Алексей Алов. Urbi. Вып. 14. Вып. 15


				28.08.98

Urbi. Вып. 14 (Опыты в стихах и прозе)

СПб.: А/О Журнал "Звезда", 1998. - 216 с.; тираж 300 экз.; ISBN 5-7439-0034-5.

Urbi. Вып. 15 (Очерки о названиях
и пространствах России и ее окрестностей)

СПб.: А/О Журнал "Звезда", 1998. - 208 с.; тираж 300 экз.; ISBN 5-7439-0035-3.

Опыт "Urbi"

Вышли в свет очередные выпуски небезынтересного и небезызвестного альманаха "Urbi" - четырнадцатый и пятнадцатый. Напомню, что альманах этот был поначалу нижегородским - в 1991-1993 годах в Нижнем микроскопическими тиражами были изданы четыре номера, а потом одному из его основателей, Кириллу Кобрину, пришла в голову мысль сделать издание нижегородско-петербургским, соединив "третью столицу" со "второй", - и теперь питерская часть редколлегии (Алексей Пурин и Владимир Садовский), минуя Москву, запросто может ездить к Кобрину (и наоборот) для участия в так называемых "представительских мероприятиях". Сведения об этих деяниях легко почерпнуть с обложек "Urbi", вообще сведениями пестрящих. Редакторы не только учредили литературную премию имени П. А. Вяземского - "за лучшие произведения, отвечающие идеалам художественного аристократизма и высокого дилетантизма", но и вручили ее: в 1996-м - Игорю Померанцеву в Нижнем Новгороде (в виде шелкового халата), в 1997-м - Самуилу Лурье в Петербурге (в форме коробки сигар). А чего стоят эпиграфы к альманашным выпускам - "urbi et urbi", "из urbi возгорится orbi"!..

Все это следовало бы счесть игрой в очередной "Арзамас", когда б не наличествовала завидная издательская активность: сборные номера решительно растолстели, в промежутках меж ними замелькали авторские книги. Первым делом редакторы, разумеется, занялись "самиздатом" - А. Пурин "Воспоминания о Евтерпе" (1996), К. Кобрин "Профили и ситуации" (1997), В. Садовский "Удуванчики и аромашки" (1997), но не забыли и своих лауреатов - И. Померанцев "По шкале Бофорта" (1997), С. Лурье "Разговоры в пользу мертвых" (1997). Имена Кобрина и Померанцева появились в антибукеровских списках, книга Пурина получила "Северную Пальмиру".

Что касается альманашных выпусков, мне, честно признаюсь, неясно - какая общая эстетическая платформа объединяет редколлегию "Urbi", заставляя ее создавать зыбкие, но не лишенные своеобразной грации семантические конструкции, соединяя в общем контексте "видиомы" Ры Никоновой с бытописательной прозой. Впрочем, в этом-то "мультикультурализме", возможно, и состоит своеобразие "Urbi", а стилистическая амбивалентность, быть может, и дает этому изданию шанс выжить.

Последние номера пестры как никогда.

Четырнадцатый, позаимствовавший батюшковское название "Опыты в стихах и прозе" (1997), предваряется "вяземской" речью Лурье, в которой лауреат признает, что отказался бы от премии "за высокий профессионализм и художественный демократизм": "такая премия называлась бы, конечно, премией имени Фаддея Венедиктовича Булгарина".

Проза Сергея Денесенко "Кот на котурнах" - типичная "петербургская повесть" со всеми аксессуарами этого жанра: гофманианой и достоевщиной, отсылками к произведениям Пушкина и Ахматовой. Сюжет предельно литературен: герой сочиняет повесть "Кот на котурнах" и, постоянно "проглатываясь" им же придумываемым повествованием, претерпевает разные роковые коллизии. Из затруднительных положений повествователя выручает старая дама, именуемая не иначе как А. А., а равно и умение сочинять волшебные хокку. То там, то тут мелькнет стройная фигурка курчавого лицеиста - что и не удивительно в тексте составителя книги "Эротические рисунки Пушкина".

Фабулу "Белых ночей" (замечаете!) Владимира Симонова пересказывать бессмысленно: кому интересно, что супружеская чета средних лет отправляется к родственникам в другой город; кому любопытны случайные и ничего не значащие разговоры с попутчиками, вагонная маета? Дурманящую и вязкую прозу Симонова, словно забывшуюся в тех канувших десятилетиях, когда в литературе ценился "язык", когда "боролись за стиль", когда писатели именовались "мастерами культуры", лучше читать. Например: "Был у него и катер, на который он копил, потом купил и по воскресеньям уезжал на залив вместе с лайкой Майкой, похожей на Тамару. Но вот что-то у них не заладилось, возник роковой резонанс, и однажды я услышал, как Тамара вполоборота на ходу в кухню бросила: "Мелко плаваешь, Шишкин".

Тематика рассказов Михаила Окуня и Юрия Якимайнена - алкогольно-эротическая: незадачливые выпивохи либо мечтают о сексуальных подвигах, либо с натугой осуществляют эти мечты. Примерно о том же - и опыты Влада Пенькова, только его герои - обитатели психбольницы.

Поэзия представлена диалогом Александра Леонтьева "Сапфо и Алкей" (греческие поэты размерами Бродского обсуждают вопросы служения Киприде и Фебу), циклом Дениса Датешидзе "В поле местоимений" (с легкой руки Мартина Бубера "я" и "ты" превращаются в объекты лирического изучения), стихами Василия Русакова (тоже весьма учеными: "И прав Жуковский - не права Людмила, Верней Ленора... Значит, Бюргер прав..."), переводами Алексея Кокотова из А. Э. Хаусмана (о качестве переводов судить не берусь, но предисловие и комментарий хороши - и в основном не о Хаусмане, а о Набокове), а также посмертными публикациями - мистерией "Происхождение жизни" Александра Кондратова и поэмой "Лу" Игоря Бахтерева. К поэзии, пожалуй, следует отнести и прозу Сергея Сигея "Беседка Садаря", поскольку у этого автора все слова щелкают соловьями, а понять решительно ничего нельзя.

Завершаются "Опыты..." переводом антиутопической (точнее - антисоветской) повести американской писательницы российского происхождения Айн Рэнд (1905-1982), выполненным Д. Костыгиным, и "литературоведеньем" - статьями Валерия Хащина "Хрестоматийный Лермонтов" (о "Горных вершинах..."; в частности, строка "Отдохнешь и ты" трактуется как обращенная к Богу) и Алексея Антонова "Опыт (обратите внимание! - А. А.) литературного сыска" (о романе Булгакова "Мастер и Маргарита").

Пятнадцатый выпуск назван витиевато - "Очерки о названиях и пространствах России и ее окрестностей" (1998). Воображаю себе разочарование и ужас какого-нибудь вдумчивого ученого, специалиста по топонимике, неосторожно заглянувшего в эту брошюру! Типичное для "Urbi" конструирование псевдоконтекста в ней налицо: разделы озаглавлены так - "Очерки о названиях", "Очерки о названиях и пространствах", "Очерки о пространствах". Мы же поделим материалы выпуска иначе - а) о России, б) об окрестностях.

Российские/советские просторы раскрываются в "школьных" главах романа Андрея Сергеева "Альбом для марок" - "Семилетка", "Мой Бодуэн" и "Удельная" (составители называют их почему-то "неопубликованными", хотя они напечатаны в однотомнике А. Сергеева "Omnibus" - НЛО, 1997). Всяк читавший книгу букеровского лауреата знает, сколь своеобразно щемящая тоска мемуариста сочетается там с язвительностью "несносного наблюдателя". А "урбические" главы романа к тому же особенные: в сущности, они - жаргонно-матерщинный словарик школьника первых послевоенных лет, собранье похабных дворовых частушек, обманок, считалок.

Это устойчивое ментальное пространство вовсю аукается в стихотворениях Бориса Рыжего (одно из которых так и названо - "Матерщинное", а остальные населены "дворами", "ментами", "ворами"), отзывается в "лингво-физиологическом" очерке Кобрина "Куча" былых времен" (о нравах и лексике тех самых запретных толкучек, где при Советах покупали и выменивали дефицитные западные грампластинки), в пародийном эссе Вадима Демидова "Usse" (о том, как "правильно", по-научному пить мочу в лечебных целях). Оно, пространство, неровно дышит и за короткими рассказами Садовского (перипетии службы в стройбате), и за "стилизованным дневником" Алексея Кирдянова "Январское рандеву" (литературный быт самого свежего по времени поколения российских пиитов), и за новеллой Юрия Шилова "Прикосновение к дали" (возможно, надо читать "к Дали": горизонты тут весьма сюрреалистические).

Да и окрестности России затянуты дымкой голубой мечты только в видениях стихотворцев Алексея Машевского и Александра Шаталова (оба пишут о Нью-Йорке, но у Машевского он дан в импрессионистски-голубоватых тонах, а у Шаталова - в откровенно-джинсовых), в цикле Пурина "Домик в Саардаме" (о Голландии: описано, например, как Пушкин после несмертельной дуэли уезжает туда вместе с Дантесом). В драматических же сценах Померанцева заграница предстает мрачным прибежищем для жалких и полубезумных переселенцев ("Краткий разговорник для приезжих").

Под нашу (?) классификацию не подпадают лишь два материала выпуска - авангардно-лингвистическое сочинение "Про-заик", подписанное "Зернов Д. В. Давыдов В. В." (здесь вольная фабульная голубизна ... происходит "где-то у нас"), и всерьез тартуское исследование В. Мордерер и Г. Амелина "О зодиакальной семиотике раннего Пастернака" - о двойничестве и близнячестве, "двух иноходцах", Касторе и Поллуксе, о дружбе поэта с Константином Локсом, о конях и розах (обращу лишь внимание на не отмеченную исследователями в разбираемом стихотворении "Сумерки... словно оруженосцы роз..." жеребячью аллюзию - Лермонтов, начало поэмы "Монго").

Почему, спросите вы, эта работа филологов не вписывается в предложенную рецензентом неополитическую классификацию? А потому, что ее объект - подлинная литература, которой нет дела ни до геополитики, ни до социологии... Чего мы и желаем достичь большинству авторов "Urbi". И самому альманаху.

Алексей Алов