16.12.98

Авторитеты

Юфит, наконец, и...

Владимир Левашов

Виктор Мазин. Кабинет некрореализма: Юфит и. - СПб.: ИНАПРЕСС, 1998. - 208 с.; тираж 500 экз.; ISBN 5-87135-057-7.

Вся Земля в целом представляет собой великую лабораторию природы, в которой происходят разнообразные взаимодействия физических сил.

Надпись на стенде
в Политехническом музее

Помните, когда Вольке понадобилось позвонить, а в телефон-автомат была очередь, то Хоттабыч, выдернув волос из седой бороды, создал для своего юного повелителя персональную будку. С аппаратом из цельного куска мрамора. Много лет спустя, во времена нового отечественного капитализма получили известное распространение пусть не компьютеры или автомобили, но хотя бы визитные карточки из дорогого дерева и камня. Телам желания свойственно размножаться массивными "объектами без органов", порождениями чистого декорума, абсолютной имитации. Выделять из себя дизайн излишества, которому тяжесть вещества нужна только в качестве знака реальности.

Насколько мне известно, есть лишь одна практика, где порождения таких тел избавлены от вопиющей нелепости. Это - искусство, создания которого, будучи фиктивными, избегают идеологически-тотальных воплощений как раз ценою своей условности. И только благодаря живой деликатности, скромности его субъектов перед лицом "первой реальности".

Напротив, художественные амбиции, перешедшие в теорию, науку, любые другие виды "общественной практики", в своем тоталитаризме уродливы и репрессивны. И узнаются сразу же по тяжелой серьезности и отсутствию иронии, по неспособности к импровизации, к жизни без правил. Они не могут существовать без традиции, но в качестве традиции всегда выбирают моду вчерашнего дня. Особенно гротескно, когда такой модой оказывается любая форма радикализма, декларативный антитрадиционализм. Когда ей поддается художественное подполье, переживающее период запоздалой социализации, время искушения официозом. Когда юный пионер Волька вместо того, чтобы повзрослеть, вдруг самым неожиданным образом превращается в старого пердуна Хоттабыча. За примерами ходить недалеко: они многочисленны и в московском, и в ленинградско-петербургском искусстве. Но при этом не имеют отношения к Евгению Юфиту, в данном смысле составляющему редкое исключение. И вот тебе на - первая же толстая книжка, посвященная ему и ассоциируемому с ним движению некрореализма, возвращает исключение Юфита к унылому правилу.

Книга Виктора Мазина меня наверняка бы приворожила, будь мне лет восемнадцать-двадцать. Могу утверждать с уверенностью, потому что, едва завидев ее, ощутил мимолетный, до боли знакомый душевный спазм. Она - сплошная присяга, клятва в верности, вопиющая имитация Научной Книги. Почти универсальный комментарий, подмявший под себя текст. В комментарии Мазина проваливаешься, словно Алиса в кроличью нору: тут тебе и география, и банки с вареньем. Бесстыдно и безвкусно доведу аналогию до конца: банки с вареньем - это фрагменты "из архива" некрореализма, а также большая часть репродукций. Они и есть самое сладкое в книге. Хотя на вареньи Алиса как раз и обломалась: выхваченная ею банка с надписью "апельсиновое" оказалась пустой. Может быть, оттого, что девочка соблазнилась географией, то есть комментирующими ее полет рассуждениями? Подобным образом, и большинство комментариев в книге - сплошная дыра, хоть до Австралии падай. В них изумленно и падаешь, как в бесконечный bad trip, чтобы столь же неожиданно, в полном изнеможении, вынырнуть и вскоре опять провалиться. И так до последней главы под названием "Повторение, наконец," до последней страницы, где комментарий наконец безоговорочно становится текстом, текст - сплошным навязчивым повторением, повторение - заключительным "и" и... далее смотри обложку. Кольцевая композиция, знаете ли...

Возьмем наугад хотя бы страницу... 66. Здесь комментируется образ железной дороги. Логическая последовательность такова: железная дорога - смерть (цитаты из Фрейда и Левинаса) - путешествие (уже интересно). Далее следует маленькое открытие: "Между тем (курсивом - В.Л.), любимой книгой маленького Юфита в возрасте 8 лет (характерный стиль! - В.Л.) были "Путешествия Одиссея" (удивительный случай, особенно если дело происходит в Ленинграде, а не в Мухосранске). Далее Пропп и сказка, сон, кино, фильм Юфита. Мы приехали обратно, в текст, к словам "в виде железной дороги", за которыми идут "или" и "берега". Остановка в тексте минимальна, слово "берег" снова комментируется: "Вот какое впечатление породила фотография Е.Юфита "Берег"...". Далее следует просто микропоэма в прозе. Дочитав ее, мы получаем возможность узнать, что юфитовская работа породила поэтическое впечатление непосредственно в В.Мазине, а также в О.Туркиной, в той самой, которой вместе с ее "особо чутким вниманием" в списке благодарностей отведено второе, вслед за Юфитом, место. Непосвященного, но внимательного читателя упоминаемая дама заинтригует тем более, что ее фамилия встречается в книге многократно, и совершенно непонятно, почему бы В.Мазину было прямо не объявить благодарности собственной жене, каковой О.Туркина и является. Было бы естественно, неискусственно. Меня, однако, больше заинтриговали некоторые другие персонажи из числа цитируемых автором. Особенно приглянулся один, впервые замеченный на странице 111 и оцененный за фразу: "Живая плазма не случайно возбуждает брезгливость. Жизнь всегда, в самой основе есть вязкость и муть". Зовут его Л.Липавский, упоминается он, согласно именному указателю, четыре раза, цитируемый текст издан в 1995 году, самая "дальняя" из цитируемых страниц - 381-я. То есть текст - значительного размера, но что за текст, так и остается неизвестным. Этого мне жаль особенно.

Однако беда не в такой мелочи, даже не в том, что декомментированный текст книги читать почти невозможно. С этим можно смириться, имея опыт штудирования академической литературы. Проблема в том, что и такой опыт в нашем случае ненадежен. Ведь обычно ученый гуманитарий излагает дело таким образом, что ясно, где его собственная речь, а где чужая. Здесь же, набредая на интересный кусок, никогда не знаешь, то ли автор сам его придумал, то ли раскавыченным и тайным образом готовит тебя к очередному падению в сквозное цитирование. То ли жив, то ли умер. Иногда кажется: да, очевидно, жив - когда входишь вслед за ним в штопор очередного парахудожественного построения (не прошли даром уроки постклассического философствования). А иногда - точно, наверняка, умер - когда уж слишком подозрительно напоминает некроперсонажа, говорящего ничто, отсутствующего где-то, существующего "между мнимым и немым", не дающего читателю возможности собрать предложения в абзац, а то и слова в предложение.

Есть и еще одна, сугубо прагматическая неприятность, связанная с подобной литературой: ее почти невозможно цитировать. Как невозможно цитировать текст, в библиографии которого в одном ряду оказываются Делез, Зюганов и какой-нибудь адепт черной магии из-под Тулы. Кажется неприличным, непрофессиональным. Даже если очень хочется.

Таким образом, истинно полезное содержание книги содержится прямо в Содержании (то есть в оглавлении). К которому тебя все время и прибивает - то еще свеженького, когда главка счастливо невелика, то после бесконечных мытарств. Вот здесь, в списке глав, и открываешь для себя настоящее искусство авторских формулировок, узнаешь с самого начала известные ответы на мучающие в ходе повествования вопросы. Вспоминаешь в наконец кратком повторении, что речь идет "о странном", что ему "имя - некрореализм", что мы "в месте отсутствия", где есть и "парадокс и амбивалентность". А иногда проваливаешься в ужас, выразимый только так, судорожно: "в каком времени: когда мы?" - и тогда приходится вести себя осторожно, "сокрываясь", неважно как - "естественно, искусственно"... Какая разница, в конце концов, когда все - лишь "смещенная активность", "смутный образ на всепоглощающем фоне", "превращения воображаемого", "садизм при влечении (к) смерти" и нескончаемое "повторение, наконец," "и"...

Впрочем это "и" впервые приковывает внимание на обложке. На твердой черной обложке soviet look с манящими словами, тиснеными золотом. Среди них слова "психо/техно" мне понравились особенно. Увлекли в сторону тинэйджерски интересного. Например, музыки... эйсид джаз, техно-хаус, сайкэделик, драг-калче, хард-порно, садо-мазо... Хотя, последние - уже не музыка, а музыка слов. Чистая акустика, абсолютная пластика, и, еще точнее, стилистика: тот самый тотальный дизайн. А еще привлекли внимание две отдельно стоящие буквы: уже упомянутое "и" и "Б" в квадратике-прямоугольничке (помните: ""А" и "Б" сидели на трубе..."). А еще вполне универсальный список из четырнадцати дисциплин, начинающийся с "А", с антропологии, включающий криминологию, криптозоологию, критику (чувствуете созвучие), палеонтологию, философию и пр. В сокращенном и измененном виде он снова появится на странице, следующей за внутренней обложкой - опять же как элемент кустарного оформления. Чтобы на следующей полосе, мутировав, превратиться в первое, типичное предложение текста: "Эта книга адресована тем, кого одновременно затягивают ...кино, некрореализм, фотография (...) фобии (...) антропогенез, одержимость, психопатология..." Вас затягивают фобии или одержимость, или психопатология? Если нет, то по крайней мере антропогенез вас уж точно затянул.

Первые страницы и есть квинтэссенция книги. Любопытным я бы рекомендовал также прочесть документальные материалы в начале главок да посмотреть картинки, особенно не огорчаясь по поводу странностей общего полиграфического оформления и ксероксообразности репродукций. А если дело дойдет до большего, собственно до авторского текста, то просто смириться:

• с тем, что потеряло известное обаяние самиздатовского журнала "Кабинет", чтобы исполниться тяжелого безвкусия в "Кабинете некрореализма";

• с вросшей в сознание андеграундностью и ненормативностью, мимикрирующими под нормальность и академичность;

• со всем тем, что остается не только личной проблемой Виктора Мазина, но сквозит повсеместно в нынешней деятельности, обозначаемой уже бессмысленным термином "русское современное искусство";

• с пафосом и грехом универсализма и концептуализации творческого процесса;

• с психопатологией моего поколения ...

Страница Евгения Юфита на сайте ЦСИ Сороса в Санкт-Петербурге

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru