Сыновья лейтенанта Гранта

Для начала - две истории.

История первая

Лет семь назад получаю почтой толстый конверт из Англии. Имя отправителя мне ничего не говорит. Несколько оторопев, долго разбираю кипу бумаг с печатями и без, а также брошюры разной степени глянцевости.

Некто N., профессор из Новосибирского университета (кто это? - впервые слышу), просит благотворительный фонд Leverhume Trust предоставить грант - но не себе, а группе из трех лиц, которые, по его мнению, работают над весьма перспективной проблемой (проблема очерчена, имена не указаны). Из официального письма директора фонда следует, что в соответствии с правилами фонда, этот N. предложил меня как одного из экспертов, кто мог бы дать заключение по сути проекта.

Прилагается: всевозможная информация о фонде - его стратегия, бюджет, отчет о распределении денег между разными научными направлениями, инструкция для экспертов, для заявителей, личное письмо мне как новому для них персонажу и т.д.

От просителей: подробное описание проблемы и сведения о том, на что они намерены потратить деньги, если получат грант. Никаких данных, позволяющих вычислить личности, фонд не сообщает.

Заявка вполне дельная - и я долго отвечаю на вопросы к эксперту - надо сказать, достаточно въедливые. Через какое-то время из фонда приходит еще один подобный конверт: меня благодарят за помощь, извещают о положительном решении и информируют о суммах на будущий год.

Happy end.

История вторая

Ежегодно из почтенного Российского Фонда (название коего опускаю, ибо не в этом конкретном фонде дело) мне звонит сотрудница с просьбой дать экспертные заключения. То есть она меня якобы просит, по сути же - умоляет. И я знаю почему: мне предстоит работа не просто малоприятная - это настоящее разгребание грязи. Потому что, в отличие от описанной выше ситуации, я получу не столько сведения о намерении сделать нечто, буде деньги дадут, сколько сведения о соискателях. И притом - сугубо личного свойства, хоть и в соответствии с правилами.

Я узнаю о претендентах все - их возраст и статус, домашние адреса и телефоны, места работы, где и что они печатали, кто и когда давал им гранты, в какие заграницы они успели съездить, даже кто их подчиненные - поскольку последние часто выступают как соисполнители, рецензенты и т.п. Соответствующие анкеты - детальны, а форма для заявки хоть и огромна по объему, но по сути своей - достаточно пуста.

Это некрасиво и несправедливо по отношению к заявителям.

Это неэтично по отношению к эксперту.

Потому что хотя на бланке нет моего имени, а стоит код эксперта, я уверена, что всем все будет известно. И более того, именно поэтому мне и посылают столько заявок. Те, кто помоложе, кто лишен "шестидесятнических" этических комплексов, либо поддержат "своих", либо просто не захотят связываться. И я не брошу в этого человека камень - ведь он (или она) не защищены ни моим жизненным опытом, ни, между прочим, моими титулами и "регалиями".

Итак, я не отказываюсь. Целую неделю я анализирую личные дела многочисленных сыновей и дочерей лейтенанта Шмидта. У желающих стать "детьми капитана гранта" цели и приемы вполне "бендеровские": провинциальный шик, оплаченный, как правило, мелким жульничеством. Да сноровка не та, поэтому в анкетах они вынуждены писать правду.

Но мне-то зачем знать, что некто Комарова живет на улице Космонавта Волкова? Стремясь оценить программу работы, я предпочла бы не знать, что малолетний Сидоров уже "схавал" стипендию Фулбрайта и два гранта Сороса, так что теперь, видимо, готов удовольствоваться рублевым вспомоществованием. Будь я поазартнее, я бы собрала этакие разведданные, которые - глядишь, и пригодились бы для прогноза будущего отечественной науки.

Зато с заявками все обстоит ровно обратным образом. Это вовсе не "Маккофе". Это гораздо хуже.

Стандартный случай - выдать воздушный замок за недостроенный настоящий. Дайте побольше денег - и через два года будет вам хрустальный дворец и даже спящая царевна. Ну, а если дадите меньше - я построю сарай, а в нем (пока что!) будет спящая прачка.

Другому для полного счастья нужна техника последнего поколения, о чем он пишет с орфографическими ошибками, но на лазерном принтере.

Не менее характерный пример: попросить денег на нечто, чего якобы прежде не изучали. Конкретизация "неизученного" объекта нередко определяется не столько степенью невежества, сколько обворожительной наглостью соискателя, полагающего себя неотразимым. И Фонд послушно финансирует издание первого полного и комментированного собрания сочинений монаха Бертольда Шварца (разумеется, на белейшей финской бумаге и с форзацами под мрамор).

Тоже в своем роде happy end.

А ведь кто-то дает "добро" продолжателям дела Великого Комбинатора!

И будет давать √ по крайней мере, пока не будет обеспечена полная анонимность соискателей и экспертов.

Во всем мире заключения о качестве научной работы даются именно в условиях полной анонимности. Это рутина. Не так давно я подавала доклад на рядовую конференцию в Эдинбурге. Оргкомитет разослал мой текст трем экспертам, от которых я по email'у, но опять же через комитет (а не напрямую!) получила анонимные отзывы. И конечно, ответить я была обязана тоже Оргкомитету, а отнюдь не моим критикам. Два года спустя, уже побывав в Эдинбурге, я так и не знаю, кто были эти люди.

Господа присяжные заседатели отечественной науки!

Лед не просто тронулся - он тронулся под вами!