавказье. Отказавшись от имперского наследия и воинственного национализма, японцы сохранили веру в свою особую миссию в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Идея занять в нем лидирующее положение никогда не покидала потомков Аматэрасу. Однако теперь они сделали основной акцент не на военную мощь, а на экономическую экспансию. Переоценка тактических способов достижения господства в АТР зафиксирована в концепции комплексного обеспечения национальной безопасности Японии. Она была разработана еще в конце 70-х и с тех пор последовательно и энергично реализовывалась на практике. Токио удавалось гармонично совмещать рыночные, военно-политические и дипломатические методы в осуществлении этой концепции. На начальном этапе она была направлена на повышение экономического потенциала страны, с расширением ее влияния в Восточной и Юго-Восточной Азии. Основным соперником Японии, как и в конце XIX столетия, выступала Китайская империя - теперь уже в лице Народной республики. Атмосфера "холодной войны" долгое время гарантировала Токио безоговорочную поддержку Вашингтона. Тем более Япония являлась одним из главных союзников США в сдерживании "коммунистической угрозы" в АТР. Однако крах СССР значительно изменил расстановку сил в этом регионе и обнажил противоречия геополитических интересов Токио и Вашингтона. Вместе с тем отступление России из Центральной Азии и Закавказья позволило Японии восстановить здесь свои позиции, утраченные в результате военного поражения.

Евразийский прорыв

Еще в конце 80-х заметно возросло внимание японских исследовательских институтов и аналитических центров к политической ситуации в советских республиках Средней Азии. Особый интерес вызывали вспышки межэтнической розни в регионе, противоречия между Ташкентом и исламской оппозицией Ферганской долины, влияние афганского конфликта на ситуацию в Таджикистане. Согласно американским источникам, первоначально все эти процессы рассматривались аналитиками Информационно-исследовательского бюро (ИИБ) Японии (главная разведслужба страны) преимущественно в китайском контексте. Они пытались определить степень потенциального влияния дальнейшей дестабилизации в Средней Азии на ситуацию в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая (СУАР). Максимальный интерес японцев вызывала обстановка в Казахстане, особенно в южных и восточных областях. Он был вызван не только наибольшей протяженностью границы этого государства с КНР во всем центрально-азиатском регионе. Предметом пристально внимания ИИБ являлись связи местных казахов и уйгуров со своими соплеменниками в СУАР, а также активность восточно-туркестанской оппозиции на территории Казахстана.

Именно нестабильность в бывших среднеазиатских республиках в первой половине 90-х повлияла на политику Японии по отношению к ним. Поскольку главным ее инструментом является экономическая "экспансия", в Токио посчитали преждевременным начинать активные действия в данном регионе. Поэтому японцы заняли весьма осторожную и выжидательную позицию, продолжая внимательно отслеживать происходящие здесь процессы. Они же в 1993-94 годах окончательно убедили ИИБ в нецелесообразности развития каких-либо контактов с Таджикистаном. Вспыхнувшая в этой стране гражданская война к тому моменту приобрела затяжной и бесперспективный характер. Иная ситуация складывалась в соседних Узбекистане и Казахстане. Их лидеры не только сумели сохранить и укрепить свою власть, но и активно взялись за развитие связей со странами Среднего Востока, Европы и США. Тех в свою очередь привлекали природные богатства и выгодное географическое положение центрально-азиатских государств. Для Японии и то и другое имело чрезвычайно важное значение. Нефтяные запасы Казахстана позволяли ей обрести, энергетическую независимость от гораздо более непредсказуемого и удаленного Ближнего Востока. Огромные залежи золота, серебра и меди в Узбекистане и Казахстане гарантировали устойчивое снабжение Японии этими драгметаллами с относительно низкой затратой на транспортировку. Не меньшее значение имело для Токио геополитическое положение центрально-азиатских государств. Через них при наличии соответствующей инфрастуктуры Япония приобретала выход к Персидскому Заливу и на Ближний Восток (откуда она получала более 80% потребляемой нефти), а также к энергоресурсам Каспия и на европейский рынок. Особую ценность в этой связи японцы усматривали опять же в развитии связей с Казахстаном. Территория этой страны представлялась им наиболее подходящей базой для дальнейшей экспансии по всем направлениям. В качестве члена ОЭС Казахстан имеет выход к Средиземному морю, Персидскому и Оманскому заливам, являясь также удобным транзитным пунктом на пути в Закавказье и Европу. Однако пока Токио оставался сторонним наблюдателем, всеми этими преимуществами пользовались другие, особенно Вашингтон, Анкара и Пекин. К середине 90-х японцы осознали, что дальнейшее бездействие лишает их возможности воссоздать свои былые позиции в Евразии. С того момента японские эксперты приступают к активному изучению на местности политэкономического климата в регионе. Особую роль в этом сыграли сотрудники Японского агентства международного сотрудничества. В 1994-96 годах начинается стремительное проникновение Японии на центрально-азиатский рынок. Наиболее интенсивно она устанавливает экономические и политические связи с Казахстаном. За ним следует Узбекистан, Кыргызстан и Туркменистан.

Токио всячески поощряет внедрение отечественных частных компаний в различные сектора местной экономики, создавая для того самые благоприятные условия. Вскоре их активность достигает таких масштабов, что дисциплинированным, приученным мыслить общенациональными категориями японцам, одной лишь господдержки уже не достаточно. Они все чаще призывают четко определить концепцию региональной политики Токио. С этой целью были разработаны принципы ее "евразийской дипломатии", которые летом 1997 года огласил премьер-министр Хасимото. В ней Центральная Азия и Кавказ названы зоной стратегических интересов страны Восходящего Солнца. Соответственно "евразийское" направление становиться одним из приоритетов японской внешней политики. В январе 1998-го правительство одобряет программу "Великого Шелкового пути", определяющую практические задачи "евразийской дипломатии". Она призвана стимулировать развитие политического диалога и экономического сотрудничества с государствами Центральной Азии и Закавказья. Особый акцент ее авторы делают на участии в проектах по разработке и транспортировке энергоресурсов.

Опираясь на "евразийскую дипломатию" и программу "Великого Шелкового пути", в 1997-98 годах Токио значительно расширяет свое присутствие в регионе. Именно тогда сюда ринулись почти все индустриальные и финансовые гиганты страны Восходящего Солнца. Национальная нефтяная корпорация (ННК "Нихон сэкию кодан") развернула бурную деятельность по поиску и добыче энергоресурсов в Казахстане и Узбекистане. "Мицубиси" совместно с китайцами и американцами приступила к сооружению трансазиатского трубопровода по маршруту Туркменистан - Казахстан - КНР - Республика Корея - Япония. Сразу несколько крупных японских концернов приступили к поиску и оценке залежей драгметаллов в Кыргызстане и Узбекистане. Осенью 1998-го японцы впервые вышли к северному побережью Каспия. ННК и корпорация "Inpex Nord Ltd." (совместно с американской "Philips Petroleum") получили право на самостоятельную разработку здешних нефтяных месторождений.

Кавказский вектор

Одновременно начинается японский "поход" в Закавказье. Не удивительно, что основное внимание Токио изначально уделяло Баку. Это объясняется не только энергетической "привлекательностью" Азербайджана, но и историческим наследием кавказской политики Японии. В первые два десятилетия XX века именно здесь она обладала самым большим влиянием из всех областей Закавказья. При содействии англичан еще в 1904-05 годах Азербайджан (наравне с юго-западной Грузией) превратился в региональный плацдарм японской разведки. Осенью 1918-го с выводом турецких войск из Азербайджана и Армении, Лондон совершенно серьезно рассматривал возможность заменить их японскими подразделениями. Согласно английским источникам, подобные планы были отнюдь не безосновательны, поскольку Токио имело здесь весьма прочные позиции.

Почти 80 лет спустя, японцы вернулись. Правда, теперь в несколько ином качестве. На сей раз, по официальной версии, первопроходцем являлась компания "Иточу седзи". С 1996 года она участвует в разработке 3-х нефтяных месторождений азербайджанского шлейфа Каспия. Кстати теперь проникновению Токио в Азербайджан содействовали уже не англичане, а их преемники в современной "Большой игре" - американцы.

Как бы то ни было, 1996 год считается поворотным в закавказской политике Страны Восходящего Солнца. Приоритетным ее направлением стало именно азербайджанское. По словам упоминавшегося, Хасимото, особое отношение к этому государству определяется его энергетическим потенциалом и чрезвычайно выгодным геополитическим положением. Оно же, как заявил в начале 1998-го японский лидер, позволяет Токио значительно расширить свое влияние в масштабах всей Евразии. Последующая активность японской дипломатии и частных компаний полностью соответствует этой установке.

Как и в XX столетии, вслед за Баку японцы появились в Тбилиси. Первой крупной компанией проникшей туда в 1996 опять оказалась "Иточу седзи". В дальнейшем, сохраняя инициативу в своих руках, она сыграла ключевую роль в определении приоритетов японской политики и бизнеса в Грузии. Прежде всего, они касаются энергетической отрасли и развития транзитной способности этой страны в восточно-азиатском и европейском направлениях.

Армения оказалась последним из закавказских государств, где появились японские дипломаты и предприниматели. Первые серьезные контакты Токио с Ереваном приходятся на 1997 год. Однако лишь по прошествии трех лет между ними было установлено более и менее активное межгосударственное и экономическое сотрудничество. Официальный визит армянского лидера в Японию в конце 2001 года как раз преследовал целью стимулировать развитие двусторонних связей, хотя бы до уровня японо-грузинских отношений.

Цена благотворительности

В то же время Токио заметно активизировало свою политику на афганском направлении. На начальном этапе это выражалось лишь в оказании крупной финансовой помощи афганским беженцам. Однако затем японцы не только поддержали антитеррористическую коалицию, но и приступили к установлению связей с окружением Хамида Карзая.

Символично, что именно в Стране Восходящего Солнца в январе 2002-го состоялась международная конференция по реконструкции Афганистана. Первым на ней выступал премьер-министр Коидзуми. Токио обязалось выделить Кабулу финансовую помощь в размере 500 млн. долларов, а затем сообщило о намерении предоставить правительству Карзая еще 136 млн. (часть этих средств предназначалась на нужды силовых структур нового режима). Таким образом, в 2002 году Япония превратилась в одного из главных спонсоров Афганистана.

Не менее активно развивались и межгосударственные связи. В феврале 2002-го в Кабуле возобновило работу японское посольство. В мае сюда прибыла глава МИД Кавагучи, а пять месяцев спустя Токио посетил ее афганский коллега Абдулла. Кроме того, минувшей осенью в Нью-Йорке состоялась встреча лидеров двух стран.

Довоенный период справедливо считался "Золотым веком" афганской политики Токио. Однако несмотря на утрату позиций во многих регионах Азии после Второй мировой, Япония никогда не прерывала своей активности в Афганистане. Даже при режиме талибов она поддерживала деловые связи (преимущественно через "Иточу Оил Эксплорейшн") с Кандагаром. Одновременно между двумя странами имели место и дипломатические контакты. В 1997-2000 гг. Токио посетили ряд официальных представителей движения Талибан и Северного Альянса. В отличие от большинства западных государств, Япония наравне с несколькими мусульманскими странами сумела сохранить определенное влияние в Афганистане. Порой она даже пыталось исполнять роль посредника между талибами и их противниками. Наибольшую известность снискала инициатива о проведении в Токио внутриафганских переговоров выдвинутая МИД Японии весной 2001 года (кстати, крайне негативно воспринятая Москвой). Главная заслуга в сохранении позиций своей страны на данном направлении принадлежала группе сотрудников ИИБ и МИД, среди которых особенно выделялся глава японской дипмиссии в Исламабаде Садака Нумата.

После падения кандагарского режима афганская политика Токио резко активизировалась. Основная ее задача заключается в восстановлении здесь стратегического плацдарма позволяющего Японии наращивать свое влияние в Южной и Центральной Азии, а также на Среднем и Ближнем Востоке. Именно такая роль отводилась Афганистану японской внешнеполитической доктриной в 30-е - 40-е гг. XX столетия. В 70-х к ней добавилась концепция сдерживания "коммунистической угрозы" (в лице СССР и КНР). Сегодня нейтрализация китайской экспансии в глубь Центральной Азии остается одним из приоритетов афганской политики Токио, хотя и в завуалированной форме.

Двусмысленные перспективы

Со второй половины 90-х Япония энергично восстанавливает свои позиции в Центральной Азии и Закавказье. В ряде стран, ее нынешняя активность даже превышает довоенный уровень. Это мотивировано соображениями стратегического характера. Нефтегазовые ресурсы Евразии позволяют Японии добиться независимости от Ближнего Востока в энергетической области. Геополитическое положение Центральной Азии и Закавказья создает благоприятные условия для наращивания японского влияния в Южной Азии, Европе, на Ближнем и Среднем Востоке. Как следствие "евразийская дипломатия" приобретает растущее значение для японской внешней политики. Особое место в ней занимают Казахстан, Азербайджан и Афганистан. В каждом государстве региона расширение японского присутствия происходит в несколько этапов. На первом, главная роль отводиться спецслужбам, призванным подготовить условия для внедрения на местный рынок японских компаний. Они же преследуют целью занять ключевое положение в наиболее перспективных отраслях экономики. Вслед за тем наступает черед установления тесных межгосударственных отношений. На четвертом этапе, ранее обретенные позиции позволяют использовать каждое государство в отдельности для распространения японского влияния в близлежащие страны.

Таким образом, региональная активность Токио рассчитана на долгосрочную перспективу. Она охватывает, прежде всего, те отрасли экономики и государственного строительства, которые обладают наибольшей стратегической ценностью: энергетика, авиа- и сухопутные коммуникации, система связи и т.п. Одновременно Токио придает особое значение популяризации японской культуры. Масштабы такого влияния зависят от местных специфических условий. В открытой форме оно практикуется в наименее исламизированных странах (Казахстан, Грузия и Азербайджан). Это средство "евразийской дипломатии" подкреплено солидной финансовой поддержкой и призвано создать прочную базу для двусторонних отношений.

Выполнение стратегических задач Японии возможно лишь при условии политической стабильности в Центральной Азии и Закавказье. Ради ее обеспечения Токио прилагает огромные усилия по каналам экономического сотрудничества и спецслужб. Со второй половины 90-х они призваны отслеживать и предотвращать любые виды деятельности способные дестабилизировать обстановку на "евразийском" направлении. Особое внимание уделяется защите интересов японских частных компаний и государственных корпораций.

Таким образом, расширение региональных позиций Токио содействует поддержанию стабильности и безопасности в Центральной Азии и Закавказье. Активность Японии, сопровождаемая интенсивной инвестиционной политикой, способствует экономическому развитию и политической устойчивости стран региона. Находясь в значительном удалении, Япония не имеет в их отношении идеологических и политических амбиций. Ее интерес вызван исключительно геостратегическими и экономическими соображениями. Данное обстоятельство принципиально отличает "евразийскую дипломатию" Токио, от региональной политики Анкары, Исламабада, а отчасти Тегерана и Эр-Рияда.

На геостратегическом уровне главная цель Японии заключается в сдерживании влияния КНР и недопущении китайской гегемонии в АТР и Евразии. Однако на современном этапе Токио и Пекин нуждаются друг в друге для продвижения в глубь Центральной Азии и Закавказья. Реализация многих китайских проектов зависит от финансового участия Японии, которая не способна обойтись без взаимодействия с КНР, поскольку именно китайская территория связывает ее с евразийским регионом. Как следствие отношения двух традиционных соперников носят здесь двойственный характер. На тактическом уровне они тесно сотрудничают, с целью укрепить собственные позиции. Однако в долгосрочной перспективе каждая из сторон стремится создать условия для нейтрализации своего соперника в будущем. В противном случае сближение КНР со странами Евразии будет способствовать росту экономической и военно-политической мощи, а также регионального влияния Пекина. Это позволит ему еще настойчивее претендовать на роль общеазиатского лидера, что скрывает непосредственную угрозу для жизненных интересов Токио.

С точки зрения России, "евразийская" политика Японии также носит двойственный характер. Потенциально, Токио рассчитывает объединить свои усилия с Москвой ради сдерживания китайской гегемонии. Однако подобная перспектива рассматривается Японией лишь в рамках отдаленного будущего. На сегодняшний день ее региональная политика затрагивает интересы России гораздо в большей степени, нежели Китая. Именно Пекин выступает сейчас полноправным партнером в реализации крупных японских проектов, а не Москва. Более того, все планы Токио по развитию новых коммуникаций и путей транспортировки энергоресурсов региона не имеют никакого отношения к России и проектируются в отдалении от нее.

К тому же активизация Японии в Центральной Азии и Закавказье неизбежно способствует ослаблению российских позиций. В свою очередь укрепление сотрудничества Токио с государствами региона, значительно снижает ее заинтересованность в развитии отношений с Москвой. Это касается в основном экономики и особенно энергетики. С повышением роли Казахстана или Азербайджана в нефтегазовой отрасли Японии будет неизбежно снижаться ее интерес к закупке этого сырья на российском рынке. Тем более реализация проектов на Дальнем Востоке и в Сибири сопряжена с территориальными противоречиями между Токио и Москвой. На евразийском же направлении подобных препятствий не существует.

В свете вышесказанного, очевидно, что именно России стоит более тщательно учитывать "евразийский" фактор японской политики. В противном случае Москва рискует не только своими интересами в Центральной Азии и Закавказье, но и перспективой взаимовыгодного сотрудничества с Токио.