Феномен "Единой России"

Победа на думских выборах "Единой России" сенсации не вызвала, несмотря на почти 38% полученных голосов. "Ну что с них взять, - рассуждают о единороссах одни, - партия власти, административный ресурс!" "Какой кошмар, ведь у них даже идеологии нет!" - делают большие глаза другие, держа у уме: "Какой цинизм!" В общем, управляемая демократия да и только!

"Наступает новая политическая эпоха", - заявил сразу после выборов замглавы администрации президента РФ Владислав Сурков. Развернутого определения этой эпохе чиновник не дал, однако в соответствии с рядом индикаторов можно предположить, что речь здесь идет об эпохе политического постмодерна. Так что же, может быть, "Единая Россия" - действительно партия победившего постмодернизма?

Общество модерна

С исторической точки зрения период модерна как Нового времени, "нового мира" пришел на смену застойной феодальной формации вместе с Просвещением, светским обществом, политической эмансипацией третьего сословия и индустриальной революцией. Идейный климат эпохи модернизма определил рационализм.

"Символ веры" модернизма - научность: в результате научно-технического прогресса человечество якобы сможет выявить рычаги наиболее эффективного, универсального и одновременно научного регулирования всех аспектов общественной жизни в интересах всеобщего социального прогресса.

Английская политэкономия как интеллектуальный продукт первой в мире индустриальной революции, казалось, раскрывала научные закономерности хозяйственной жизни социума и, таким образом, стимулировала соблазны воспользоваться ее ноу-хау для научного регулирования процесса общественного производства.

В этот же период происходит зарождение трех идеологических направлений индустриального общества - консерватизма, социализма и либерализма, отражающих процесс политической консолидации трех основных общественных классов, участвующих в создании ВВП: землевладельцев, наемных работников (пролетариев) и капиталистов. Материальное существование каждого из них тесно увязано с "классовой монополией" на один из трех классических факторов производства и формируется за счет земельной, трудовой и денежной ренты.

Начала постмодерна

Вместе с тем, снятие конфронтации Восток-Запад и фактическая деидеологизация тоталитарных обществ, совпавшие с информационной революцией и распространением постиндустриальных технологий, воспринимаются некоторыми аналитиками как явления, маркирующие начало новой общественно-исторической эпохи - периода постмодерна. В постмодернизме вера в научно-технический и социальный прогресс, свойственная модерну, уступает позиции скептицизму и агностицизму, место разума занимает интуиция, логического расчета - игра.

В сущности, "символом веры" постмодернизма можно считать индивидуализм, вышедший за рамки провозгласившего гуманизм и ориентированного на эмансипацию третьего сословия модернизма. В условиях информационной и экономической глобализации освобожденная юридически и политически личность модерна обнаруживает для себя радикально новые возможности самовыражения и материального позиционирования. Человек новой эпохи - это global player.

Размывание классов и новая корпоративность

Последовательная либерализация экономики ведет к размыванию традиционных общественных классов индустриального общества, поскольку в рыночном обороте, по замечанию Джорджа Сороса, начинают принимать участие уже не только продукты производства, но и сами производственные факторы: "Международная торговля товарами и услугами недостаточна для создания мировой экономики; должны стать взаимозаменяемыми факторы производства. Земля и другие естественные ресурсы не перемещаются, - перемещаются люди со своими проблемами, поэтому именно мобильность капитала и информации, а также предпринимательство несут ответственность за экономическую интеграцию" (Дж. Сорос. Кризис мирового капитализма).

Складывание глобального сообщества и интернационализация бизнеса ведут к становлению новой космополитической реальности, где правила игры пишутся все больше не парламентами, а советами директоров. В информационном обществе новая корпоративная лояльность личности начинает постепенно доминировать над политической. Меняется сама психология политического действа. В современной политике главные игроки - корпорации любого рода. Даже партии участвуют в политической борьбе не как движения и классовые силы, а как аппаратные корпорации.

Постиндустриальное переформатирование

Такое положение вещей заставляет наиболее реалистично мыслящих политиков все больше присматриваться к постмодернистским трендам, определяющим процесс глобального переформатирования экономической реальности и общественных отношений. Национальный политический класс все меньше определяет общественный консенсус в информационном обществе, пронизанном транснациональными связями и интересами.

Глобальный капитализм, разрушая факторную монополию производительных классов, одновременно подрывает идеологию классического национального государства, представляющего собой, в сущности, третейского судью в конфликте экономических интересов этих классов. Вместе с тем, наверное, напрасно ожидать становления в будущем некоей глобальной космополитической идеологии как последней точкой над "i" в истории человеческого единения. Индивидуализация современного производителя, эмансипированного от классового и национального (в политическом смысле слова) сознания, не позволит ему ни идеологически, ни, тем более, "идейно" долгосрочно солидаризироваться с какими бы то ни было коллективистскими проектами.

Попытки создания новых глобальных идеологических проектов - это типичные рецидивы модернистской ментальности, стремящейся, в конечном итоге, по-гегелевски унифицировать все и вся и привести к общему знаменателю. В информационном сообществе всякая идеология превращается фактически в личную точку зрения. А насущные социальные интересы населения вместо идеологизированных политических партий защищают неправительственные организации, в том числе международные. Это и есть эффективное гражданское общество. Здесь политический класс не озабочен идеологическими прениями, но соревнуется в составе организованных команд на поприще эффективности управления государственной машиной, маршрут которой, однако, рассчитывают специалисты из экспертного сообщества.

Наглядный пример в этом плане представляют США - страна победившего либерализма и побеждающего (хотя и с большими издержками) постмодернизма. Здесь мы видим отлаженную двухпартийную систему деидеологизированных (ибо тут все либералы) менеджеров, тогда как демагогическая риторика становится средством профилирования личного имиджа политика. Имиджмейкерство - вообще характерная черта постмодернистской политики.

Сырьевики и обработчики

В России политическими постмодернистами часто называют жириновцев и лимоновцев - за их идейную эклектику и ориентацию на медиа-перформанс. Однако гораздо более серьезными постмодернистами, на наш взгляд, являются политтехнологи из "Единой России". Единственное, чего им не хватает для полной кондиции - это достойного соперника, в схватке с которым можно было бы серьезно совершенствовать свой технократический профессионализм.

По своей "классовой" природе ЕР сильно напоминает американских республиканцев - партию консервативного клана энергосырьевиков и ВПК. Экономическую идеологию ЕР формулирует советник президента ультралиберал Андрей Илларионов, который не видит ничего страшного в том, что рост ВВП в России будет происходить за счет сырьевого сектора: "Если существует национальный и мировой спрос на продукцию сырьевого сектора, что в этом ужасного?"

В США компании обрабатывающей промышленности выступают основными спонсорами противостоящей республиканцам второй крупнейшей партии страны - демократической. В России сырьевикам, действующим через "Единую Россию", структурно противостоят те же самые обработчики, однако еще не сформировавшие собственного консолидированного политического ресурса.

Экономическую идеологию обработчиков наиболее систематически формулирует Сергей Глазьев, а глава путинского предвыборного штаба Владимир Литвиненко уже собирается создавать политизированное объединение обрабатывающих компаний в виде Союза промышлеников России на базе совместных усилий горнопроизводителей, лесопроизводителей, малого и среднего бизнеса.

Интересно, что малым американским партиям, действующим в политической жизни страны помимо республиканско-демократического тандема, в России структурно и по имиджу с поразительной точностью соответствуют их "двойники": американским зеленым Ральфа Нейдера - интеллигентско-экологическое "Яблоко"; ультралибералам Либертарианской партии √ СПС; популисты-изоляционисты Реформатской партии Росса Перо и Патрика Бьюкенена - полный заокеанский эквивалент ЛДПР Владимира Жириновского. Иное дело, что все вместе взятые американские "третьи" партии практически не имеют шансов попасть в обозримом будущем в конгресс и выступают больше как структуры, нюансирующие битву двух титанов. В России, в принципе, при создании консолидированного политического проекта обработчиков "третьи партии" также очень быстро сойдут на нет, и этот процесс, похоже, уже пошел.

Левый сектор

По большому счету, объединение идеологически раздробленного левого фланга в аналог американской демократической партии могло бы - как мы уже говорили - как раз сформировать достойного соперника "Единой России". Но для этого "левым" нужно отказаться от претензии на монополию в области социальной политики в пользу гражданского общества, а самим заняться активным формированием спонсорской инфраструктуры в обмен на декларативное признание священного права частной собственности и обязанности государства эту собственность защищать.

Сейчас левый политический ресурс в России фактически валяется на улице. Вместе с тем, его раскрутка в новом, постмодернистском формате могла бы активировать общую политическую систему страны, внести в нее элемент конкурентности технологий демократического управления.

Однако многие некритически полагают, что объединенные российские левые должны почему-то иметь вид европейской социал-демократии.

Европейская политическая культура до сих пор сильно увязана в модерне, местные политические партии по-прежнему сохраняют формальную лояльность классовой идеологии индустриального общества: консерватизму (христианские партии), социализму (социалистические и рабочие партии) и либерализму (либеральные партии).

В Америке, как и в России, в силу исторических причин (революция и радикальная ликвидация сословного строя) общество по своей ментальности намного более эгалитарно. При этом американские "левые" - это не просто немарксистские левые, но даже не социалистические. Это больше левые либеральных профсоюзов, низших слоев среднего класса. В этом смысле они близки британскому лейборизму. Американские левые не конфронтационны (по типу европейской идеологической войны классов), но социально-конструктивны. В принципе, левый социальный сектор голосует в США в своей массе за демократическую партию - вполне либеральную и даже, можно сказать, олигархическую (если принять во внимание ее некоторых весьма не бедных спонсоров, например Сороса).

Любопытно, что один из лидеров "Родины" Дмитрий Рогозин в интервью "Независимой газете" уже озвучил идею возможного "лейбористского" формата своего политического проекта (как социального, но подчеркнуто немарксистского): "...есть "Родина" с большими претензиями на создание крупной лейбористской партии с национальным духом".

Россия, разумеется, еще далека от того градуса информационности и постиндустриальности, который достигнут Америкой (где ВВП уже более чем на 60% формируется за счет четвертого фактора). Однако предпосылки для складывания здесь постиндустриальной экономики вполне существуют, а вместе с ними - и перспективы более эффективной системы политического менеджмента.

Таким образом, крупным корпоративным спонсорам следовало бы, грубо говоря, "купить" левую политику, деидеологизировав ее стратегически и сформировав механизм взаимодействия спонсоров и социальной клиентелы на уровне конкретной бухгалтерии учета взаимных интересов партнеров.

Ведь с сугубо экономической точки зрения идеология есть не что иное, как своего рода кредитный договор между конкретным членом общества и управляющими структурами общества, когда член общества предоставляет управляющим структурам кредит в форме отчислений со своего труда (налогов) и согласия следовать установленным законам, а управляющие структуры, в свою очередь, обязуются через некоторое время этот кредит погасить либо самому члену общества, либо его наследникам.

Уже сегодня российская политическая элита разговаривает фактически на едином языке цифр. Различаются лишь идеологические симулякры. Ну что ж, пусть расцветают сто цветов! Симулятивная разница не должна мешать серьезному делу, хвост не может махать собакой. Впрочем, в эпоху постмодернизма такое тоже возможно. Как очередная симуляция.