24.11.98

Культурный Гид

под общей редакцией Сергея Кузнецова
kuznet@russ.ru

Целых две нижеследующие заметки (про Театр и про Литературу) посвящены тому, что некоторые люди воспринимают свою жизнь (в том числе - сексуальную) как часть общекультурного процесса или - наоборот - воспринимают свои действия в области искусства только как часть своего жизнестроительного проекта. Потому - краткий опрос:

жизнь и искусство для меня полностью разделены
моя жизнь не имеет никакого отношения к искусству
я воспринимаю свою жизнь как часть современного искусства
я воспринимаю свои занятия искусством как часть своей жизни
для меня моя жизнь и искусство - полностью совпадающие понятия

Ну, и, разумеется, все приглашаются высказаться на эту волнующую тему:

Соображения:

Имя

E-mail

Кино

Все любят Мэри
Смешной и еще смешнее

В "Пушкинском" премьера фильма "Все любят Мэри", называвшегося в пиратском виде - в полном соответствии с английским оригиналом - "Кое-что о Мэри". Изменение названия могло быть и больше: ходили слухи, что фильм будет называться "Четыре любовника Мэри". Но это тот самый случай, что назови хоть горшком, только в печку не ставь.

Создатели фильма "Тупой и еще тупее" продолжают работать в жанре тупой комедии дурного вкуса. Пуристы и снобы упрекают их в том, что шутки старые и, следовательно, несмешные. На мой взгляд, методологическая ошибка в слове "следовательно" - старые шутки могут быть смешными, если они поданы именно как старые шутки. Частично именно это и происходит в "Мэри" - не случайно фильм окутан ностальгическим флером по восьмидесятым годам с их модами, прикидами и приколами. Кроме того, часть шуток я все-таки раньше не видел и даже часть из них нашел смешными. При этом самое странное, что доминирующим чувством на этих смешных эпизодах все-таки оставалось удивление: как я, такой умный и тонкий, могу битых десять минут ржать над тем, как мужику молнией на штанах защемило член, когда он впервые зашел в гости к девушке своей мечты?

"Пушкинский", 26 ноября и далее.

Литература

Вся многонациональная советская литература

Музей Маяковского продолжает функционировать как одна из культурных площадок столицы. В четверг там состоится встреча с творческим коллективом газеты "Ex Libris НГ" - той самой, что прославилась не только довольно неплохими статьями про текущий книжный рынок и литературу вообще, но и увольнением журналиста Фальковского за пропаганду наркотиков, выразившуюся в интервью с Алексом Керви. Увольняли Фальковского на высшем уровне (то есть лично г-н Третьяков, главред НГ), а все известные мне сотрудники "Экслибриса" - милейшие люди. Девушки в особенности.

Но я не об "Экслибрисе", а скорее о девушках. Дело в том, что когда-то, много лет назад, Музей Маяковского был одной из самых примечательных точек на культурной карте Москвы. Только-только начиналась перестройка, и ММ последовательно предоставлял свой зал для вечеров поэтов из братских республик и для всяких "левых" и "перестроечных" мероприятий, посвященных, например, ОБЕРИУ или тем самым "молодым поэтам", о которых чуть ниже пишет Остап Кармоди. Судя по всему, это было очень веселое время - моя приятельница, работавшая там, рассказывала множество замечательных историй, носящих преимущественно непристойный характер. Интересно отметить, что всеми участниками (точнее, участницами) эта сторона их жизни воспринималась как важная часть литературного процесса в целом (ссылки на Тынянова опускаю). Жизнетворчество и тому подобное. В этом смысле "встреча с редакцией Экслибриса" (как и любая встреча читателя с газетными критиками типа меня) - логичное продолжение старых традиций, то есть подъема тусовочной жизни до уровня литпроцесса.

Тем не менее, рекомендую посетить, поскольку люди хорошие и обещает быть смешно. При входе особенно обратите внимание на покрытые окаменевшим говном предметы быта в огромной витрине по дороге от Лубянки до входа в музей. Очень впечатляет.

Ну, и завершая тему, я все-таки рискну привести одну из историй - хотя бы потому, что имя ее героини прочно испарилось из моей головы, благодаря чему она и приобрела статус фольклора (место которому скорее у Вернера, чем в "Культурном Гиде"). Итак, вот она (благо, всего из одной фразы):

Одна из работавших в Музее Маяковского девушек предложила следующую эпитафию на свою могилу: "В эту п**ду кончала вся многонациональная советская литература".

26 ноября, 18.00, Музей Маяковского, пр. Серова, 3/6.

Театр

Постоянные читатели моих заметок, наверное, обратили внимание, что театр не является наиболее любимым мною видом искусства. Открою страшную тайну: за последние пять лет я был в театре всего один раз - и как раз на том спектакле, который собираюсь сейчас отанонсировать: "Сад" Бориса Юхананова.

Из сказанного в предыдущем абзаце с очевидностью следует, что этот спектакль к театру в традиционном смысле слова имеет очень малое отношение. Дело в том, что Юхананов создал десять лет назад Мастерскую Индивидуальной Режиссуры, в которой воспитывал и пестовал молодые таланты, часть которых достаточно хорошо известна сегодня по клубу "Сине-Фантом". Постановка спектаклей была важной частью обучения - и главным спектаклем пять лет назад значился "Сад", поставленный по мотивам "Вишневого сада" известного русского классика. Реально спектакль был только частью проекта "Сад", ставящего своей целью - цитирую - создание нового мифа. Вечно срубаемый и вечно возрождающийся, пронизывающий собой весь массив мировой истории и культуры.

Когда произносится слово "миф" - и вообще столь много красивых и умных слов - становится понятно, что забота о зрителе не входит в планы творцов. Они работают для себя - то есть для инициирования определенных процессов внутренней трансформации и их осмысления. Иными словами, ставят перед собой цели, относящиеся скорее к магии и эзотерике, чем к так называемому искусству. Сам Юхананов этого никогда и не отрицал: помнится, однажды в "Сине-Фантоме" он (как всегда, недопустимо долго и эмоционально) рассуждал о том, что зрителей вообще надо расстреливать, чтобы творцам не мешали, а после премьеры "Сада" на вопрос, был ли спектакль удачным, ответил, что это они поймут только через некоторое время, когда смогут разобраться, какие изменения он произвел в них самих.

Самое смешное, что установка творцов на то, что "мне на зрителя плевать" вовсе не обязательно приводит к тому, что творение получается неинтересным и плохим. В случае "Сада" это очевидно не так: несмотря на изрядную продолжительность спектакля (он идет два вечера), глаза от сцены трудно оторвать. Частично это, конечно, заслуга гениального театрального художника Юрия Харикова, создавшего фантастические декорации и совершенно запредельные костюмы, но и мистериальное преображение (пусть даже не всегда удачное) - зрелище, которое увидишь не каждый день.

28 ноября, 19.00 - "Сад", А. П. Чехов, акт I-II.

29 ноября, 19.00 - "Сад", А. П. Чехов, акт III-IV.

Музей им. В. С. Высоцкого, Нижний Таганский тупик, д. 3.

Арт

Ностальгия все больше и больше становится доминирующим культурным чувством: достаточно глянуть на сегодняшний обзор: "Кое-что о Мэри" (воспоминание о восьмидесятых), Музей Маяковского (воспоминание о тех же восьмидесятых, но протекавших по эту сторону границы) и даже "Сад" Юхананова подан как "спектакль, который я смотрел три года назад". Традиция требует представить Владимира Любарова как художника, который оформлял "Химию и Жизнь" (вместе с Басыровым и Златковским), а также делал книги издательства "Текст" (в том числе - если я не ошибаюсь - первую книгу Пелевина "Синий фонарь"). В какой-то момент он решил превратиться из иллюстратора в живописца и рисовать картины - все в той же прелестной манере, немного имитирующей примитивизм. Проходящая сейчас в ЦДХ выставка "Город Щипок" - уже вторая. Первая называлась "Деревня Перемилово". Если так пойдет дальше, то вскоре нас ждет "Страна" или даже "Планета".

ЦДХ на Крымском валу.

ТВ-кино

"Неглубокая могила"

"Никогда не будьте подающими надежды! - заклинает несколькими экранами ниже Остап Кармоди, - врывайтесь как метеор!" К сожалению, и эта рекомендация не гарантирует успеха: можно ворваться как метеор, а потом - как метеор же - и погаснуть. Печальный пример тому - британский дуэт режиссера Дэнни Бойла и его постоянного сценариста Джона Ходжеса. Московской публике они известны больше всего как авторы "Трейнспоттинга", но на международный кинонебосклон они ворвались своим первым фильмом "Неглубокая могила", который нам и покажут в субботу. Тех, кто видел "Могилу", "Трейнспоттинг" неизбежно разочаровал потерей темпа и излишней моралистичностью второй половины, а третий фильм дуэта - "Менее ординарная жизнь" - разочаровал вообще всех. Ощущение, что Бойл и Ходжес выдохлись, стало общим местом: но нам не должно быть до этого дела - ведь нас ждет их первый, самый лучший фильм.

"Могила" снята в стилистике, напоминающей "Трейнспоттинг" - эм-ти-вишный монтаж, жесткая музыка, искаженные широкоугольным объективом лица - он, в отличие от более поздних фильмов, до конца держит заданный ритм, оставаясь одним из самых напряженных и мрачных триллеров десятилетия...

Как и "Трейнспоттинг", "Неглубокая могила" - фильм о распаде дружбы. Но то, что в "Трейнспоттинге" делал героин, в "неглубокой могиле" делают деньги. На этот раз друзей всего трое - двое юношей и одна девушка, вместе снимающие квартиру. Четвертый жилец внезапно умирает, едва вселившись, оставляя по себе недобрую память и... чемодан, полный денег. После недолгих колебаний молодые люди решают деньги оставить себе, а труп зарыть в лесу, разрубив и распилив его на части с помощью купленных в магазине инструментов.

"Другой реальности" ломок и галлюцинаций противостоит искаженная реальность вожделения и смерти. Чтобы очутиться в этом деформированном мире, достаточно малого: нет нужды убивать самому, достаточно просто расчленить над неглубокой могилой тело незнакомого человека - и тогда, когда тебе понадобится убить, ты сделаешь это не задумываясь.

28 ноября, ОРТ, 0-10, "Неглубокая могила".

Сегодня читатели - в лице Остапа Кармоди - были столь многоречивы, что даже молчание постоянных авторов "Культурного Гида" (видимо, плохо переносящих московскую погоду) мало сказалось на объеме выпуска. Но перед тем, как предоставить слово Кармоди, приведу цитату, больше всего потрясшую меня. В заявлении участника акции "demoSport" (в результате которой стараниями Демоса и Союза Спортивных Журналистов Москвы сто спортивных журналистов получают на полгода бесплатный доступ в Сеть) заранее впечатано - вероятно, во избежание претензий:

В случае, если в процессе работы в сети Интернет в мой компьютер будут занесены вирусы и другие "паразитные" программы, повлекшие за собой уничтожение данных или поломку компьютера, я не буду требовать как моральной, так и материальной компенсации ни от организаторов акции "demoSport", ни от провайдера Интернет-услуг компании "Демос-Интернет".

По-моему, диво как хорошо. Вы представьте себе только этого человека, который получает бесплатный доступ, а потом предъявляет претензии...

А теперь - слово Остапа Кармоди:

Плохой день...

С утра стал играть в настольный хоккей с другом и проиграл ему все матчи, кроме одного. Матчей десять, наверное, проиграл. Попил чай и пошел забирать zip-дискеты к знакомым. У знакомых на подъезде сменился код. Во дворе - ни души. Я по инерции подергал дверь, поискал и не обнаружил телефон-автомат и отправился на отрекламированный в прошлом выпуске КГ вечер поэзии.

Все стало понятно уже с зала. Отделанного под дерево, освещенного тусклым, желтым светом. Публика - все в сером, черном и коричневом. Либо в вытертых тусклых свитерах, либо в плохо сидящих костюмах. Плохо причесанные. Мне показалось, что я попал в первую половину восьмидесятых - таким жутким "No Future" веяло от всего этого. Сразу вспомнились размышления о собственном будущем в ту пору - либо в истопники, либо на лодке в Турцию.

На сцене за школьным столиком сидел президиум. Ковальджи вышел к микрофону и начал говорить о духовности. Обратный отсчет времени начался. На сцену один за другим начали выходить б. молодые поэты и читать свои новые стихи. Новые стихи смотрели вперед затылком и были в обиде на все. Первым был Арабов. Он воевал с Гамбургерами и Фьючерсами. Как закончил в 1992 писать то, что действительно называлось "Стихи" с большой буквы, так и воюет до сих пор. В борьбе с Гамбургерами нельзя выиграть. Гамбургеры не замечают того, что Арабов с ними воюет. Но ладно. Арабов был моим любимым поэтом, но это было давно.

Потом вышел кто-то, кого я не знаю. Он метафорически рассказал про похороны Брежнева. Потом Иртеньев, в целом очень милый, обиделся за Горбачева. Потом какая-то девочка (по сравнению с остальными выступавшими) спела про Прекрасную Францию - это было вроде антракта. После девочки Бунимович милосердно вспомнил не Перестройку, а прошлый век. Потом Еременко хорошо пропесочил КГБ. Последним до перерыва был видимо самый талантливый из них - Жданов. И самый честный. Он вышел на сцену пьяный (по крайней мере так себя вел) и сказал, что его новые стихи ему не нравятся. В зале захихикали. Жданов, покачиваясь и странно жестикулируя, прочел два действительно очень хороших старых стихотворения, коротких (все остальные читали по 5-7 новых длинных), махнул рукой и ушел со сцены. Объявили перерыв, и я тоже ушел.

Мне казалось, что на улице - 84-й - 87-й. Что там темно, магазины закрыты, клубов нет и в помине. Я сел в метро. Люди все в черном и коричневом, мрачные. Единственным ярким пятном была молодая красивая девчонка в ослепительно-синей куртке. Она усиленно строила мне свои огромные прекрасные глазки, но я в черной меланхолии прошел мимо и сел в другой вагон. Ничто за последние несколько лет не действовало на меня так, как этот вечер поэзии! Мне не хотелось знакомств - мне хотелось прийти домой и напиться горячего чая. Дома я не обнаружил холодной (!) воды. Горячая - пожалуйста, а холодной нет! Достойное завершение этого дня. И вот, вместо того, чтобы пить чай, я сижу и пишу этот плач. Всем, кого это интересует, я хочу предложить признаки, по которым можно отличить большого поэта. Это не талант - субстанция неуловимая. Это вполне конкретные признаки. Это, конечно, не достаточные признаки, но необходимые.

Поэт может быть сколь угодно талантлив, но

1. Большие поэты пишут стихи о том, что им сов-ре-мен-но.

2. Большие поэты не сбиваются в стаи. Они выступают поодиночке, максимум по двое, как Римские Трибуны.

3. (Самый простой признак). Современные большие поэты печатаются в издательстве Ивана Лимбаха. Это не шутка. Большого поэта всегда можно узнать по его издателю.

4. Этот признак относится не только к поэтам. Большие поэты никогда не подавали никаких надежд. То же - писатели, художники, ученые, спортсмены, кто угодно. Пригов, самый крупный наш современный поэт, как бы ни кривили рожу многие критики, никогда не был молодым и многообещающим. Он сразу, с юности, был старым злобным знаменитым циником. Если о человеке говорят, что "его звезда восходит", он конченый человек. Большой поэт может только "ворваться на небосклон". Слышите, если про вас сказали, что вы подаете большие надежды - сразу меняйте профессию, страну проживания, фамилию, внешность - иначе вам хана!!! Этот абзац главный в этом тексте, его нельзя сокращать. Не подавайте надежд. Поднимайтесь сразу, одним рывком - только так.

Сейчас позвоню своей подруге и приглашу ее к себе - только хороший трах поможет мне забыть этот музей восковых фигур. Даже без горячей воды.

С ужасом,
Остап Кармоди

Эстетические впечатления от других читателей тоже принимаются:

Имя

E-mail

Влияния различных культурных сред расположились в следующей последовательности:

институт: 34

отдельно - математическая спецшкола: 16

двор: 15

школа: 9

место работы: 8

кружок: 7

ничего из перечисленного: 7

стройотряд: 5

рок-клуб: 3

клуб самодеятельной песни: 3

отдельно - языковая спецшкола: 3

ночной клуб: 2

спортклуб: 2

Многие писавшие указали на то, что я пропустил семью, что, разумеется, случилось неслучайно. Я-то как раз имел в виду внешние по отношению к семье факторы; условно говоря, то, что делает нас взрослыми, из семьи - в большей или меньшей степени - вырывая. Но при этом вырывая за счет того, что создает как бы другую, большую, семью; еще одно место, где ты никогда не будешь один. По большому счету, бэкграунд, о котором мы говорим - понятие, связанное с подростковым и юношеским возрастом - и вовсе не потому, что "именно тогда закладываются основы культурного...", а потому, что потом каждый берет не то, что ему дает судьба (школа, институт, лагерь и т.д.), а то, что он может у нее взять сам, по принципу "с этими людьми я буду общаться, а с этими - нет". Неслучайно, что в списке лидируют институт, школа (28 в сумме) и двор - то есть места, которые не очень выбирают сами, скорее - случайно или под воздействием родителей. Нечего удивляться, что бэкграунды часто являются в культурном смысле продолжением семьи - как матшколы, о которых писал я, или походы о, которых пишет Илья Овчинников:

Первой тусовкой, сильно повлиявшей на мою самоидентификацию, была компания, с которой я хожу в походы (начиная с 1983 года, с 8 лет то есть). Компания состоит из друзей моих родителей и их детей. Число людей в походах варьируется от 11 до 39, общий костяк неизменен. Сейчас те дети, которые в первых походах были маленькими, подросли; часть их откололась и ходит в самостоятельные походы, а часть (me included) перешла в виртуальную категорию (которая все более грозит размыться) "не-родителей" (чтобы с более младшими детьми не путали) и продолжает ходить в походы, никак не напрягаясь обществом взрослых, а наоборот. Походы от 2 до 3 недель, маршруты варьируются от Тверской губернии до Северной Карелии и Архангельской области. Эти 2-3 недели обычно - отдых для души невообразимо высокой степени, т.к. все друг друга очень любят (а вдали от цивилизации особенно), живут как одна семья и черпают душевные силы просто из того, что находятся в обществе друг друга; а поскольку мы ходим вместе давно, то механизм разных процессов вполне отлажен, так что со стороны может показаться, что костер зажигается, палатки устанавливаются, а плавсредства загружаются - сами собой.

Обучение в спецшколе # 44 на меня не повлияло никак особенно. Единственно - в 5-6 классе все любили Модерн Токинг, а я, кроме этого, еще любил Битлз. Так что я справедливо считал себя инакомыслящим.

До крайности на меня повлияли четыре года, проведенные в школе-гимназии # 67 (сейчас - гимназия # 1567). Это был просто рай на земле. 1. Там были гениальные учителя - Эдуард Львович Безносов (ты, Сережа, кажется, с ним знаком), Тамара Натановна Эйдельман, Лев Иосифович Соболев. Независимо от того, были ли у тебя интерес к их предмету и усердие к занятиям, - чисто в человеческом плане общение с ними давало очень много. 2. Там были также и вполне хорошие ученики, некоторые из которых остались моими друзьями до сих пор (а из старой школы - никого, - это о чем-то говорит). В большой степени тут дело в половом созревании, но наше общение в 10-11 классе (я имею в виду кружок из 5-7 человек) давало на 48 часов в сутки пищу сердцу и уму. 3. Учителя заботились не только о том, чтобы нам интересно было учиться, а и о том, чтобы нам было интересно жить. Они ставили с нами спектакли, не менее 2 раз в учебном году вывозили нас на каникулы в Вологду, Кострому и прочие замечательные места, они устраивали для нас лекции, экскурсии, кинопоказы и многое другое. Рассказывать можно бесконечно, но сам за себя говорит следующий факт: школа была окончена, а я (как и многие товарищи) продолжали ездить в поездки, участвовать в спектаклях, помогать учителям в приеме зачетов (до сих пор читаем младшим ученикам лекции); некоторые даже умудрились попробовать себя на педагогическом поприще (кое-кто и сейчас преподает). Короче, эта школа была "вторым домом", если, в те годы, не первым!

Обучение на истфаке на меня никак особенно не повлияло, но не могла не повлиять компания, которую я там себе нашел. На картошку перед первым курсом нас не вывозили, а то у нас был бы шанс подружиться уже к 1 курсу. А так - весь 1 курс я был уверен, что на курсе я гораздо лучше всех (хоть и завалил к черту первую сессию) и что дружить не с кем. Но, спасибо истфаку, после 1 курса нас послали под Смоленск на археологическую практику. Это был еще один месяц такого же счастья, как в школе. 8 часов в день с лопатой меня не очень утомляли, а зато остальное время было заполнено таким непосредственным и живым весельем, как будто это был детский сад или первый класс. Люди (даже снобистский я) перезнакомились на второй день, а на третий были уже лучшими друзьями. За четыре недели никто друг другу не надоел. Ну а то, что в конце экспедиции мы нашли сенсационный клад Х века, еще более всех сблизило - как же, сильнейшее впечатление в жизни. А ведь экспедиций было несколько, любого из нас могли послать и в другую! Но нам повезло, и для многих из нас тот июль 1993 года до сих пор определяет круг общения.

Последние полтора года я работаю в Русском Журнале, что также не может не определять моих интересов (volens nolens приходится быть по уши в Сети) и круга общения. Но наибольшее спасибо - школе.

Перед тем как перейти к суровому перечислению, процитирую еще одно письмо:

А как же спорт? Это Вам не кружки кройки и шитья, это "тусовки" покруче всяких ночных клубов. Любой приличный спортсмен "тусуется" 10-15 лет практически в одной и той же компании людей. А про культурный backgr.- так у нас от D.J.BOBO до Larry Byrd и Bessie Smith, соответственное и литературное развитие - у каждого свой прикол и каждый делится им со всеми - так и развиваемся. В других "коллективах физкультуры" примерно то же самое. Это я вообще к тому, что спортсмены - немного особенные и их не надо забывать.
(Александр Мурзин)

Среди других мест фигурировали пионерлагерь (as a child and as a groupleader (vozhatyi;-) ) either) (Андрей Мягков), музыкальная школа (Андрей Кинаш), таинственный "Лагерь актива Творческой молодежи Мордовии" (Сергей)^ СПбГУ (ЛГУ) (особый мир, достаточно изолированный от метасоциума - Андрей Лобазов) и даже... мужской монастырь:

Мужской монастырь был определяющим событием моей биографии. Социальный опыт, полученный в этом наихристианнейшем месте, до сих пор продолжает коверкать мою жизнь. О чем совершенно не жалею. Ныне пью из иных источников (см. основной список).
(Натуля)

Что касается меня, то я вынужден - со вздохом - назвать вторую школу и Беломорскую Биологическую Станцию. А потом я вырос и мой бэкграунд стали составлять маленькие, никому не известные компании - потому что пропало желание идентифицировать себя на основании фактов своей биографии, а захотелось, напротив, классификации бежать. Лет с двадцати с чем-то влияние на меня оказывали уже отдельные люди, а не "тусовки": список этих людей довольно длинен, и, думаю, не место его здесь приводить.

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru